И на миг словно бы ушел в себя.
– А что было потом? – срывающимся, совсем как у Артура, голосом спросила Фенчерч.
– Я вымыл его, – ответил Медведь. – Я мыл его очень тщательно, очень-очень тщательно, стер все следы зародышей пшеницы, потом, мало-помалу внимательно поворачивая сосуд, медленно вытер его тканью из стопроцентного хлопка. Потом поднес к уху. Вы… вы подносили свой к уху?
Артур и Фенчерч опять помотали головами – медленно, не говоря ни слова.
– Возможно, вам стоит это сделать, – сказал Медведь Здравоумный.
Низкий рокот океана.
Шум волн, разбивающихся о те далекие берега, куда даже мысль не долетает.
Немые раскаты грома в морских пучинах.
И сквозь этот шум – взывающие голоса, то ли голоса, то ли так, переливчатые трели, не речь – речушка, полуозвученное журчание мыслей.
Приветствия, волны приветствий, прихлынут – и уносятся назад, в невнятицу, слова бьются о преграду и рассыпаются веерами брызг.
Прибой скорби у берегов Земли.
Волны радости – где? Планета, которую неописуемым образом обнаружили, на которую неописуемым образом попали, неописуемо влажная, песнь воды.
Затем множество голосов, шумно объясняющих, что несчастье неотвратимо, планете предначертано погибнуть от чужих рук, всплеск беспомощности, приступ отчаяния, смертельный обвал, и снова голоса бьются о преграду.
А потом проблеск надежды – в складках времени отыскана уцелевшая тень Земли, ушедшие под воду просторы, растяжение параллелей, мощный рывок, энергетический вихрь, выброс и расщепление энергии, полет. Новая Земля встала на место старой, дельфины исчезли.
И тут странный, как гром с ясного неба, одинокий голос, произносящий совершенно отчетливо:
«Этот аквариум подарен вам активистами Кампании за спасение человечества. Прощайте».
И наконец звуковой след длинных, тяжелых, изящных серых тел – тихо посмеиваясь, удаляются они к неведомым, неизмеримым глубинам.
Ту ночь Артур и Фенчерч провели Снаружи Психушки, а телепередачи смотрели через окно – телевизор стоял Внутри.
– Я хотел бы, чтобы вы посмотрели на одного моего старого коллегу, – сказал Медведь Здравоумный, когда начался повтор выпуска новостей. – Он в командировке в вашей стране, проводит расследование. Просто посмотрите и послушайте.
То был репортаж с пресс-конференции.
«– К сожалению, в настоящее время я не могу высказать своего суждения по поводу прозвища Бог Дождя. С нашей точки зрения, он является образчиком СПМФ – Спонтанного Паракаузального Метеорологического Феномена.
– Вы можете объяснить, что это значит?
– Не вполне уверен в своих силах. Скажу прямо. Если мы обнаруживаем нечто нам непонятное, то предпочитаем давать подобным явлениям названия, которые либо нам самим непонятны, либо труднопроизносимы. То есть если мы позволим вам именовать его Богом Дождя, это будет означать, что вы знаете то, чего мы не знаем, а такого, уж извините, мы допустить не можем.
Нет, сначала нам надо назвать это явление так, чтобы стало ясно, что оно наше, а не ваше; затем мы ищем разные способы доказать: «Это не то, чем вы его считаете, а то, чем мы его считаем».
И если выяснится, что вы правы, вы все равно будете неправы, потому что мы просто назовем его, э-э, «Сверхнормальным» – отнюдь не «паранормальным» или «сверхъестественным», ибо в значение этих слов вы уже проникли – а «Сверхнормальным инкрементным стимулятором осадков». Может, чтобы подстраховаться, еще куда-нибудь впихнем «квази». Бог Дождя! Ха, в жизни не слышал такой чепухи! Признаюсь честно: в отпуск я с этим парнем не поеду. Благодарю, на сегодня все. Напоследок хочу только сказать «Привет!» Медведю, если он сейчас смотрит телевизор».
Когда они возвращались назад самолетом, соседка Артура и Фенчерч по салону все время странно на них поглядывала.
Они тихо разговаривали между собой.
– Я так ничего и не выяснила, – сказала Фенчерч. – Я чувствую: ты что-то знаешь, а мне не говоришь.
Артур со вздохом вытащил из кармана клочок бумаги.
– У тебя есть карандаш? – спросил он.
Фенчерч, порывшись в карманах, нашла искомый предмет.
– Что ты делаешь, милый? – спросила она после того, как Артур минут двадцать с гаком морщил лоб, грыз карандаш, чертил какие-то каракули, что-то зачеркивал, опять писал, снова грыз карандаш и при этом недовольно, но тихо ворчал.
– Пытаюсь вспомнить один адрес.
– Твоя жизнь была бы куда легче, если б ты купил алфавитную записную книжку, – сказала Фенчерч.
Наконец Артур передал Фенчерч листок:
– Тебе на сохранение.
Фенчерч взглянула на листок. Среди каракулей и зачеркнутых каракулей выделялись слова: «Квентульско-Кважарные Горы. Севорбэупстрия. Планета Прелюмтарн. Солнце Зарсс. Галакт. Сектор Кью-Кью-Семь-Дробь-Джи-Гамма».
– И что же там находится?
– Видимо, Финальное Послание Бога сотворенному им миру.
– Это уже что-то, – протянула Фенчерч. – А как мы туда доберемся?
– Ты действительно…
– Да, – твердо ответила Фенчерч, – я действительно хочу узнать это Послание.
Артур отвернулся к исцарапанному плексигласовому иллюминатору и уставился в пустоту небес.
– Извините, – вдруг сказала та самая женщина, которая весь рейс время от времени странно на них поглядывала, – надеюсь, вы не сочтете меня бестактной. Во время этих дальних перелетов такая скука, что просто перекинуться словечком – уже огромная радость. Меня зовут Энид Капельсен, я из Бостона. Скажите, вы часто летаете?
Они поехали домой к Артуру, в Уэст-Кантри, запихнули в сумку пару полотенец и другое барахло, потом сели и стали коротать время так, как это делают все вольные странники, путешествующие по Галактике автостопом.
Они стали ждать попутную летающую тарелку.
– Один мой приятель вот так вот прождал пятнадцать лет, – сказал Артур однажды вечером, когда они, по своему обыкновению, сидели и смотрели несчастными глазами в небо.
– Какой приятель?
– Его зовут Форд Префект.
Тут в голове Артура мелькнула мысль, которой он от себя никак не ожидал – учитывая все пережитое.
Ему вдруг захотелось узнать, где сейчас Форд Префект.
И по странному совпадению на следующий день в газете появились два сообщения: одно об удивительном происшествии с летающей тарелкой, а второе – о ряде непотребных дебошей в пивных.
А еще через день явился смурной с перепоя Форд Префект и стал жаловаться, что Артур хамски не подходит к телефону.
Вид у Форда был крайне больной. Он выглядел так, словно только что, пятясь задом, прополз под живой изгородью – в тот самый момент, когда живая изгородь, пятясь задом, уползала внутрь комбайна. Шаткой походкой войдя в гостиную Артура, Форд энергичным взмахом руки отверг всю предложенную помощь, что было с его стороны не совсем резонно – от этого широкого жеста он окончательно потерял равновесие, и Артуру пришлось эвакуировать его на диван.
