– Что изменилось? – спрашивает тренер.
– Я слушала. Прислушивалась к себе.
– Да-а-а-а! Я знал, что у тебя получится.
Он поднимает правую руку. Я поднимаю свою и слегка ударяю по его ладони. Обычный жест приветствия. Я улыбаюсь, но улыбка гаснет при виде вытянутых лиц девчонок. Не хочу, чтобы они портили мой маленький праздник. Я погружаюсь под воду и смотрю вперед, пытаясь увидеть противоположную стенку.
«Мы это сделали».
Тон мужского голоса настораживает меня, но ненадолго. Всматриваюсь в лазурь воды – не блеснет ли оранжевая кукла. Лицо, лишенное человеческих черт. Полутело. Это она… он разговаривает со мной? Дурацкая мысль, но такой возможности я не исключаю.
Однако в воде нет никакой куклы. Только наши девчонки барахтаются возле глубокого конца. Только вода. Конечно же, пластиковая кукла не могла разговаривать. Голос звучал не извне, а в моей голове. Голос подсознания, или как это еще называется? Часть меня, стремящаяся к победе.
Выныриваю. Клайв дает новое задание: плавание на спине.
Я держусь за стенку и поджимаю ноги. Жду, когда Клайв подаст команду. Забрасываю руки за голову, отталкиваюсь от стенки и молочу по воде ногами, представляя, что они рыбий хвост.
«Не выныривай. Оставайся под водой».
Опять этот голос.
Не скажу, что плавание на спине – мой любимый стиль. Не сильна я в нем. Но сейчас у меня появляется уверенность, что и здесь я добьюсь успеха. Я способна на большее.
Я смогу победить.
– Кто-нибудь расскажет мне, что там случилось?
Мы сидим в гостиной. Маме пришлось забирать отца из отделения полиции, куда его отвезли из-за «инцидента с водяными пистолетами». Он позвонил ей на работу, и мама примчалась домой, взяла машину и поехала за ним.
– Смелее! Рассказывайте, как у вас съехала крыша и вы устроили разборку с сопляком. Может, вы еще где-то отличились, о чем из скромности молчите? Скажем, банк ограбили. Или магазин. А?
Гнев, который маме удавалось сдерживать, достиг точки кипения и выплеснулся наружу. Перепуганная Мисти выползает из комнаты, поджав роскошный хвост. Мы с отцом смотрим в пол, на руки, в окно. Только не друг на друга и не на маму. Я чувствую себя виноватой, но тоже начинаю сердиться. Почему мама все подает так, будто мы с отцом вдвоем трясли несчастного мальчишку?
– Я… немного не сдержался, – бормочет отец.
– Немного? Да ты вцепился в мальчишку! На улице, где полным-полно свидетелей! О чем ты думал? Что с тобой происходит, Кларк? Тебе тридцать два года. Когда ты повзрослеешь?
– Они залили нам весь салон. Облили Ник. Меня. Все лицо. Вода попала мне на лицо…
Почему-то отец подчеркивает, что ему забрызгали лицо.
– Но они дети.
– Они выстрелили мне в глаза. Водой…
– Кларк, тебя зациклило на воде! Ты ведешь себя глупо!
– А что у папы связано с водой? – спрашиваю я.
– Ничего, – хором отвечают родители.
– Как это ничего? – (Теперь они молчат.) – Вы не хотели, чтобы я училась плавать. Вам не нравятся водяные пистолеты. А папа… – Прикусываю язык, чтобы не выболтать про файлы на его компьютере. – Он без конца слушает по радио новости об утонувшей девочке. Так что происходит? Только не говорите: «Ничего». Я уже вышла из возраста, когда мне можно задурить голову. Я вас серьезно спрашиваю: что у папы связано с водой?
Родители долго смотрят друг на друга.
Потом мама говорит, очень медленно:
– У папы… странное отношение к воде. Оно… совершенно нелогично. Что-то вроде обсцессивно-компульсивного синдрома.
Она кивает отцу, и тот продолжает:
– Это моя проблема. Мне нужно с ней разобраться, и я разберусь. Если понадобится, с помощью психолога. Простите, что втянул вас обеих. Особенно тебя, Ник.
Мама обнимает отца за плечи.
– Все будет хорошо, – обещает она. – Ник, иди к нам.
Она протягивает мне левую руку, раскрывая объятия. Я расслабляюсь, позволяю себя обнять. Потом и сама обнимаю родителей. Я хочу, чтобы все у нас было хорошо. Как раньше. Чтобы ничего не менялось.
Мы так стоим минуту или две, прежде чем мама со вздохом расцепляет руки:
– Устала я сегодня. И жара доконала. Приму холодный душ, если это поможет.
– Что будет дальше? – спрашиваю я. – В смысле, что сказали в полиции?
– Пока ничего. По их словам, они взяли отца на заметку и собирались побеседовать с ним еще раз. Но мы должны держаться вместе. Мы поможем папе. Не исключено, что полицейские решат поговорить и с тобой.
– Пусть говорят, – машинально отвечаю я и тут же настораживаюсь. – Я не хочу… то есть я не знаю, что им отвечать.
Мама гладит меня по волосам, как в детстве:
– Не бойся. Я буду рядом. Закон запрещает расспрашивать несовершеннолетних без присутствия родителей. Скажешь им правду, она всегда лучше разных придумок. – Мама подходит к лестнице, затем оборачивается. – Надеюсь, я знаю все подробности вашей «войны»?
Папа переминается с ноги на ногу.
– Все, – не слишком уверенно произносит он. – Я ничего не утаил. – Кривится и поднимает руку с тремя растопыренными пальцами. – Честное скаутское.
Мама улыбается и идет наверх. Но меня папино «честное скаутское» не слишком убеждает. Его лицо сказало больше.
Вернувшись к себе, включаю ноутбук. В сказку об обсцессивно-компульсивном синдроме я не верю. Почему же эта гадость не проявлялась раньше? Что-то здесь не так. Нахожу электронное письмо, отправленное себе, открываю вложение: файл «Утонувшие».
Просмотрим список еще раз. Свежим взглядом.
Я начинаю сверху, пытаясь составить общую картину. Или найти общую закономерность. Знакомые столбцы с именем, возрастом, местом и обстоятельствами смерти. Внимательно просматриваю каждый, замечаю нечто любопытное. Я думала, все погибшие разного возраста. Теперь вижу: вразнобой тонут только мужчины. Данные по утонувшим девчонкам я выделяю бирюзовым фоном. Картина сразу становится очень четкой: всем им было по шестнадцать лет.
Это уже что-то. Создаю новый документ, копирую туда таблицу и убираю из нее мужчин и парней. Передо мной данные по сверстницам, которые в течение года утонули в разных районах Англии. Должно быть, я сейчас повторяю отцовские поиски. Ввожу их имена в «Гугл», читаю материалы. И вдруг… еще одна особенность. Имена и лица! Все они азиатки или полукровки. Я ведь тоже полукровка.
Тринадцать девчонок.
И все мертвы.
Открываю отцовскую карту, всматриваюсь в нее. Рядом с булавками проставлены даты. Такое ощущение, что трагедии, начавшиеся в разных местах, постепенно приближаются к нашему городу.
Мне становится не по себе. Тошно просто. Мне не нравится в этой ситуации абсолютно все: и отцовская коллекция историй об утонувших девчонках, и то, что я тоже их читала.
Отворачиваюсь от экрана. Чушь какая-то. Если вдуматься, все тринадцать смертей – результат несчастного случая. Конечно, это не делает их менее ужасными и печальными.
Но мой отец почему-то не считает эти смерти случайностями.
Я чего-то не понимаю. Или не хочу понимать.
С досады захлопываю крышку ноутбука.
В раздевалке тихо. Все думают лишь об одном: о сегодняшних отборочных соревнованиях. Я стараюсь держать себя в руках, но все равно волнуюсь. Я не сомневаюсь, что приму участие в командном заплыве на четыреста метров вольным стилем, однако этого мало. Хочу пробиться в индивидуальные соревнования на этой дистанции. В прошлый раз я сравнялась с Кристи. Теперь должна показать лучший результат.
Кристи – сама невозмутимость. Она спокойно убирает волосы под шапочку. Никаких признаков нервозности. Встаю рядом с ней перед зеркалом. Места хватает для обеих, но она, уходя, задевает меня локтем.
– Извини, – бормочу я, словно это я заняла слишком много места.
Жду, что она тоже извинится и мы улыбнемся. Подумаешь, с кем не бывает? Но она не извиняется и не улыбается.
– В прошлый раз я дала слабину, – отчеканивает Кристи. – Будто проклял кто. Но сегодня я в отличной форме, ты меня не обгонишь.
Она не ждет ответа, демонстративно выходит из раздевалки, оставляя меня стоять с разинутым ртом. Девчонки слышали ее слова, однако промолчали. Никто не смотрит в мою сторону. Что ужасного я сделала? Разве у всех нас не одна и та же цель – плавать быстрее и стараться стать лучшими?
Когда я пришла в команду, меня встретили очень тепло. Я сразу почувствовала себя членом команды. Наверное, поначалу они не видели во мне соперницу. Я младше их. На тренировках была в отстающих. Извините, девочки, но ради вас я не собираюсь и дальше плестись в хвосте. Я не намерена ухудшать свои результаты ради Кристи, Нирмалы или кого-то еще. Не моя вина, если от этого пострадает их самолюбие, я не нанималась ублажать их эго.