Некоторое время я внимательно разглядывала, как ребята чистят картошку, потом постаралась скопировать их движения сама и, естественно, сразу же порезалась.
– Нож сильно острый, – сказала я, зажимая рукой пораненный палец.
– Тётя Анфиса! Полина порезалась! – Крикнул Мишель. – Где у нас бинты?!
– Там в комоде, в верхнем ящике посмотри! – Тётя Анфиса очутилась рядом, посмотрела мой порез. – Хорошо ещё, что не сильно, – сказала она.
Мы с Мишуткой ушли в другую комнату, где мальчик довольно умело принялся меня бинтовать.
– Ты что, картошку чистить не умеешь? – Шёпотом спросил он меня.
– Ни разу ничем подобным не занималась, – так же шёпотом ответила я.
– Тогда просто сиди и ничего не делай, теперь тебе можно, ты порезанная. Мы сами всё сделаем.
– Фигушки! – Не совсем вежливо перебила я его. – Только ты помедленнее чисти, чтобы я могла разглядеть.
Во мне заговорило папино воспитание. Он всегда говорил, что от работы отлынивать нельзя, особенно если её за тебя собираются делать другие люди.
– Ладно.
Мы вдвоём вернулись на кухню и продолжили.
Я измучалась до предела, однако под конец у меня даже кое-что начало получаться.
– Я всё равно быстрее чищу, – сказал Фердинанд.
– Хвастаться неприлично, – заметила я.
– Кто хвастается?
– Ты хвастаешься.
– Я не хвастаюсь. Я и вправду быстрее всех чищу.
Мне хотелось сказать, что если я сама начну хвастаться, то обгоню его по всем параметром; всё-таки есть гораздо больше вещей, в которых я разбираюсь лучше его, однако мне пришлось промолчать. Ещё не хватало, чтобы во мне заподозрили супера. Хотя, больше чем уверена, никто из обитателей здешнего дома не представляет, кто это такие.
– Ладно, проехали. Картошка не стоит того, чтобы из-за неё ссориться.
Через полтора часа мы выбрались на улицу. Я зажмурилась от яркого, с непривычки, солнца.
– А нам завтра в школу, – вздохнул Фердинанд.
– У меня… у нас, – поправился Мишутка, – тоже каникулы через шесть дней заканчиваются, – и посмотрел на меня.
Вот это новости. Я едва смогла сдержать стон отчаяния. Только начало всё складываться – и на тебе! А что мне через шесть дней делать? Ехать с Мишуткой я не могу, если останусь тут, тоже возникнут разные вопросы.
– Ты чего такая серьёзная стала? – Спросила Августа, внимательно глядя на меня.
– Не люблю учиться, – сообщила я, хотя с час назад убеждала людей в противоположном.
– Я тоже, – заулыбалась девочка. – Давай в прятки!
– Это как?
Однако Августа то ли не поняла вопроса, то ли не расслышала. И куда-то помчалась, крикнув: "До ста!".
Мишутка объяснил мне, что она имела в виду.
Вскоре нас позвали на ужин. Невыносимо длинный день наконец подошёл к концу.
Теперь по праву близкого родственника я сидела рядом с Мишелем. Он, как всегда, о чём-то размышлял. Я даже видела – честное слово! – как он окунул в варенье малосольный огурец и, не поморщившись, проглотил!
– О чём ты всегда думаешь?- Спросила я, как только мы очутились в нашей комнате.
– С чего ты взяла?
– За едой у тебя такой вид, будто ты сам с собой в шахматы играешь.
– В шахматы? Нет, пожалуй, не в шахматы… Полиночка, а можно блоком памяти твоего компьютера воспользоваться?
– Надолго?
– На день. Мне кое-что нужно сделать, а памяти не хватает. Физической, – уточнил он.
Интересно, какая она ещё бывает? А если он имеет в виду виртуальную, откуда он такие слова знает? И где я ему тут, на Цитрее, её возьму?
Я глубоко задумалась. С одной стороны, отказывать невежливо, но с другой, если в моём компьютере что-нибудь перемкнёт, починить его можно будет только на Земле. А провести два с половиной месяца без персональника – этого и врагу не пожелаешь, не то что себе любимой.
– Давай я тебе завтра отвечу, а?
– Ладно, – согласился мальчик, явно ободрённый тем, что я сразу не отказала.
Потом мы натягивали найденную в какой-то дальней кладовке шторку. Мишель мне активно мешал, делая вид, что помогает. Наконец, шторка была повешена. Криво, некрасиво, сильно обвисая в середине, она, тем не менее, прочно перегородила комнату.
– К тебе можно? – Тут же спросил Мишель, просовывая голову в отверстие между шторой и стеной, только я успела присесть на кресло, чтобы отдышаться.
– Заходи, чего уж там. Только в следующий раз стучаться надо.
– Об штору?
– Хотя бы.
– Ладно. Ну, как тебе у нас дома? – Поинтересовался он, присаживаясь рядом на стул.
– Не очень, – осторожно ответила я. – Неуютно тут, словно на вокзале, комнаты большие, бардак жуткий, какие-то люди всюду ходят…
– Зато здесь весело. Вчера двойняшки шкаф в прихожей опрокинули, вообще чуть весь дом не развалился.
– Прихожая – это самая первая комната, да?
Он кивнул
– Я думала, там всегда так, – проговорила я, вспомнив удивление, которое испытала, только войдя в дом.
– Нет, не всегда. А этот шкаф – он давно уже на честном слове держался, – не понимаю, как он раньше не упал.
Мишутка ёрзал на стуле, словно гость, чувствующий, что пришёл совсем некстати, но не находящий предлога для того чтобы уйти.
Как всё-таки изменчива бывает человеческая жизнь! Ещё несколько дней назад я не представляла, что мне придётся жить в одном доме с абсолютно незнакомыми людьми на одной из второстепенных планет Федерации. А Мишель, кстати, не подозревал, что на второй половине комнаты, которую он привык считать своей, будет жить девочка, которую он до этого видел только по визору.
– Полина!
Задумавшись, я отозвалась не сразу.
– У?
– Я сегодня новости специально посмотрел.
– И что? – Мой голос похолодел градусов на двести.
– Там про твоего папу говорили.
Я повторила вопрос, таким же тоном.
– Сказали, что… твой папа… он на самом деле какие-то странные операции проворачивал… финансовые, я имею в виду… незаконные, в смысле…, – мальчик не успел договорить.
– Дурак ты! – Заорала я.
– Я просто спросил…
– Надо хоть немножко думать, прежде чем спрашивать, – я корила себя за эту неожиданную вспышку гнева. – Если бы мой папа на самом деле был виноват, то в любом случае сделал бы так, чтобы подумали на кого угодно, только не на него.
Дверь распахнулась, судя по звуку, от удара ноги.
Кто-то из близнецов появился на моей половине комнаты, явно убегая от другого.
– Он меня обзывает! – Последовал краткий доклад. Я поняла, что это была Августа.
Вслед за ней появился её брат. Вид у него был настолько взъерошенный, что сразу становилось понятно: он только что получил в глаз. Я даже подозревала, от кого.
Они стали выяснять отношения прямо передо мной.
