ему обо мне так много?
– Я решил, что ты, возможно, захочешь присоединиться к нам.
– Для чего?
– Быть может, со временем ты станешь помогать нам. – Джефф улыбнулся своей быстрой, нервной улыбкой. – Но это твое дело, Дэвид. Решение должно исходить от тебя.
Дэвид слышал, как Сара моет в кухне посуду, сердито укладывая тарелки на решетку для сушки. Он повернул прочь от лестницы. С самого начала, с той первой встречи с Джексоном в Хэмпстед-Хит, безопасность Сары заботила его сильнее всего. Как позднее объяснили его наставники, жене можно сообщить о занятиях мужа только в том случае, если она полностью вовлечена в их дело. Сара не любила правительство, но, будучи пацифисткой, не стала бы поддерживать Сопротивление, особенно после того, как начались взрывы бомб и выстрелы в полицейских. С тех пор Дэвид ощущал неприязнь по отношению к ней, винил ее за необходимость нести неподъемное бремя еще одной тайны.
В следующее воскресенье Сара поехала в город, чтобы встретиться с Айрин и сходить в кино. На неделе они поговорили по телефону и обсудили случившееся в Поминальное воскресенье. В новостях так ничего и не сообщили – создавалось впечатление, что нападения на Роммеля и арестов не было вовсе. Они пошли в кинотеатр «Гомон» на Лестер-сквер на новую американскую комедию с Мэрилин Монро. Перед основной картиной категории «В», как всегда, демонстрировали легкомысленную музыкальную ленту немецкого производства, а между фильмами зрителям пришлось просмотреть новостной выпуск от контролируемой государством студии «Пате». К его показу всегда зажигали свет, чтобы сторонники Сопротивления не шикали при появлении на экране нацистских лидеров. Первым шел репортаж о европейской евгенической конференции в Берлине: Мэри Стоупс беседовала с немецкими учеными в колонном зале. Следующий сюжет казался видением из ада: заснеженные просторы, старуха в отрепьях рыдает и кричит по-русски рядом с догорающей избой, немецкий солдат в каске и шинели утешает ее. Голос Боба Денверс-Уокера звучал сурово: «В России идет война против коммунизма. Советские террористы продолжают творить ужасные зверства в отношении не только немцев, но и своего собственного народа. Под Казанью трусливая шайка так называемых партизан, прячущихся в лесах, обстреляла ракетами из „катюши“ деревню, жители которой посмели продать германским солдатам немного еды». Камера отъехала от руин, показывая разоренную и сожженную деревню. «Иные русские предпочли забыть о том, от чего спасли их немцы – от тайной полиции и принудительного труда сталинского режима; миллионы согнаны в арктические концентрационные лагеря». На экране появились зернистые кадры лагеря, обнаруженного немцами в 1942 году: тощие как скелеты тела, лежащие в глубоком снегу, колючая проволока и наблюдательные вышки. Сара отводила глаза от жутких сцен. Голос диктора стал тверже: «Никогда не сомневайтесь в конечной победе Европы над злобным азиатским учением. Германия побила Сталина, побьет и его преемников». В качестве напоминания показали знаменитые снимки пленного Сталина, сделанные после захвата Москвы в октябре 1941 года: невысокий человечек с густыми усами, рябой, с растрепанной седой шевелюрой, хмуро потупил взгляд, хохочущие немецкие солдаты держат его за руки. Позже его публично повесили на Красной площади. На следующих кадрах новые гигантские танки «Тигр-4» с пушками в восемнадцать футов длиной прокладывали себе путь через березовую рощу, охотясь на партизан. Молодые деревья ломались, как спички, а в небе стрекотали геликоптеры. Затем показали запуск ракеты «Фау-3»: камера перемещалась вслед за огромным цилиндром, заостренным на одном конце и извергавшим из другого огненный хвост, что уходил в небо, устремляясь к цели на противоположной стороне Уральских гор. Играла бравурная музыка. Затем пустили сюжет, как Бивербрук открывает новую современную телевизионную фабрику в Мидленде. Наконец свет снова погас и началась собственно картина: грянула музыка и появился яркий лейбл студии «Техниколор».
Когда женщины вышли из кинотеатра, короткий зимний день уже приближался к концу: в магазинах и ресторанах зажигали свет, огни по краям размывались в тусклой желтоватой дымке.
– Туман опускается, – сказала Сара. – В прогнозе погоды говорили, что возможен смог.
– На метро доберемся без проблем, – ответила Айрин. – У нас есть время на кофе.
Она направилась через улицу, остановившись, чтобы пропустить трезвонящий трамвай. Навстречу им стремительным шагом прошли двое парней в длинных драповых пальто и узких брюках, с высоко зачесанными сальными челками. Полицейский в будке неподалеку проводил их неодобрительным взглядом.
– Ну разве не чудной у них вид? – сказала Айрин. – «Джазовые мальчики».
В ее тоне звучало пренебрежение.
– Просто юнцы, старающиеся отличаться от прочих.
– Эти пальто…
– Зут-костюм. – Сара рассмеялась. – Американская мода.
– А эта их драка с молодыми фашистами в Уондсворте в прошлом месяце? – воскликнула Айрин возмущенно. – Ножи и кастеты! Люди сильно пострадали. Я против того, чтобы детей секли розгами, но им это не повредило бы.
Сара улыбнулась про себя. Айрин вечно так сердилась, так негодовала. Но Сара знала, что это лишь слова, а на самом деле у нее доброе сердце. После сюжета про евгеническую конференцию Сара вспомнила, что пару месяцев тому назад они вот так же выходили из кино и увидели, как подростки мучают монгольского мальчика, внушая ему, что после принятия новых законов его стерилизуют. Заступилась за него не кто иная, как Айрин, сторонница евгеники, – обругала задир и прогнала их прочь.
– Даже не знаю, куда мы катимся со всем этим терроризмом, – сказала Айрин. – Ты слышала, что Сопротивление устроило взрыв в армейских казармах в Ливерпуле? Что погиб солдат?
– Я знаю. Вероятно, сторонники Сопротивления скажут, что они ведут войну.
– Война – это убийство, и ничего больше.
– Нельзя верить всему, что сообщают про Сопротивление. Посмотри, как скрывают то, что случилось в прошлое воскресенье.
Они направлялись к «Британскому уголку» – так стали называться «Уголки Лайонса» после их экспроприации у евреев. Чайный зал, весь в зеркалах и сверкающем хроме, был полон женщин, совершавших походы по магазинам, но сестры нашли свободный столик на двоих и уселись. Когда официантка в аккуратных передничке и чепчике приняла заказ, Айрин огляделась.
– Думаю, вскоре пора будет думать о покупках к Рождеству. Никак не решу, что подарить мальчикам. Стив предлагает купить им большой железнодорожный набор Хорнби, но, по-моему, он сам хочет в него поиграть. Няня говорит, что они предпочли бы армию игрушечных солдатиков.
– Как там няня?
– Кашель никак не проходит. Не думаю, что от доктора по страховке будет прок, ты ведь знаешь, какие они. Я договорилась насчет приема у нашего специалиста. Мне страшно, что дети заразятся, и потом, представь, как чувствует себя бедная девушка.
– Боюсь я Рождества, – сказала Сара, вдруг сникнув. – С тех самых пор,
