Но как же медленно приближается! В отличие от шагов и дыхания за спиной…
* * *
Наверху спереди раздался вой. Ага, сработало первое!
Но Антон не отвлекался. Там, наверху, значит, всё шло по плану. Когда Сашка должен был прыгнуть с обрыва, по его преследователям следовал «огонь» — залп из гигантской «рогатки». Иными словами — сетки, наполненной камнями и натянутой в ветвях загнутого назад дерева. В нужное время удерживающая дерево верёвка отпускается, оно распрямляется, и камни выстреливают, как из пушки. Мало не покажется.
Словом, крик наверху означал, что всё идёт по плану — разве что на секунду-две арруги «выстрел» почему-то задержали.
Главное было здесь.
Здесь из-за поворота показался Гуся, изо всех сил несущийся к «баррикаде». Хотя какая это баррикада! Так, несколько стволов, по какой-то прихоти природы упавших в одном месте поперёк ручья. А поскольку здесь овраг сужался, то позиция для перехвата Гуси и отсечения врагов была близкой к идеальной. Усилили завал ещё двумя стволами, укрепили поперёк несколькими молодыми деревцами, которые легко было быстро свалить каменными рубилами, — уже сходу её не одолеешь.
Кроме того, преследователей и тут поджидала парочка неприятных сюрпризов.
Не в силах сдержать азарта, Антон выскочил на видное место. Надо подогнать Гусю и заодно показать ему место, где легче преодолеть «баррикаду».
— Сашка, давай! Наддай! — заорал он, видя, как из-за того же поворота выскочил звероватого рода мужик. Тот, что держал давеча его друга.
До сих пор Антон так близко уламров не видел — если не считать толькочтошных переговоров на поляне. Но там до них было метров шестьдесят, и стояли они плотной массой. А тут громадный зверюга несётся прямо на него! Впечатляет! Голый торс коричнево-серого цвета. Разукрашен светло-серой, почти белой краской так, чтобы картинка изображала скелет. На ногах — похожие на замшевые штаны с бахромой. Но поверх них развевается что-то вроде юбочки из кожи.
Лицо тоже разукрашено. На голове — целый ворох перьев и кости крест-накрест. Из носа торчат рога. На шее — два ожерелья.
Рот раззявлен в крике.
На отлёте — рука с зажатым в ней каменным топором.
Всё это Антон ухватил в одно мгновение. Вдруг начавшее казаться очень длинным. «Зиккан» — так, кажется называл это папа, рассказывавший о нескольких подобных случаях с ним.
Он увидел, что Сашка не успевает, что негр этот догоняет его с каждым шагом. Но время ещё было, оно текло, как медленная речка.
Антон перехватил поудобнее подаренное ему вождём копьё с каменным наконечником. Если не сработает задумка, нужно будет успеть быстро выскочить, прикрыть Гусю от разъярённого преследователя.
Ещё мгновение…
— Оп! — крикнул он яростно.
Уламр тоже был воин не промах. В последний момент он попытался перескочить натянувшуюся перед ним верёвку. Но не успел — верёвка подпрыгнула вслед за ним: ею управляли. Жёсткий конский волос не порвался. И мужик со всего маху покатился по земле и плюхнулся в ручей.
Удалось! Молодцы арруги!
Сашка был уже в двух шагах от завала. Он не оглянулся на шум сзади — класс! Не хватало и ему тут споткнуться!
Но и враг не промах! Он уже вскочил на ноги. Только на одно мгновение задержался, соображая после падения, куда бежать.
Это мгновение стало для него роковым.
Сразу две стрелы впились в его тело — одна в живот, другая в шею.
Уламр постоял секунду, качаясь… Сделал движение рукой к той стреле, что торчала в шее… Словно хотел её вытащить… Качнулся сильнее…
Колени его подогнулись, и он упал…
* * *
Сгрудившиеся наверху уламры не были рассеяны залпом камней. Появились раненые, двое лежали на земле неподвижно, но в целом потери оказались так себе.
Но в растерянности пребывали все. Непонятно было ни само нападение, ни то, что нужно теперь делать.
А вождь исчез…
Часть уганров рванулась было за прыгнувшим с обрыва лидером, часть, не получив команды от своих меньших лидеров, осталась на месте.
Мгновения растерянности хватило, чтобы на воинов обрушился новый удар. В полной тишине из леса вылетели совсем маленькие, казавшиеся безобидными дротики. Только было их много и летели они быстро. И попадали в тела…
* * *
Каррыг и Рабр умели затаиться. Да и куда без такого умения арругу-охотнику?
Но теперь очень важно было поймать нужное мгновение. Когда вчера тренировались, не сразу удалось в нужный момент натянуть верёвку перед бегущим воином.
А тут было важно ещё и не дать себя заметить. На этом особенно настаивал вождь с подачи этого рюдя-мальчишки. Но попробуй-ка лёжа проделать такую операцию, чтобы бегущий уламр не снёс верёвку, а упал!
* * *
На бегу его тоже можно было свалить. Но копьём. Из этого нового оружия подшибать цель ещё, надо признать, Выр толком не научился. А подшибить уламра было необходимо.
Он дождался, когда упавший враг начнёт подниматься, и пустил стрелу.
В десяти шагах щёлкнула тетива лука Кыра.
* * *
Ещё мгновение растерянности после второго нападения. Теперь уже на земле лежало куда больше воинов. И многие корчились так, что видно было — не жильцы. При простом ранении воин обязан контролировать себя и свою боль.
А главное — не было видно того, кто запустил эти маленькие, но такие жестокие дротики…
* * *
Саша взобрался на завал. Неизвестный — или уже забытый за чередой событий? — арруг задвинул за ним молодое деревце.
А Антоха явно захотел сломать другу шею!
Саша, памятуя о его ранах, обнимал Тошку менее крепко.
Но разреветься хотелось — страшно!
Антон
Антон сидел между «дикарями», как было бы, наверное, правильно их называть и как называть их он не мог. Не мог и всё! Он сидел между ними, ел вкуснейшим образом обжаренное мясо и ловил себя на мысли, что он — один из них. Он помнил, что он — другой, даже из другого времени. Но сейчас это было как-то совсем неважно.
Это, оказывается, вообще неважно — помнить о метро и троллейбусах, об учителях и спортсменах, о компьютерных играх и проблемах в школе.
Стоило перенестись из того сложносочиненного мира в этот первобытный мир простых, а то и незаконченных форм, — и скоро вдруг понимаешь, что главное в другом.
Цивилизация — как ритуальная краска на теле у человека. Главное — в том, что под ней.
И, побывав в прошлом человечества, можно сказать, почти у своих собственных предков, он так и не заметил серьёзных разногласий в понимании добра и зла между людьми из того и из этого мира. Человеческие законы хорошего и плохого оказались одинаковы во все времена. С поправками, конечно, на обычаи и психологические особенности — но в принципе они одинаковы. Хороший человек — он и есть хороший человек. Даже если ест другого хорошего человека. От этого передёргивает, конечно, но ведь и не со зла едят. Наоборот — хотят оставить хорошего человека в себе…
