Ознакомительная версия.
- Я давно хотел тебе сказать, Конкас, - начал Тромсен, - Ты, как вождь, может, и велик, но конгар из тебя паршивее некуда. Хуже тебя, наверное, никого нет. Даже Тромкас, который собственного брата съел, и тот лучше.
- А ты, Тромсен, - ответил, подумав, Батя, - ты тоже дерьмо. Не обессудь, на правду не обижаются.
- Да ладно, - сказал Тромсен. - Я что, глупый? Я всё понимаю.
- Зато ты хороший военный советник.
- Да?
- Честное слово. И хороший экскурсовод. Понимаешь, к чему я клоню? Прежде чем одному из нас отрежут голову, я хотел бы сказать следующее: я счастлив, что мы наконец- то прониклись друг к другу профессиональным уважением.
Тромсен побледнел.
- Ты что же это, Конкас? - сказал он тихо. - Ты вправду отрежешь голову своему лучшему другу? Мы ведь так много пережили вместе... Тхурики, маракча, Тирвис - помнишь?
- Помню, - сказал Батя. - Всё помню. Именно поэтому с жизнью ты расстанешься мирно и без лишних судорог - чик, и голову долой. Вот просто чтобы ты знал: честь требует отдать тебя на съедение волкам, но на что не пойдёшь во имя старой дружбы.
- А может, всё- таки помилуешь, а? - спросил Тромсен, глядя на Батю исподлобья. - Ты же у нас непостоянный, сегодня одно думаешь, завтра - другое. Смотри, как бы не заскучать тебе без старого доброго Тромсена. Не заскучаешь?
- Да ну тебя, - отмахнулся лениво Батя. - Голова- то твоя у меня останется. Как достану её из мешка, так и вспомню былое. Кстати, о мешке... Мешок сюда, живо!
Взяв из рук подоспевшего конгара мешок, Батя некоторое время держал его в руках, поглаживая ткань большими пальцами.
- Хороший мешок, - сказал он. - Не рвётся и не протекает. Кто бы что ни говорил: научились делать качественно, в соответствии с высочайшими стандартами. А вот с ножами не так хорошо. Понимаешь, Тромсен, красивые они, блестят, как полагается, а вот режут - плохо. Погано режут. Не столько режут, сколько рвут.
- Так не режь, - сказал Тромсен. - Зачем лишний раз мучиться? Ты от государственных забот вон какой худенький стал.
- Нет, - покачал головой Батя, - Ты не прав, Тромсен, ой, не прав. Как можно не резать, когда нужно резать?
Тромсен сглотнул и сделал последнюю попытку:
- А гуманизм? - спросил он, заглядывая Бате в глаза. - А человеколюбие? А тысячелетний опыт цивилизации?
Батя задумался.
- Тысячелетний опыт, да, - сказал он. - Я как раз думал о том, что сделали бы на моём месте Чингисхан, Аттила или какой- нибудь другой интересный человек, из тех, о которых я читал в книжках...
- И? - голос Тромсена был полон самой искренней мольбы.
- И вот что они бы сделали. Они бы сказали: "Убей его поскорее и не переживай из- за пустяков". Так что, Тромсен, цивилизация преподнесла тебе сюрприз. Готовься, а я поищу желающих. Эй, детки, никто не желает попробовать себя палачом?
Все тридцать восемь Батиных сыновей, включая и новообретённого Конкаса, подняли головы.
- Ну, - протянул Бомсен, - я бы попробовал. Любопытный жизненный опыт, знаете ли.
- Чёртов выскочка! - шепнул на ухо Конкасу из Новой Трои (во избежание путаницы так я буду называть помощника Гиркаса) сидящий справа от него брат, Конкас с порядковым номером 17. - Он уже и с парашютом прыгал, и с аквалангом нырял, сука, дегенерат!
- В жизни надо попробовать всё, - солидно ответил Бомсен, обладавший на удивление острым слухом. - Вот вы сидите себе, сидите, а потом жалеть будете. Ну, что, бать, - повернулся он к отцу, - прямо сейчас резать?
- Ну да, - сказал Батя. - Ты уж управься поскорее, пока салат не подали.
Бомсен встал с места и вытащил из- за пояса остро наточенный нож.
- Как говорят земляне - с Богом! - взял он за волосы Тромсена и дёрнул их назад, так что взорам собравшихся предстала его, Тромсена, немытая шея, на которой подрагивал огромный кадык.
Бомсен уже занёс нож, как вдруг ему помешал Конкас- 0.
- Да ладно тебе, Бать, - сказал он. - Пусть человек поест, а голову и после обеда отрезать можно.
- Ладно, - махнул рукой Батя. - Пусть остаётся на десерт.
Бомсен, слегка раздосадованный тем, что расправа отодвинулась на неизвестный срок, вернулся на место, и начался обед.
Подготовка к роскошному пиршеству заняла всё утро. Разъярённый тем, как долго готовится жаркое, Батя приказал казнить восемьдесят поваров, из которых через минуту помиловал пятьдесят, снискав этим прозвище "Милосердный".
- А вчера никого бы не пощадил, - сказал помощнику присутствовавший на пиру советник Новой Трои. - Растёт человек над собой. Ещё лет триста, и будет цивилизованный.
- Да ведь он не проживёт столько, Павел Игнатьевич, - робко возразил помощник.
- Ты это ему скажи.
За обедом Батя придерживался самого изысканного церемониала, требуя от гостей называть себя "Его превосходительство лейб- гвардии Фельдмаршал фон Биттер- Брюкке", а к Конкасу обращаться не иначе, как "цесаревич Виктор- Эммануил". Это не мешало ему кидать наполовину обглоданные кости в неугодных сотрапезников и громко отрыгивать воздух во время традиционной "Марсельезы", которую для удобства слушателей исполняли одновременно на эсперанто и языке народа Кон. Не менее строгих условностей придерживался Батя и в приёме пищи: хотя на тарелке (вернее, на большом фаянсовом блюде) у него, как и у всех, была какая- то непонятная каша светло- зелёного цвета, он время от времени ковырял её то одной, то другой вилкой, каковых перед ним лежало ровно шестьдесят семь.
Едва прошла последняя перемена блюд, Бате напомнили о Тромсене.
- Батя! - сказал отцу Конкас- 3. - Ты же обещал отрезать ему голову!
- Что? - сказал Батя. - А, да, обещал. Эй, Бомсен, как насчёт того, чтобы отрезать Тромсену голову?
- Ась? - отозвался Бомсен. - Ты сказал, отрезать Тромсену голову?
- Да, я сказал отрезать Тромсену голову.
- Ну, я так и понял.
И Бомсен вновь встал с места, подошёл к Тромсену, и на глазах у собравшихся отрезал ему голову - быстро и с удивительной сноровкой.
- Вот сволочь, - позавидовал ему Конкас- 17. - За что ни возьмётся - всё у него получается. Я бы полчаса рубил, а он одним махом...
- Паскуда, что и говорить, - сказал Конкас- 9.
И тут перфекту оставило всякое терпение.
- Сколько можно! - крикнула она, - Проклятье, да сколько можно! Бедная девочка! - она имела в виду Восьмую. - Да она с ума сошла от вашей мерзости! Где она? Я знаю, что вы её скрываете! Это вам с рук не сойдёт!
- Дун Сотелейнен, - обратился Батя к Гиркасу, - скажи мне, чего хочет эта сумасшедшая женщина? Ты ведь знаешь её дольше меня, так ведь?
- Она хочет, чтобы вы выдали ей сестру, - ответил Гиркас.
- Какую сестру?
- Которую вы удерживаете здесь! - крикнула перфекта.
- Я ничего не понял, - пожаловался Батя сыновьям. - Эй, Конкасы, кто- нибудь что- нибудь понимает? Только не все скопом, по очереди.
Ознакомительная версия.
