– Давно, видно, тут археологи не бывали, – сказал Коминт.
– Так ведь их сюда и не пустят, – сказал Николай Степанович, – пока в Киеве не постановят, от кого древние греки произошли: вiд хохлiв чи вiд москалiв…
– Удивляюсь я, как эти греки тут зимой в хитонах без штанов-то ходили. В сандалиях на босу ногу.
– Наверное, климат был другой. Князья тьмутараканские охотились с гепардами, князя Олега тварь наподобие гюрзы укусила… Впрочем, Макс Волошин, не к ночи будь помянут, именно в греческом одеянии всю жизнь и проходил здесь.
– И без штанов? – не поверил Коминт.
– Не знаю, не заглядывал…
Гусар тенью скользил по кромке раскопа, неся боевое охранение.
– Белый он, приметный, – вздохнул Коминт.
– Он когда надо белый, – сказал Николай Степанович. – А когда надо…
Словно услышав, что о нем говорят, пес спрыгнул в раскоп и, огибая углы фундаментов, выбежал на площадь.
– Кто-то идет, – сказал Николай Степанович, вставая. – Неужели выследили? Нет, я бы понял. Кто-то посторонний.
– А кто нам свои… – махнул рукой Коминт.
Он проверил «калашников» и снова поставил его на предохранитель.
– Может, кладоискатели не унялись, – предположил Николай Степанович. – Дай-ка посмотрю… – он закрыл глаза. Здесь, в безлюдье, могло кое-что и получиться.
Коминт поежился. За много лет их совместной работы он так и не привык до конца к жутковатым фокусам командира. – Так: Восемь человек, все с оружием.
И даже… ого! Гранатомет. Серьезные ребята.
– Теперь все серьезные, – проворчал Коминт. – Все с гранатометами. Одни мы, как сироты…
– А зачем тебе гранатомет? – удивился Николай Степанович. – Ты, по-моему, ножом и танк вскроешь, как жестянку.
– А на дистанции? – не унимался Коминт.
– Ладно, будет тебе и гранатомет… помолчим-ка пока.
Посыпалась земля. Где-то, невидимые простым глазом, в раскоп спускались люди.
– Прятаться будем? – спросил Коминт.
– А смысл? Они нас и так не увидят. «Серая вуаль» – штука хитрая. Сиди и слушай. «Серая вуаль», конечно, не делала человека невидимым. Просто окружающие как-то забывали на него посмотреть. А посмотрев, тут же забывали, что посмотрели.
Появились – по их мнению, бесшумно – первые четверо.
– Нормально, командир, – вполголоса сказал один, оборачиваясь. – Только собака бегает, прирезать бы…
Гусар повернул тяжелую башку и внимательно посмотрел на говорившего. Тот осекся.
– Слу-ушай, Левка! – сказал другой. – А может, это ихняя собака? Вот мы и придем: не вы ли собачку потеряли?
– Ага, – мрачно сказал Левка. – С гранатометом… Мозгом думать надо.
Был он немолод и усат. Наверное, за это его и называли командиром.
Одета группа была достаточно пестро: кто в зимнем камуфляже, кто в летнем, кто в шинели, кто в кожане. Оружие тоже было разнообразное: три «калашникова», ППШ, винтовка-тозовка, охотничий «медведь» и помповый дробовик. Гранатомет несли в брезентовом чехле.
Ополченцы, как определил их для себя Николай Степанович, расположились в другом углу площади и закурили. И он с удивлением понял, что не курил сегодня вообще весь день… и, пожалуй, не курил и вчера. И позавчера. Это был по-настоящему дурной признак.
– Подождем, пока они там все перепьются, – сказал командир-Левка. – И возьмем тепленькими. Прямо с баб сволочей поснимаем. – он зашипел, как бы подбирая потекшую слюну.
– На воротах все равно кто-то будет, – сказал гранатометчик. У него был резкий армянский акцент. – Я же говорил – с моря заходить надо. С моря всегда прикрытие небольшое.
– На море у них катер с пушкой. И в катере два гаврика. Товар они на катере возят или где?
– Катер-матер… – проворчал армянин. – Подплыли бы тихо – и никакого катера.
– Где катер? Не было катера. Никогда не видел катера. А вот где твой поганый блядский мент, командир?
– Придет, рано еще…
– Что-то я ему не верю, – сказал армянин.
– А кому ты веришь?
– Маме верю. Генералу Погосяну верю. Ментам не верю. Никогда, понял? Еще вот таким от пола был, не верил ментам. И папа мне говорил: последним дураком будешь, если ментам поверишь.
Похоже, он тоже был не молоденький: если и младше Левки, то заметно старше всех остальных бойцов. Лет тридцать, определил для себя Николай Степанович.
И если дойдет почему-то до драки, то – самый опасный боец.
– Ну и правильно делаешь. Но это нужный мент, понимаешь, Тигран? Нужный. Нам без него туда ни в жисть не сунуться.
– Ты – командир… – сказал Тигран и замолчал, оставаясь при своем мнении.
Сидели тихо, изредка чем-то металлически брякая. Кто-то разбирал, успокаивая себя этим, пистолет.
– Не нравится мне собака, – сказал парень в шинели. – Чего она тут ходит? Будто следит. За мной раз кошки следили – жуткое дело…
– Кошки?
– Ну да. Куда ни пойду – следом кошка. Так с неделю за мной и ходили.
– Валерьянку на штаны пролил, – сказал Левка. – Или валокардин. Кстати, никто не взял с собой валокардина?
– Что, сердце прихватило?
– У командира не бывает сердца.
– Идет, – сказал тот, который был с ППШ. – Слышу.
– Вояки, – сказал Тигран. – Слышит он… Я вот слышу, что машина какая-то к лагерю свернула. Это я слышу.
Раздался шорох гальки, и появился девятый: в военного образца крытой куртке и каскетке цвета маренго.
– Ну, слава Богу, – сказал Левка. – Докладывай обстановку, лейтенант.
– Чего докладывать! Пьют! – радостно сказал лейтенант. – Дато с Гвоздем уже в отключке, водилы на рулях спят, бляди скучают, и даже охрана потихоньку принимает. Я им в будку графин коньяка унес. Хороший коньяк, одесский, забористый. Валит с ног, как пулемет.
– А Барон?
– Барон поет – что ему. Поет Барон. «Ай да кон авэла…»
– Гвоздь в отключке? – с сомнением спросил Тигран.
– Так он же на старые дрожжи льет! – закричал лейтенант. – Он на старые дрожжи! Знаешь, как они вчера гудели!
– Сколько охраны? – деловито спросил Левка.
– Трое у Дато и столько же у Гвоздя. Полагается поровну. Давайте, парни, покажите татарве, хохлам да цыганам, кто в Крыму хозяин! Мы же люди официальные, нам нельзя…
Этого Николай Степанович не вынес. «Тот?» – прошелестел он Коминту, и Коминт пожатием руки подтвердил: тот.
– Ну, если уж вы официальные, – сказал он, подходя сзади к лже-менту поганому и накладывая длань на погон, – то я – сама Матильда Кшесинская.
Все вскочили, но Коминт негромко сказал:
– Не вздумайте стрельбу устраивать, козлы. Услышат.
– Да мы с тобой и вручную… – начал кто-то, но Гусар сбил говорившего с ног и встал ему на плечи.
