когда вы уходите в прошлое.
Арно и Хиркус переглянулись. Во всяком случае, так показалось Ивану в мерцающем свете костра. Он даже вздёрнулся, готовый выслушать опять какое-нибудь наставление по поводу того, чего он не знал и даже не догадывался.
Однако Хиркус сказал просто:
– Мы же ходоки во времени. Мало ли что может случиться в поле ходьбы. Мы же даже не знаем, что оно собой представляет.
– Допустим, что ты прав… Но не на миллионы лет.
– Ты, КЕРГИШЕТ, не прав. Мой Учитель говорил так, – Арно сделал паузу, словно вспоминая наставление своего Учителя. А когда заговорил, стало понятно, что он и вправду цитирует кого-то, поскольку сам никогда так витиевато не смог бы сформулировать идею. – В поле ходьбы ходоки во времени попадают в нелинейный поток времени, порой встречный. Поэтому каждая реализация, то есть возвращение в наш мир, чревата неприятностями различного свойства. Оттого всегда надо определиться, куда тебя занесло, и успеть попасть, вернуться опять в обратный поток времени, обратный предыдущему или в нормальный поток…
Арно замолчал. Иван подождал, не добавит ли он чего к сказанному от себя, проще, как обычно, с долей язвительной иронии.
– Мудрено… – задумчиво проговорил Иван, так как Арно, как будто, сказал всё. – Встречный поток… Обратный обратному поток… А тебе, Хиркус, что говорил твой Учитель?
Хиркус был прикрыт тенью Ивана от костра, и как он воспринял вопрос, не было видно, а он молчал.
– Тогда скажу я. Мне мои Учители… Сарый и Симон о подобных потоках не говорили. Потому-то я и спрашиваю вас. Во-первых, насколько это важно знать мне, как ходоку. А во-вторых, интересно же.
– Не знаю, на сколько это интересно, а знать следует, – произнёс Арно и зевнул в ладонь.
– А мне говорил, – глухо сказал Хиркус. – Но я не верил. Но однажды…
Что с ним случилось однажды, Иван в тот раз не узнал. В их тесный, голова к голове, кружок грубо втиснулся дон Севильяк, оттолкнув Хиркуса от Ивана.
– Шепчитесь? – громогласно оповестил он окрестности оазиса. – Не хорошо, а?
На его циганисто-испанском лице появилась улыбка, готовая перерасти в громкий жизнеутверждающий смех.
– Циклоп среди гномов, – недовольно буркнул Хиркус и без успеха надавил плечом на дона Севильяка. – Шептаться тоже надо умеючи, а не так как ты.
– А чего шептаться? Кто нас здесь слышит? Кто понимает, что мы с вами говорим? – дон Севильяк серьёзно и чётко перечислил причины против того, чтобы шептаться. – Ну, на самом деле! Кому кроме нас все эти тайны нужны?
– Какие же тайны нам нужны? – поинтересовался Арно, и склонил голову в ожидании ответа.
– Никаких! – отрезал дон Севильяк. – Вот проведём здесь ночь, отдохнём, как следует…
– Неужели и ты устал? – делано удивился Хиркус.
– Устал, как и вы. Как все. Так вот, отдохнём и… куда?
– Хороший вопрос, не кажется ли вам? – съехидничал Хиркус. – Задаваясь им, не очень-то отдохнёшь с мозгами набекрень. КЕРГИШЕТ, ты-то чего молчишь?
– За вами не успеть, – нашёлся Иван, вызвав одобрительную усмешку у Арно. – Но мне кажется… – он помедлил, прежде чем поделиться с ходоками тем, что ему почудилось при общении с Нардитом. – Мы с вами совсем скоро узнаем не только куда, но и… с кем.
– Говори! – не выдержал и подстегнул его Арно.
– Я и говорю. Но поверьте, всё это пока что и для меня в тумане. Начинаю думать, не сам ли всё это придумал, нафантазировал с устатку. Нам надо выспаться, а то у меня чувство, что вся смазка во мне кончилась, даже шевелиться нет охоты.
– Темнишь, КЕРГИШЕТ, – Арно зевал уже, не скрываясь.
– Понимай, как хочешь. У меня это, может быть, от предчувствия.
– Да уж, предчувствие, – Хиркус вышел из тени. – У меня оно тоже назревает. Что через день-два есть будем?
– Ты эти два дня ещё переживи, – Арно с хрустом в челюсти зевнул и головой тряхнул. – А поспать надо… Хорошо, что похолодало.
Сон
– Какие вы, мужчины, всё-таки не чуткие. Грубые все. Ни себя, ни нас не жалеете.
Хелена ухватила Ивана за руку и почти силой усадила его рядом с собой и Радой. Иван не сопротивлялся. Идти, пусть два-три лишних шага, и искать место, где можно будет поспать, всё его существо отказывалось, в пору вообще упасть и замереть. Давно он так не уставал, пожалуй, со времени вывода аппаратчиков из временной ямы, когда пришлось тащить на себе неимоверную тяжесть блука.
Он едва не застонал, вытягивая усталые ноги.
– Вот так-то! – сказала Хелена, отметив его покорность и делая далеко идущие выводы. – Побегал на стороне, и хватит!
Иван изумлённо посмотрел в её широко раскрытые глаза с отражёнными в них от костра огоньками, и промолчал. Пусть себе думает о нём, что хочет, а он – спать.
Хелена склонила голову к его плечу, с другой стороны припала Рада. А к спине пристроилась Шилема, бесцеремонно убрав руку Хелены, которой она обхватила Ивана. Между ними произошла короткая перепалка, и Хелене пришлось уступить.
– Не знаю, что у тебя было с Хеленой, – с придыханием сказала Рада, – но ты мне нравишься всё больше и больше.
– Да ни чего у меня с ней не было. Я её вижу в первый раз, – слабо огрызнулся Иван.
Он ещё вяло подумал о парадоксе встреч. Всё может быть, и воспоминания Хелены о близкой связи с ним произойдёт, а он о том ещё не знает… А Рада теплее… Нет, мягче…
Плечи его опустились, расслабились, вызвав выдох облегчения, словно с них сняли надоевший груз. Все жизненные токи в нём замедлились, кровь затуманила мозг. Сквозь прищур глаз жёлтое пламя костра растеклось в мерцающее облако.
Успокоенные Хелена и Рада, и всё ещё не нашедшая удобного положения Шилема, создавали уют и иллюзию того, что он сейчас находится в своей постели, в своем доме, а не за тридевять земель, веков и эпох от него.
Истома затопила, отвлекла ото всех забот, обессилила. Иван погрузился в полусон, в полу грёзу. Поплыли, заклубились гаснущие тени…
И внезапно сменились плоским лицом Нардита.
Иван вздрогнул, но из дрёмы не вышел. Облик Нардита исказился, сжался и обесцветился, уступая место огромному пространству поля ходьбы. Оно располагалось где-то под ним, снизу. Оно колебалось, его пронизывали вспышки света, а он висел над ним и мог видеть.
Он видел…
Он видел ожившую карту времени.
Время распростёрлось вдоль и поперёк. Змеились полосы, разделяющие струи и сопредельные миры. В будущем висел белёсый клуб нарождающегося времени. В прошлом темнел провал минувших времён, уплотнённых в монолитный сгусток, угрожающе огромный, пышущий ненавистью ко всему светлому, новому, молодому. Миллиарды лет затаились в надежде ещё когда-нибудь вернуться, неся на своих тяжёлых крыльях собственное настоящее. Но и знали, что такому не дано сбыться, оттого такое яростное отторжение будущего.
Но не только давно умершее прошлое находилось в противостоянии с новым временем, коему насчитывалось не более полумиллиарда лет.
