Через насыпь мы перешли все вместе. Наш новенький на самом гребне вдруг на миг как бы запнулся, уставился себе под ноги. Понятия не имею, что он там высмотреть хотел: не рельсы же, еще, наверно, в прошлом веке снятые.
И еще раз запнулся, когда увидел транспортник. С издевательским восхищением пробормотал: «Какая техника…» Мне даже обидно сделалось: нормальный «Стегодон», таких сейчас тринадцать на дюжину.
– Ну, брат, не такая уж безобразная техника. – Иван словно мысль мою прочел. – Если не для спецопераций, то вполне и весьма. А на спецы другие слоники ходят. Давай, забираемся.
(Я видел, как он украдкой показал Курсанту и Князю большой палец. Те коротко кивнули. Что ж, по нынешним временам достаточно: они у нас костяк. Сейчас многие решения принимаются вот так, на ходу – и ошибок пока не было.)
Чтобы забраться, надо было сначала пройти мимо убитых: обоих наших уже переложили в 200-й отсек, конечно, а этих оставили здесь, всю дюжину, не до них. Оружие только собрали и уцелевшую экипировку. Экзо тут почти ни у кого и не было, это же не кадровики, а криминалитет из золотой бригады.
Я все еще следил за новеньким просто на всякий случай. Он на лежащих покосился с достаточным равнодушием, выдающим привычку и опыт. А когда надо было подниматься в десантное отделение – запнулся в третий раз, однако на самую крохотную миллисекундочку: тут же сообразил, куда надо поставить ногу. Но ясно, что «Стегодоны» для него на самом деле в новинку. То-то.
– Готовы? – осведомился Роберт и, дождавшись ответа, отсигналил в машинное. Водитель врубил воздушную подушку, нас плавно качнуло – понеслись, в общем. я снова покосился на новичка, но не сумел понять, в диковинку ли ему такое.
Роберт пригнул к себе раструб бортжурнала и продиктовал:
– Эпизод завершен. Квадрат восемь дробь четыре дробь пятнадцать, запятая, три. Юлианский час три сорок семь. Итог боестолкновения: двенадцать дробь минус два плюс один, легкораненых трое, тяжелых нет. Уточнение: по окончательным итогам в группу принят новый боец с позывным…
Он сделал паузу, но новичок не откликнулся.
– «Парень или дядя»… – пробормотал Иван.
Шутки шутками, а это определение было метким, и к новичку оно подходило лучше некуда. Так-то он нашего возраста, под сорок: эта война – дело взрослых. Но когда ему случалось улыбаться – не просто молодел, а словно бы в парнишку превращался, в тинейджера, прямо хоть мороженое ему покупай… и самим себе тоже, потому что мы с ним рядом, все, точно такими же пацанами делались. Как раз через пару дней, в одном совершенно чудном городке, будто застрявшем во временно́й складке, где нет никакой войны…
Впрочем, это тоже «из потом». А «из тогда» внимание на себя обратило другое: новичок, на тот момент целиком и полностью неулыбчивый, никак не включился насчет позывного.
Хотя вообще-то бывает. я лично знал одного такого: книжный червь, специалист по Мендельсону, реальной жизни за пределами своего уютного кабинета не представлял напрочь и не хотел, а вот когда пришло время – дрался как черт.
Все мы тут его знали…
– Ну вот смотри: со своей семьей, друзьями, одноклассниками ты ведь в Паутине общаться будешь? – терпеливо объяснил Роберт. – Будешь. И не под собственным же именем, правильно? Сам понимаешь… Плюс в нашей базе данных тоже лучше без нужды не светить во избежание. Итак?
Новичок по-прежнему не отреагировал.
– Я, к примеру, Вайда, – продолжил Роберт уже с совершенно ангельским терпением. – Жил во время оно такой режиссер, да пребудут с ним все студии и творческие объединения от «Кадра» до «Аксона» ныне и присно, Omen! Ваня наш – Тахмасиб: тут объяснять, думаю, особенно не надо; ну и Зеннай, Курсант, иже с ним. Игорь – без вариантов Князь. Георгич – Нуси…
– Почему?
– По старой памяти, – угрюмо буркнул не Роберт, а Нуси как таковой. Князь посмотрел на новичка предостерегающе, но тот и не подумал переспрашивать.
– Вот. А Жорди наш Никулау Фелип – ни в коем случае не Филипп! – Микель Леонор Элай… э-э-э… виноват, Элиас Фаусти Дуардо – он Учитель. Самый настоящий, между прочим.
– Ола. – Учитель вежливо кивнул.
– Салудос, – неожиданно ответил новичок. И отсалютовал поднятым кулаком.
Жорди Никулау и так далее нахмурил брови, сосредоточиваясь, потом что-то ему понятное вспомнил, коротко просиял – и опять нахмурился, уже осознанно:
– Не надо шутить с этим, молодой человек. Любая политика отравляет души суетностью, но все-таки есть такая пропаганда, которой даже сейчас не место…
– Ну-ну, благородные доны, – вмешался Курсант, – это потом. Фашисты еще здравствуют, а вы уже сцепились. Давай, боец, определяйся с позывным.
– Барабанщик, – без колебаний ответил новичок.
– …Барабанщик, – договорил Вайда в раструб.
Больше до вечера никто из нас ни слова не сказал. Турбина взвыла – и «Стегодон», переходя в динамический режим, заскользил по маршруту в метре над рельефом.
* * *
Кажется, они с Учителем что-то поняли друг о друге – и это им обоим не слишком понравилось. Несколько дней старались не общаться. Или, может, мне показалось. Из этих дней у нас только один оказался золотым: тот во «временной складке», я уже говорил. Остальные – чернее некуда.
В общем, хороший пулеметчик сверх прежнего штата пришелся очень кстати. И «виперу» он освоил буквально в одно касание, хотя машинка коварная, там же почти сплошь механика; для молодых ребят по их привычке к умному и квазиживому это прямо-таки как в верблюжьей упряжи разобраться. Ну да, к счастью, у нас народ постарше. я вроде об этом говорил уже.
Или это Учитель говорил, по возрасту в отряде самый старший…
Или это Учитель говорит. Прямо сейчас. Не спится ему.
– …Слава богу. Больше не могу видеть мертвых мальчиков. Область знаний не моя, но в современной школе без генетики поведения никак, поэтому… Что?
(Кто-то возражает ему шепотом, даже не вполголоса.)
– …Вот странная идея. Кто вам такое сказал? Тут нужно смотреть по приматам в целом, а у них оптимальный возраст войны обкатан на варианте горилл, это дело «среброспинных самцов».
(Снова тихий голос в ответ.)
– Никоим образом. Опять же: вот странная мысль! Все равно что сравнивать теплое и сладкое. Со времен энциклики Humani Generis уже свыше ста лет протекло, человечество тогда буквально стояло на четвереньках. Вы не слышали? Ну что ж… В любом случае, по моему глубокому убеждению, воевать, если уж приходится, должны они. То есть мы. А не la adolescencia, пускай им даже больше восемнадцати, и la juventud plena, опять же пусть они старше двадцати одного, так что искренне не считают себя мальчиками… Для этих возрастных категорий война – самое неподходящее дело. Вот именно. Вы совершенно правы: в основном они, «молодые взрослые», этим и занимаются все последние… Почему сто? Добрых двести уже лет. Если не двести пятьдесят. Четверть тысячелетия, подумайте только! Потому эта некалендарная четверть и получились… такой. За исключением, согласен. И с этим согласен, хотя… Но исключения только подтверждают правило, вам так не кажется?
