Правдоподобно? А между тем, приняв эти доводы на веру, вы ошибетесь, улыбнулся мне Инегельд.
- Почему?
- Все могло происходить так, как я вам описал, но произошло совсем иначе. Вы пили Эликсир после моего предупреждения? Впрочем, не лгите. Это написано у вас на лбу, - и он указал двумя перстами туда, где по его представлению имелось явное свидетельство моего непослушания. И учтите, продолжил он - если это вижу я, то вас, Рогволд, сумеет приметить и кто-нибудь другой, настроенный не так дружелюбно.
Инегельд встал и мягким, кошачьим шагом прошелся по комнате. Он остановился у полки с философской литературой. Затем мой гость вытащил оттуда какую-то книгу и протянул мне:
- Откройте и читайте!
- А номер страницы?
- Как откроете, так и читайте, - последовал ответ.
- "Как бы недоверчиво не относилась к аналогии наука за обманчивые ее результаты, именно аналогия остается нашим главным орудием, а на более ранних ступенях культуры влияние ее было почти безграничным. Аналогии, которые для нас не что иное, как вымысел, были действительностью с точки зрения людей прошлого. Они могли видеть огненные языки пламени, пожиравшего свою жертву. Они могли видеть змею, которая при взмахе меча скользила по нему от рукояти до острия и жалила в самое сердце. Они могли чувствовать в своей утробе живое существо, которое грызло их во время мучений голода. Они слышали голоса горных карлов, отвечавших им в виде эхо, и колесницу небесного бога, громыхавшую по небесной тверди..."
- Бернетт Тайлор, уважаемый в прошлом этнограф.
- "Люди, для которых все это было живые мысли, не имели нужды в школьном учителе и его правилах риторики. Уподобления древних скальдов были содержательны, потому что они, по-видимому, и видели, и слышали, и чувствовали их. То, что мы называем поэзией, было для скальдов действительной жизнью, а не маскарадом богов и героев, пастухов и пастушек, театральных героинь и философствующих язычников, как для современных рифмоплетов..." Знаете, Инегельд, а в этом есть своя правда.
- Насколько я понял, вы, Рогволд, не злоупотребляли моим питьем. Да, да. Фляга и ее содержимое до недавнего времени принадлежали мне. Но я вовсе не собираюсь их у вас отнимать. Каждый в силах сам изготовить нужный ему эликсир, но не всякий способен достойно им распорядиться. Пока что, Рогволд, вы, вероятно, были лишь сторонним наблюдателем, не имея возможности снова участвовать в событиях, видимых вами. Они мелькали, точно картинки на экране кинотеатра. Однако, при некоторой тренировке, а проще сказать, владея кое-какими секретами, магическими приемами, если хотите, вы сумели бы активно вмешаться в памятную реальность. История не линейна, она даже не совсем спираль, как некоторые полагают.
Представьте себе перекати-поле, влекомое ветром по пустыне. Клубок с перепутанными и сросшимися ветками. Есть множество путей проникнуть из одной точки нашего клубка-истории к другой, они параллельны. Не в смысле геометрии, конечно, параллельны, но, увы, для подавляющего большинства людей эти дороги не равновозможны. Только магу доступно поменять одно направление на альтернативное ему, потому что он сам управляет случаем, а не случай владеет им. Учтите это, хотя бы ради собственной безопасности.
Я едва удержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
- Что бы вы возразили мне в ответ, если бы я изрек такой, еще более смешной тезис: "Любой человек - это опустившийся потомок бога, и только очень немногие из этих "всех" сохранили в чистоте свою божественную кровь."
- Я, Инегельд, не причислю себя к атеистам, но смотрю на Всевышнего, скорее, как на Природу.
Он снова прошелся по комнате.
- А вы не задумывались над идеями Эвгемера? Он считал, что на каждом этапе исторического развития существуют личности, заслуги которых пред человеческим сознанием неимоверно велики - по этой причине они становятся богами. Боги - лишь обожествленные люди, хотя и бессмертные, в смысле, постоянно возрождающиеся вновь. Пращуры воплощаются в потомках.
Мне показалось, что он в буквальном смысле гипнотизирует меня, только, делает свое дело ненавязчиво, но весьма убедительно.
- Так, какое отношение это имеет к эликсиру. И зачем мне все это знать?
- Самое прямое отношение. Стоит перебрать лишку - и вы начнете обратный путь, овладевая мыслями и знанием собственных предков.
Спускаясь вниз по фамильному древу, туда, во тьму веков, одна или другая ветвь его приведет к Первоотцу.
- Адаму, что ли?
- Для кого как! Но вам, Рогволд, родство с Иеговой не грозит...
- Спасибо и на том.
- ... Вы отмечены Руной Велеса.
- Кого?
- Я забыл предупредить, что даже самый отдаленный потомок бога, но все-таки не смешавший свою кровь с детьми иных кумиров, обречен продолжать дело своего Прародителя. Даждьбожи внуки предпочитают быть кем-то распятыми, но мы, Коровичи, если распяты - то по собственному почину... его глаза дико блеснули.
- Сумасшедший! - оторопел я.
- Конечно, вы можете выставить меня за дверь под каким-нибудь уважительным предлогом. Мои слова походят на бред сумасшедшего, и не стоило бы вот так, сразу, посвящать вас в эту междоусобицу. Но за средой всегда следует проклятый четверг, и времени у нас у всех - три дня.
- Знаете. Тут скоро одна встреча. Я тороплюсь. Все, что вы рассказали, было очень интересно, но... Сами понимаете.... В случае чего, где мне вас найти?
- В среду после пяти у подножия Лысой горы, - глаза маньяка просверлили насквозь мой лоб.
Накинув плащ, Инегельд шагнул к выходу, я поспешил проводить нового знакомого. На пороге он неожиданно замер. Обернулся. Усмешка тронула его губы.
- А впрочем, ладно...
Затем Инегельд ушел. Я облегченно вздохнул и запер дверь кроме замков еще и на засов. Взгляд мой упал на толстый ореховый посох, второпях забытый гостем в углу коридора: "Не предлог ли это вернуться? Открывать не стану. Никого нет дома."
Вернувшись в комнату, я комфортно расположился в глубоком кресле и отпил из фляги.
На крышу лицом ниц меня опрокинул рев пикирующего бомбардировщика. Я взвизгнула и закрыла голову руками.
- Ой, мама!
Летели зажигалки. Песок в ведре казался тяжелее свинца.
- Сонька, ты чего? - подружка толкнула меня в бок.
Я снова падала вниз лицом. Липкая глина проникала в дырявые боты.
- Воздух!!
Пули ложились дорожкой на стену противотанкового рва. Лопались кровавые мозоли. Мы бежали в лес. Надсадно выла сирена...
Несколько голодных ребятишек сидели на кровати, прижавшись друг к другу. В горнице о чем-то спорили взрослые.
- Негоже у святого отца брюкву воровать! - услышала я строгий голос бати.
Потом вбежал Сергунька. Брат держал в каждой руке по ломтю ржаного хлеба, щедро сдобренному горчицей.
