Тихон бросился ко мне и взял Ксению под руки.
— Дура, не упирайся! — крикнули мы в один голос.
— Коля! — жалобно позвал Иван Иванович.
Вылетев, в коридор, мы раскатились в стороны и прижались к полу.
— Как дети, — проворчал Майор и зашел в кабинет.
Обиженный Петрович, задумавшись, остановился, и Тихон рванулся было к нему, чтобы оттолкнуть от дверей, но в этот момент внутри что-то низко ухнуло. Лиманского ударило о противоположную стену и отшвырнуло назад, прямо на неловко распластавшегося Тихона. Это был уже не Лиманский, а безобразное мягкое туловище без единой целой кости, с конечностями, сгибающимися, вопреки законам анатомии, в любом месте, с раздавленными глазами и беззубым кровоточащим ртом.
Барабанные перепонки среагировали только на первый звук — потом они отключились и потеряли способность что-либо воспринимать. Я ощущал лишь мощную вибрацию, охватившую здание. Тяжкое эхо в железобетонных конструкциях не умирало, а множилось, пока не превратилось в сильнейшую тряску. Откуда-то сверху заструился песок.
Из дальней комнаты выскочило несколько бойцов. Вместе с часовым они помчались к нам, на бегу передергивая затворы.
Тихон силился выбраться из-под трупа, но тот волочился за ним, окрашивая лужи в оранжевый цвет. Прочертив по полу широкую кровяную дорогу, Тихон сумел-таки подняться и принялся разыскивать пулемет.
Будто с кем-то прощаясь, подвал могуче содрогнулся, и в центре коридора обвалились потолочные перекрытия. Вместе с плитами обрушились горы мусора, отрезавшие нас и от боевиков Сопротивления, и от лестницы. Какое-то время бункер еще шуршал, наполняя пустоты пыльным гравием, потом шевеление прекратилось.
Держась за стену, Тихон доковылял до развороченной дверной коробки и что-то вымолвил, но я не разобрал. Он кинул мне маленький блестящий ключик и вошел внутрь. Слева подползла Ксения. Она потрясла скованными руками и посмотрела на ключ. Отомкнув наручники, я кое-как встал и погрозил ей пальцем:
— Зачем сопротивлялась, дуреха?
Она замотала головой, показывая, что не слышит, и вдруг, глядя поверх моего плеча, заговорила сама — торопливо и отчаянно. Я начал знаками объяснять, что оглох, и неожиданно налетел на угол. Пол стал крениться, стена поползла куда-то вбок, но я удержался и, отлепившись от шершавого бетона, сделал шаг назад. И тут же врезался снова.
Очнулся я оттого, что кто-то хлестал меня по щекам. Ксения сидела рядом и, дико вытаращив глаза, тормошила меня за рубашку. Она пыталась сообщить что-то важное, но не знала, как это сделать без слов.
В обугленном, как нутро старой печки, кабинете горела только одна лампа, и происходящее там смахивало на живую гравюру. Тихон бегло просматривал бумаги из объемистой пластмассовой папки и швырял их на изувеченное тело Фирсова. Теперь Иван Иванович казался особенно маленьким — ни Кормчего с плаката, ни энергичного полковника узнать в нем было невозможно. Тихон вынул из обложки оставшиеся листы и, с сожалением оглядев всю пачку, торжественно рассыпал ее вокруг Фирсова. Потом достал из сейфа канистру и щедро полил документы керосином.
Тихон очень торопился, поэтому не заметил, как в темноте, в двух или трех метрах от него, что-то шевельнулось. На фоне тусклого огонька выделялся только черный силуэт, но и этого было достаточно: я узнал его по крупному черепу. Откуда он взялся, ведь проход завалило! Или воду здесь набирают в другом конце коридора?
Куцапов молча наблюдал за тем, как Тихон разбирает лампу. Можно было подумать, что Колян не верит собственным глазам и желает окончательно убедиться в измене.
Где-то в темноте валялся автомат Левши, но на его поиски могло уйти слишком много времени, к тому же не было никакой гарантии, что он не поврежден. Кольнув запястье острым кончиком, нож сам выполз из рукава и перебрался в правую руку. Я встал позади Куцапова и размахнулся.
Мне предстояло убить человека — поганого и, в сущности, мелкого человечишку, но разве плохих убивать легче? Я должен был это сделать, хотя бы следуя инстинкту самосохранения, но разве, имея мотив, убивать проще? Я давно уже понял, что этот поход не оставит мои руки чистыми, но почему все так совпало: знакомого, в кромешной тьме, в спину? Вся подлость человечества собралась воедино и воплотилась в одном ноже.
Компромат генерала Фирсова маслянисто вспыхнул, и на посеревших стенах проявились три контрастные тени. Тихон вздрогнул и медленно поднял голову. Его пулемет лежал около помятого взрывом сейфа — только дотянуться.
— Старик тебе верил, а я всегда знал, что ты гнида.
На пистолете Куцапова заиграли желтые блики. Глухота прошла, но радости от этого я не испытал: мне пришлось услышать, как скрипнуло, втискиваясь между ребрами, лезвие, как оно проникло сквозь упругие органы и воткнулось во внутреннюю поверхность бронежилета:
Колян уронил пистолет в костер и несколько раз цапнул воздух за ухом, потом его рука застыла и, скрючившись, повисла вдоль тела. Тихон схватил пулемет, но, присмотревшись к Куцапову, положил обратно.
— Спасибо, Мишка.
Оказывается, я заслужил чью-то благодарность. Колян по-прежнему стоял на месте, и я засомневался, достаточно ли надежно его зарезал. Я хотел попросить Тихона, чтобы он проверил зрачки и пульс, но глотка выдавила лишь бестолковое мычание.
— Все, Миша, все. Отпусти его. — Ксения погладила меня по щеке и попыталась разжать пальцы, но рукоятка стала частью моего организма.
— Вот, дерни. — Тихон извлек из-за пазухи мятую сигарету и прикурил ее от догорающей страницы с заглавием «СПИСОК З».
Стоило мне ослабить хватку, как Куцапов закачался и рухнул на пол.
— Почему он раньше не падал? — тупо спросил я.
— Затянись еще, Миша. Все пройдет.
— Там выход завалило.
— Ничего, он здесь не один. Пойдемте, а то отряд может вернуться. Коня на улице не было, значит, поехал за кем-то.
В коридоре Тихон снял со стены уцелевшую лампу и повел нас вглубь, к той самой камере, которой я был столь обязан. Ксения, занятая своими мыслями, на железную дверь даже не взглянула.
Коридор закончился узким тупиком, заставленным какими-то ящиками. Тихон поставил лампу и принялся растаскивать их в стороны. Я начал было помогать, но дно первой же коробки провалилось. Под ногами что-то захлопало и зашипело.
— Не дрейфь, это шампанское. Все расколотил или что-нибудь осталось?
— Одна штука. — Ксения подкатила к себе бутылку и бережно подняла. — Не пойму, что здесь написано.
— Только для правоверных, — невесело пошутил Тихон.
Убрав последний штабель, мы добрались до стиснутых дверей маленького служебного лифта. Двери открылись гораздо легче, чем я думал. За ними начиналась пустая и удивительно светлая шахта. Я посмотрел вверх. Небо было совсем близко.
