Если рассудить, это тоже было неправильно. Абсолютно неправильно: сначала стремиться напролом к желанной цели, а потом вдруг резко уйти в сторону вопреки первоначальным замыслам. Насколько Терехов успел разобраться, Кирьянов не походил на человека, способного отказаться от задуманного на полпути. Шизик он там или нет, гипнотизер или кто, но в силе воли и упрямстве ему отказать никак нельзя. Так что вел он себя насквозь неправильно, и это странно, это неспроста…
Но пошел он к черту со своими неведомыми замыслами! Только и забот – гробить на него время, как будто нет других дел… подумаешь, бумаги летали! В неведомых общественности, не зафиксированных на бумаге архивах мировой психиатрии можно отыскать случаи и похлеще, и то, что они не получили ровным счетом никакого научного объяснения, ничего еще не значит и ни на что не влияет. Расспросите за бутылочкой хорошо знакомого врача, он вам такое порасскажет, до чего никакому пожарному не додуматься…
А там подошел автобус, муниципальный, для черной кости, и борьба за то, чтобы в него втиснуться, а потом и уберечь ребра от спрессованных в единую массу случайных попутчиков, окончательно выбила из головы доктора Терехова все неправильности, несообразности, психиатрические загадки и мысли о работе.
Глава двадцать пятая
Люди в пятнистом
Не зря все же говорится, что утро вечера мудренее.
Несмотря на обычные утренние транспортные переживания, доктор Терехов, входя в родимую шизарню, был бодр и, пожалуй, откровенно весел. Будь у него с собой тросточка по канонам начала века, доктор непременно выделывал бы ею игривые финты. Он даже насвистывал что-то немелодично-легкомысленное, взбегая по выщербленным ступенькам.
Столь приподнятое настроение объяснялось просто: он принял решение. Еще вчера вечером, а утром в этом решении окончательно утвердился. Кирьянова следовало выставить из заведения к чертовой матери, чтобы не выламывался из общей привычной картины, чтобы не пудрил мозги, не добавлял жизни сложностей. Симулянтам в психушке не место, особенно в нынешних, непростых и унылых экономических реалиях. Безусловно, отклонения у бравого пожарного имелись, если поискать как следует. Отклонения у каждого сыщутся, не зря же утвердилось среди людей в белых халатах мнение, что здоровых людей нет, а есть необследованные. Но в одном можно быть уверенным: опасности для окружающих, вообще для общества данный пациент не представляет ни малейшей, а следовательно, может отправляться на все четыре стороны. Как выразился тот гестаповец в давнем приключенческом фильме, у нас нет времени держать вас в камере и разрабатывать как следует…
Вот именно. Ни времени, ни возможностей, ни желания. Пусть убирается вместе со всеми своими отклонениями и непонятными замыслами. Ручаться можно, поклясться можно профессиональным опытом и многолетним стажем на ниве психиатрии, что больше об этом долбаном пожарном заведение в жизни не услышит: ни обострения, ни опасных инцидентов, не тот случай. Такими безобидными, с отклонениями не только улицы полны, их и в Госдуме хватает, и никто не делает из этого драмы…
А посему свое твердое намерение доктор Терехов принялся претворять в жизнь немедленно. Едва устроив пальто на вешалке, не вытянув даже законной утренней сигаретки, кликнул верного Валеру и распорядился с деловым металлом в голосе:
– Кирьянова ко мне, немедленно!
– Кого? – в полной растерянности вопросил верзила.
Терехов моргнул, уставился на него в полнейшей растерянности. Особенным интеллектом Валера отроду не блистал, вовсе даже наоборот, но вот память у него была цепкая и безукоризненная, чудо, а не память, даже жалко, что олигофренчику досталась. А впрочем, именно так частенько и бывает: большинство из так называемых феноменальных счетчиков, в мгновение ока и безошибочно способных перемножать в уме десятизначные числа, как раз не блещут интеллектом, да что там, сплошь и рядом – откровенные дауны, не ведающие что творят…
Так и Валера. Не светоч ума, чего уж там, но память на пациентов у него прекрасная, всех помнит по фамилиям, по палатам, по койкоместам, сроду ни одного не перепутал, ни об одном не забыл. Так что нынешняя заминка просто не имеет места быть…
– Кирьянова, – чуя под ложечкой неприятный и непонятный холодок, повторил Терехов. – Из девятой. Койка у окна.
– Михал Михалыч, так ведь нет в девятой никакого Кирьянова, – протянул Валера словно бы даже укоризненно. – Там у нас Затоцкий, Булахович и Коля Еремин, а койка у окна четвертый день свободная, с тех пор, как Коломийца выписали…
Терехов медленно-медленно выпрямился во весь рост, сверля пытливым взглядом верного медбрата. Взгляд Валеры был незамутненно-чист, искренне недоумевающ.
– Говорю тебе… – сказал доктор сердито, скорее по инерции.
И замолчал, когда протянутая рука коснулась пустой столешницы. Того места, где вчера собственноручно положил карточку К. С. Кирьянова, а сегодня утром не видел ее нигде…
– Ладно, иди, – буркнул он.
И бросился к этажерке, прежде чем за Валерой закрылась дверь.
Он перебрал все, что там стояло. Посмотрел в ящиках стола. В сейфе, что было вовсе уж глупостью. Зачем-то заглянул под стол. И – ничего…
Стараясь не спешить, он вышел из кабинета и направился прямым ходом в девятую палату, не обращая внимания на обычное нытье жаждавших выписки постояльцев.
Четвертая койка, та, что у окна, и в самом деле была пуста, почти безукоризненно застлана убогим казенным бельишком. Доктор Терехов огляделся, и в голове у него промелькнуло, что, пожалуй, честнее было бы добавить: затравленно огляделся.
Спрашивать трех имевшихся в наличии обитателей девятой палаты было бы бессмысленно. Чубайс, в миру – Затоцкий, ничего не видел вокруг, кроме своего любимого выключателя, а все прочее и всех прочих, очень похоже, считал лишь докучной иллюзией, Терехова в том числе. Булахович, допившийся до чертиков интеллигент, все еще спал под воздействием лошадиной дозы соответствующих препаратов, поскольку был доставлен только вчера вечером. Коля Еремин, восседавший на постели в обычной своей позе третий час подряд, погружен в очередной приступ кататонии, отрешенный от всего сущего. Все трое – неопасны и безобидны, но ответа у них не доискаться…
«Только спокойно, – сказал себе доктор Терехов, гася рвавшуюся из глубин подсознания слепую панику. – Только спокойно, ничего страшного, нужно проверить все до конца…»
Отделение психушки – отнюдь не то место, где мужик ростом под метр восемьдесят может где-то спрятаться, вовсе даже наоборот, тут все так и распланировано, что фиг спрячешься… Коридор… шестая палата… восьмая… туалет… комната, где общаются с родственниками… процедурная… под первым пришедшим в голову предлогом заглянуть на всяких случай в запертый снаружи изолятор…
