Ознакомительная версия.
Сцена, которую хотела сохранить для себя девушка, действительно многое обещала в художественном отношении. Два конгара одновременно пронзили друг друга копьями и после смерти так и остались стоять - Бог знает, почему.
- Потрясающе! - шептала художница, чей карандаш так и порхал по блокнотному листу. - Какая жизненность, какое правдоподобие! Воистину, всё, что можно написать маслом на холсте - лишь жалкое подобие шедевров самой Жизни!
Как только она закончила набросок, сафари продолжилось. Вскоре на горизонте замаячила громада Торакайского холма.
- Всем приготовиться, - велел Тромсен. - Помните: мне платят за убитых, не за раненых.
То, что последовало за этим, Гиркас позднее вспоминал, как настоящий хаос. Автобус подъехал к холму, пассажиры высыпали из него вооружённые кто чем, и началась пальба. Стреляли они по конгарам, которые, завидев экскурсию Тромсена, ссыпались с холма настоящей лавиной. Сначала казалось, что экскурсантам легко удастся сдержать их натиск, но спустя пару минут Тромсен скомандовал отбой.
Как бы разумно это ни было, призывом этим он подписал себе смертный приговор. Началась паника, все рванули напролом, в результате чего самого Тромсена, а также Гиркаса, Конкаса и перфекту просто- напросто оттёрли от автобуса. Гиркас успел подбежать к дверям, но они захлопнулись прямо у него перед носом.
А с холма к ним спускалась делегация, возглавлял которую конгар с серебристой штуковиной в руках.
- Попался, наконец! - воскликнул он, завидев Тромсена. - Вот Конкас будет доволен! А вы, - обратился он к Гиркасу и остальным, - вы здесь на кой?
- Я - Дун Сотелейнен, - сказал Гиркас, стараясь выглядеть посолиднее. - А это мои спутники.
- Дун Сотелейнен? - поднял бровь конгар. - Ну, если так, ладно. А спутники твои теперь наши пленники. Да и сам ты, если будешь артачиться, мигом ухлопаю, понял? А ну, вперёд!
- Давайте будем вести себя, как цивилизованные люди, - попыталась урезонить его перфекта.
- А зачем? - удивился конгар.
И понукаемые конгарами Гиркас, Конкас и перфекты принялись подниматься по холму.
Лагерь Бати представлял собой гигантское сборище юрт всех цветов и размеров. Как и во всех конгарских поселениях, здесь было невероятно грязно. Под ногами хлюпали помои, то и дело кто- то поскальзывался на картофельной кожуре или попадал ногой в ведро с нечистотами.
Шум на Торакайском холме звучал неописуемый. Были здесь и крик, и лай, и младенческий плач, и треск дерева, и скрежет металла, а над всем завывал популярный шлягер, доносившийся из подвешенного на столбе мегафона.
Лишь раз живём - лови за хвост удачу!
И наплевать, что скажут о тебе!
В конце концов, их привели в шатёр, где заседал Батя. Внутри всё было готово к обеду, уже второму за день. Во главе огромного стола сидел сам Батя, его советник из Новой Трои, помощник советника и разная шушера - журналисты, писатели- авторы книг о Бате, прихлебатели и блюдолизы.
Ближе всего к Бате сидели тридцать восемь его сыновей, из которых тридцать семь, как и самого Батю, звали Конкасами. Единственный Бомсен чувствовал себя весьма неуютно.
Дабы не путаться в сыновьях, Батя как- то раз присвоил каждому Конкасу порядковый номер. С тех пор не было и дня, когда в Дзиру не слышался бы повелительный рык:
- Конкас- 13, живо тащи маракчу!
- Конкас- 24, где моя любимая чесалка?
- Конкас- 8, почему, скажи мне, почему я не утопил тебя, когда ты был ещё ребёнком?!
Ну, и так далее.
Первым при виде Бати обрёл дар речи Конкас.
- Батя, - крикнул он. - Это же я Конкас, скажи, пусть меня отпустят!
- Что? - сказал Батя рокочущим голосом. - Какой ещё Конкас? У меня этих Конкасов тридцать шесть штук.
- Бать, я твой любимый Конкас!
- Мой любимый Конкас помер давно, - сказал Батя. - Хотя да, ты на него похож. Может быть, это ты и есть. Но какая разница, если ты мёртвый?
- Бать, так я живой же! - сказал Конкас.
- Врёшь! - не поверил Батя. - Докажи!
- Вели принести Гирсенову чарку.
- Сынок, - мягко сказал Батя, - ты точно уверен? Второй раз я твоей смерти не переживу.
- Точно, Батя, точно. Прикажи принести.
Принесли огромную чашу и мех с вином.
- Лейте, - скомандовал Конкас.
Чаша заполнилась до половины.
- Ещё!
Три четверти.
- Да лейте до конца, не бойтесь! - сказал он. - Сейчас я тебе, Батя, покажу, какой я красавец вырос!
Он поднял чашу и принялся пить. Пил он долго, так долго, что Гиркас начал опасаться за его здоровье.
Но Конкас справился с испытанием. Когда он отставил чашу, она была пуста.
- Гирсенову чарку - с одного маху? - удивился Батя. - Ну, теперь я верю, что ты жив. Привет, сынок, будь как дома. Сейчас жрать будем - ты ведь не жрал, небось, с дороги- то? Кстати, а кто это с тобой? - вгляделся он пристальнее в остальных, стоявших рядом с Конкасом. - Батюшки, да это Тромсен! Привет, Тромсен, - Батя помахал ему рукой. - А это кто? - показал он на Гиркаса и перфекту.
- Это, Батя, Дун Сотелейнен, - сказал Конкас. - Можешь его прямо сейчас порешить.
- Дун Сотелейнен? - Батя почесал затылок. - Новотроянский, что ли? Нашего- то мы ухлопали. Никогда не понимал этого звания. Что он делает- то хоть, а?
Никто не ответил.
- Ладно, пусть будет, - сказал Батя. - А баба? С ней что?
- Пёс его знает, - сказал Конкас. - Баба как баба. В случае чего ей вставить можно.
- Ага, - согласился Батя. - Но ты садись, сынок, садись - не видишь, братья по тебе соскучились.
И верно: едва Конкас сел за стол, один из братьев толкнул его в бок и спросил:
- Ну, как оно, мёртвым- то?
- Да ничего, - ответил Конкас. - Жить можно.
Разобравшись с сыном, Батя занялся другом детства.
- Ну, здравствуй, Тромсен, - сказал он. - Как сам- то?
- Да ничего, - ответил Тромсен. - Вот экскурсию привёз, народишко пострелять. Жить- то на что- то надо, так ведь?
- Так, - согласился Батя. - А я позавчера закон принял: всем предателям голову резать.
- Ну и молодец, - сказал Тромсен. - Как иначе с ними поступать? На кол разве что.
- На кол нельзя, накладно. Вот посмотри, - Батя обвёл рукой собравшихся в шатре. - Здесь все мои друзья, и если каждого на кол - это сколько кольев понадобится, а?
- Да, - согласился Тромсен. Они немного поговорили о погоде - здесь и в Дипгородке, - после чего перешли к насущным делам.
- Я давно хотел тебе сказать, Конкас, - начал Тромсен, - Ты, как вождь, может, и велик, но конгар из тебя паршивее некуда. Хуже тебя, наверное, никого нет. Даже Тромкас, который собственного брата съел, и тот лучше.
- А ты, Тромсен, - ответил, подумав, Батя, - ты тоже дерьмо. Не обессудь, на правду не обижаются.
- Да ладно, - сказал Тромсен. - Я что, глупый? Я всё понимаю.
Ознакомительная версия.
