Дожидаться следующей волны испытательница порталов не стала. Живо развернулась и на дрожащих ногах вскоре уже стояла на восьмиугольной плите. Вода с нее текла ручьями, шумный всхлип вырвался вместе с чихом, но все равно, кроме Веры, никто не обернулся. Зато она, увидев сестру в таком состоянии, скользнула вниз с ящиков и поспешила на помощь. Все-таки двойняшки любили друг друга, чувствовали боль друг друга как свою, и в подобных случаях забывались все предыдущие распри и обиды.
– Что там такое?! Кто тебя облил?
– Море… Страшное!
– Мамочки родные, снимай же с себя все, не то простудишься! Вот горе ты мое!
Пока сестры помогали друг другу и делились впечатлениями, Мария и Апаша продолжали внимательно вслушиваться в обращения молящихся к своей богине. И все больше и больше недоумевали: а паломники ли это? И молятся ли они?
Никто ничего не просил. Никто ни на что не жаловался. Даже скорбно и несчастно выглядевшие женщины старались поведать что-то хорошее, радостное и доброе. Чаще всего откровенно хвастались, особенно молодые и гордые. Те, кто поскромней, просто пересказывали маленькие житейские радости. Как то: невестка удачно родила, девочка очень славная, назвали Ниночкой. Или: внук не погиб, вернулся живой и здоровый с равнины, и теперь в семье на две коровы больше. А то и: сын завтра идет свататься к дочери десятника! И девушка уже ответила предварительным согласием. Большой почет и уважение для рода. Скоро будет свадьба. Прекрасная Герчери тоже приглашается на праздник, и все очень надеются, что она не обделит молодых своим даром продолжения рода.
– Поняла! – зашептала зуава. – Герчери у них – богиня любви! Как у нас Лада – покровительница рода. Получается, что у них тут бытует мнение, что богиня одобрит любое благое начинание, если совершить к ней паломничество.
– Все равно странное это паломничество, – возражала Мария, пока следующая по очереди женщина внизу что-то неразборчиво бормотала, склонив голову. – Получается, что для этого в лагере надо прожить огромное время, вон, даже за новыми животными приходится в долины наведываться, да еще с риском для жизни.
– М-да, мне тоже это не нравится.
Во время очередной паузы в прослушивании из-за тихого голоса сгорбленного мужчины к окошку подобрались близняшки. Комментарии быстрой скороговоркой об иных мирах давала Вера, а Катерина лишь кивала головой да все пыталась отогреться, завернувшись в куртку сестры. Хотя под конец все-таки высказалась:
– Не знаю, кто здесь в этой статуе жил раньше, но это был явный любитель экстремальных ощущений. Там такой кошмар, такой ужас!.. Вполне возможно, что он отправлял туда смертников.
Не успели гостьи иного мира обсудить новые миры, как к «первому микрофону» приблизился дородный, солидный воин. Видимо, не последняя шишка среди паломников, потому что его послушать даже выстроились возле подошв богини несколько десятков обитателей близстоящих шатров и жалких жилищ. Воин ухватился за палец статуи так, словно хотел его вырвать, второй рукой расправил пышные усы и стал восклицать в лицо отклонившейся богини:
– Герчери! Я счастлив, что стою у твоих ног и прикасаюсь к твоему подобию! – (Видимо, эта фраза приветствия считалась здесь традиционной.) – Но я не знаю, чем хвастались мои соотечественники. Не знаю, чем гордились сотни воинов, побывавшие у твоих стоп до меня. Для женщин рождение ребенка – праздник, свадьбы молодых – еще больший праздник, и это не в силах затмить даже ежедневная гибель десятков иных родственников. Молодые воины радуются каждому спасенному коню, потому что эти наши верные друзья могут нас спасти от скорого голода и продлить наши жизни еще на несколько дней.
За спиной у воина загалдели, но он резко развернулся и осматривал всех, пока гомон не утих. Затем развернулся опять, ухватился за палец и продолжил:
– Мы не имеем права говорить тебе о плохом, Герчери, и я ни в коем случае не хочу нарушить эту традицию. И никто не посмеет мне закрыть рот, потому что я тоже буду хвастаться! Весь мир покрылся кипящим океаном, материки утонули, но это горное плато выстояло. Здесь, правда, несколько тесновато для оставшихся в живых, зато как весело, дружно и в какой близости мы теперь проживаем. Раньше о таком мы могли только мечтать, живя в одиночестве и скуке. Но и этого мало! Самая радостная весть звучит так: у нас не осталось ни одного врага! Отныне нам не с кем воевать, и наши недруги сгорели в горячей магме или утонули в бурлящем океане. Радуйся, Герчери! Ни один хищник отныне не прорывается к нашим селениям со стороны Дырявых гор. Все они задохнулись в жутком дыму после извержения вулканов Сиверской долины и погребены под шлаком и пеплом вместе со своими проклятыми горами. Отныне ни один хищник не похитит корову из наших стад, ни один питон не похитит и не проглотит человека. Радуйся, Герчери! А какое счастье, что дым и пепел все с тех же вулканов ветер не понес на это плат о. Благодаря этому мы можем прожить еще не только десять, но, может быть, и все пятнадцать дней. А это уже великое чудо, которым мы гордимся и от которого приходим в восторг. Радуйся, Герчери!..
Голос его сорвался на хрип, и он замолк, скорбно склонив голову. Как ни странно, только тогда стало понятно, какая тишина повисла над всем лагерем, вернее над той частью, которая примыкала к статуе. Кажется, даже голодные овцы и ревущие коровы почуяли приближение своего конца, ауру обреченности всех людей и испуганно затихли.
Поэтому шепот Апаши показался громом:
– Мария! Отвечай ему! Быстро!
– Как?..
– По этой своей тонкой волшебной нитке!
– Но там очень слабый микрофон в наушнике.
– Так добавь ему силы! Мы должны помочь этим людям, спасти их! Надо заставить их поверить тебе и повести через эту плиту в наш мир! Говори быстрее!
– Но что?..
– Да что угодно, лишь бы он тебя услышал, пока тишина!
Дрожащими руками Мария переключила свою часть устройства на передачу.
– Славный воин, ты меня слышишь? – Никто внизу не шелохнулся, разве что чуть дернулся буйный чуб паломника, «хваставшегося» последним. – Ты меня слышишь?! – крикнула девушка изо всех сил, еще и припав при этом губами к маленькой дырочке, которую недавно выбили мечом.
Может, суммарное наложение звука сработало, а может, изначально маленький динамик справился со своей задачей, но девичий голос внизу расслышали. Никто не издал ни восклицания, ни вскрика, никто не пошевелился даже, но единый вздох оказался такой силы, что, прокатившись волной от статуи, заставил замереть жизнь во всем огромном лагере.
Воин так и не смог поправить голос или прокашляться. Задрав к небу глаза, полные слез, прохрипел:
