— Товарищ Сталин, Советского Союза больше нет, — ответил бесплотный голос, но он понял, что уже всё знает.
2010 год. Москва. Бункер 00А154, территория комплекса.
— Как ви меня нашли?
Сталин был всё еще очень плох. Несколько раз Богданов пытался прокачивать ему эритроцитную массу, чтобы поднять гемоглобин, но отмороженный организм не принимал чужую кровь. Впрочем, Богданов не знал, как ведут себя отморозки после стольких лет глубокого льда. Этого не знал вообще никто.
— Архив прадеда. Там были бумаги…
— Понятно. А пачему ви решили мэня отморозыть?
Вместо ответа правнук основателя Института Переливания Крови развел руками.
— Панимаю. Било интэрэсно, да?
— Давайте откровенно, товарищ Сталин. Я вообще-то симпатизирую коммунистическим убеждениям. Но вы же сами видите: идея оказалась ложной. Красивой, но ложной. Она довела страну до краха. До того страшного и стыдного состояния, в котором она находится сейчас. Но вы, кажется, откуда-то знаете…
— Да. Я бил мёртвим, но мёртвие — очэн информированные люди.
— Об этом, пожалуйста, поподробнее…
— Это трудно рассказать, нэ хочу, — поморщился Сталин. — Так в чем же ви обвиняете мэня?
— Нет, я всё понимаю. Многое было сделано не так, как вы хотели, а так, как требовала ситуация. Но… эти убийства? Тридцать седьмой год…
Сталин дернул щекой.
— Какие убийства? Ви имеете в виду пэрвую массовую заморозку?
Богданов резко обернулся.
— Так вы… не единственный?
— Я послэдний, кого положили в глубокий лёд. Я распорядился, чтобы мэня разбудили, только если Союзу будэт угрожать опасность…
— Да, я догадывался. Но что вы можете сделать? Один?
— Пачэму один? — старик в кресле криво усмехнулся. — У мэня есть товарищи. Харошие, провэрэнные люди. Их много. В разных мэстах.
— Товарищ… товарищ Сталин. Я должен вам сказать, что…
— Что ви этого нэ хотите. А скажитэ, господын Богданов, я вас спрашывал о том, чэго ви хотите и чего ви нэ хотите?
— Поймите своё положение, — поморщился Богданов. — Вы привыкли к власти. И вам кажется, что она у вас есть. Так вот, осознайте, что ее у вас нет. Вы не можете мне приказывать. Вообще-то, вы никто. Вы один. И вы останетесь единственным, кого…
Что-то загромыхало под дверью.
— Заходитэ, товарищ Ворошилов, — улыбнулся Сталин. — Заходитэ, у нас тут интэрэсная бэсэда.
* * *
— Ви приняли правильное рэшэние, господин Богданов, — заметил Сталин. — И ви будете работать на нас ни за страх, а за совест.
Богданов промолчал.
— Ви еще чем-то интэрэсуетэсь, господин Богданов? — опять спросил Сталин, чуть наклонив голову.
— Уже не очень интересуюсь. Просто хочу знать, кто запустил автоматику разморозки этих ваших проклятых могильников.
— У Саветской власти нэт сэкрэтов от трудящихся. Ну развэ что очэнь нэмного, — старик переложил трубку в левую руку. — А это савсэм малэнький сэкрэт. Товарищ Павел Флорэнский — очень, очень талантливый человэк. Он изобрел электроинтегратор. Ви называете это кампью… терь (тут Сталин запнулся). — Канечно, это бил очэнь простой кампьютерь. Но он работает. Есть мнэние, что товарища Флорэнского надо отмэтить. А ви как считаете, товарищ Ягода?
2010 год. Соловки. Подземный комплекс А404 «Интеллигенция», сектр «Евразийцы».
— Как вы себя чувствуете, Георгий Семенович?
— Хе-хе… Отвечу вам по-русски, Виталий Германович — как говно в проруби. Отвратительно. Но это, так сказать, телесным составом. Хе-хе… что касается душевного моего состояния…
— Понимаю.
— Ничего-то вы не понимаете, Виталий Германович! Вы, так сказать, офицер, белая кость, для вас идея важнее жизни. А я вот всегда интересовался вопросами жизни… Помнится, выпустил одну брошюрку… ну да я же вам рассказывал, еще тогда, в апреле семнадцатого. Хе-хе… Однако, никак не могу согреться. Знобит…
— Меня тоже знобит. Это пройдет.
— Ледок, ледок-то не пройдёт… это вы, батенька, обманывать себя изволите. Через этакую штуку пройти без ободранных бочков затруднительно…
— Все-таки это не настоящая смерть.
— Ничего-то вы, батенька, не поняли. Куда уж настоящее… А, вот и он. Здравствуйте, здравствуйте, драгоценнейший Евгений Степанович! С воскресеньицем вас! Так сказать, смертью смерть поправ…
— Давайте не будем кощунствовать хотя бы сейчас, Георгий Семенович. Вы знаете, мне это никогда не нравилось.
— Давайте не фарисействовать, Евгений Степанович! Я, кажется, не давал никакого повода…
— Ну вот, опять началось. Вы и на том свете лаяться будете?
— Так мы уже на нем побывали, дражайший…
— Давайте не будем профанировать то, что профанировать нельзя. С догматической точки зрения мы не были мертвы. Наши души находились подле тел и воспринимали реальность, хотя и пассивно. Это не более чем глубокий сон. Мы не Лазари, Георгий Семенович, и не надо смешивать рукотворное и нерукотворное. Именно здесь, именно сейчас, именно нам, как никогда, необходимо трезвое, я подчеркиваю, трезвое восприятие реальности такой, какая она есть, а не останавливаться на субъективных переживаниях, каковы бы они не были…
— Господа-товарищи! Эй! Есть врачи?
— Я врач. Что случилось?
— Кажется, перелом.
— Да, кости у нас у всех хрупкие. Иду-иду. Господа, отложим этот спор. Моя принципиальная позиция, впрочем, ясна.
— Врачи есть, спрашиваю?
— Иду, иду.
2010 год. Колыма. Подземный комплекс 9-Щ453.
— Товарищ полковник! — молоденький лейтенант чуть не плакал. — Каждый второй…
— Что ещё? В чем дело?
— То же самое, товарищ полковник!
— Они хоть живы?
— Живы, товарищ полковник… но… эта… ни соображают ни хера. Глаза стеклянные, во…
— Остановить разморозку сектора. Чернова ко мне.
— Есть! — лейтенант с синим лицом, в полуистлевшей форме, лихо козырнул и побежал по коридору.
Полковник склонился над картой комплекса и обвел красным карандашом еще один сектор.
Снизу донёсся дикий крик — это орал какой-то бедняга, — наверное, из восточного сектора. Полковник поморщился: раствора на всех не хватало, так что люди иногда просто сходили с ума от боли в отмороженных мышцах.
За железной дверью забухали сапоги.
— Товарищ полковник! Старший лейтенант Чернов по вашему приказанию прибыл!
— Вольно, лейтенант. Доложите обстановку.
— Разморозка личного состава лагеря идет по плану. По невыясненным причинам возникли трудности с восточными секторами. Много мертвых, еще больше полуотмороженных. Работы остановлены до вашего распоряжения.
