Толпа гудела. Вода наполняла траншею, и огромный нефтяной бак всплывал, как судно в шлюзе. Он поднимался у всех на глазах, вырастая из-под земли.
Школьники кричали «ура!». Генеральный жал Денисюку руку. Андрюша сиял, а Дениска в общей суматохе закурил.
Бак поднимался вместе с уровнем воды в канаве. Как и всякое судно, он имел осадку, приблизительно около метра. Теперь становилось понятным, зачем сделан вокруг бака метровый вал. Земляная чаша нужна была для того, чтобы вода, наполнив ее, поднялась выше земли на метр и дно всплывшего бака оказалось вровень с землей, даже чуть выше. Вода немного просачивалась через земляные стенки чаши, но уровень ее неизменно повышался. Бак продолжал всплывать, он казался теперь непостижимо огромным. Ребята, глядя на него, запрокидывали головы.
Денисюк палкой определял, где находится дно бака, поднялось ли оно над землей.
– Добре! – крикнул он. – Гей, хлопцы, Дениска, Андрюшка! Дуй до лебедки! Натягай трос!
Дениска с Андрюшей стремглав кинулись к лебедке и стали крутить ручки. Трос натянулся. Бак поплыл в сторону лебедки. Толпа оживилась. Бак заметно двигался от одного края чаши к другому.
– Добре! – крикнул Денисюк.
Взяв лопату, он подошел к земляному валу там, где бак придвинулся к нему вплотную.
– Зараз наш бак на мель сядет, – пообещал он.
В толпе уже поняли, что он задумал. Несколько рабочих взяли у школьников лопаты, чтобы помочь Денисюку прорыть земляной вал. По мере того как они уменьшали толщину вала, вода просачивалась все сильнее и наконец хлынула из чаши потоком.
Бак стал оседать. Трос натянулся.
Краем бак стоял на твердой земле. Натянутый канат держал его за ушко на весу.
Вода вытекала из земляной чаши. Бак больше не плавал на воде.
Двое рабочих сменили ребят у лебедки. Денисюк командовал. Трос укорачивался, бак стал заметно накреняться, как бочка, когда ее наклоняют, чтобы опорожнить.
Толпа ревела. Добровольцы быстро раскидали часть земляного вала, на который валился теперь бак. Еще несколько минут, и под натяжением троса бак настолько накренился, что центр его тяжести прошел над ребром, которым бак опирался на землю, и бак сам собой опрокинулся, повалившись выпуклой стороной на землю.
Толпа с громкими криками кинулась к баку, и, толкая его, покатила прочь от школы, как гигантское колесо. Денисюк едва успел освободить трос, зацепленный за ушко.
Генеральный подошел к Денисюку:
– Велик заклад был?
– Да ни, невелик, – отозвался тот. – Нашла коса на камень. Инженерная коса на рабочий камень.
– С кем поспорил? – допытывался директор.
– Да тут с одним… – усмехнулся Денисюк.
Генеральный понял, что ничего от него не добьется.
– Каков заклад, не знаю, – сказал он, – а премию от себя назначу.
– То добре! – расплылся Денисюк.
Толпа, откатив бак, вернулась. Решили качать Денисюка.
Под громкие крики его стали подбрасывать высоко в воздух. Он взлетал, и руки его нелепо болтались, словно принадлежали не ему. Когда Денисюка опустили, генеральный усадил его в «Волгу» и торжественно повез на край города, где жил старый такелажник. Уезжая, директор распорядился прислать к школе помпу, чтобы откачать воду из ямы, оставшейся от бака. Потом бульдозер засыплет ее землей. Здесь будет спортплощадка.
Андрюша и Дениска пошли к пруду. Вода в нем была еще ледяная, но они все-таки выкупались.
Андрюша лег под скалой на солнцепеке. От пруда пахло рыбой, из леса несло смолой. Закрытые веки казались прозрачными, по лицу расплывалось ласковее тепло, все тело приятно болело. Надвигался сон, глубокий, мягкий, теплый…
Говорят, что после усталости снов не видишь. Андрюша не мог бы сказать, что видел сон. Это не был сон с видениями и событиями. Может быть, это мысль продолжала работать и во сне… Он видел бак почти наяву или думал о нем… Но плавучий бак почему-то походил на знакомую ему с зимних дней трубу, которая тянется в глубине пруда и напоминает туннель, если в нее забраться…
Андрюша проснулся отдохнувшим и, главное, с таким чувством, будто он сделал какое-то важное открытие. Он сел и оглянулся. Солнце садилось, и тень от горы протянулась до половины пруда. Казалось, что в пруду две воды: одна – темная, другая – светлая.
Рядом, раскинув руки, спал Дениска, крупный для своих лет парень, с квадратным лицом и светлыми, коротко остриженными волосами.
Андрюша задумался. «А что, если это вовсе не пруд, а море?.. А на другом, темном берегу – Америка! Американцы ведь интересные люди. Вот если бы еще они не грозились ядерными ракетами! Построить бы мост на ту сторону пруда… К американцам, что ли? А вот здорово было бы, если бы к ним взаправду мост можно было построить! Надо инженером стать… и научиться изобретать, как Степан и Денисюк… Денисюк сначала был матросом, плавал по морям. Значит, и мне тоже надо стать матросом, поплавать по морям… И потом учиться на инженера!..»
Андрюша окончательно проснулся, вскочил, расправил плечи, глубоко вдохнул воздух. Хотелось крикнуть во всю силу легких, хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, сдвинуть эту скалу, что ли!.. Хотелось жить, что-то придумывать, открывать!.. Новая сила рвалась из него, и он крикнул звонко, весело, задорно, крикнул, чтобы услышали его на том берегу, чтобы отозвался его голос в горах.
И эхо ответило ему сотнями голосов, ликующим гулом гор.
Андрюша, пораженный, взволнованный, слушал разбуженные им раскаты.
Часть первая
Приземление мечты
Не тот – фантаст, кто увлечен фантазией,
А тот – фантаст, кто увлечет фантазией!
Не было большего горя на свете, чем у Ани Седых.
Едва перешла она в десятый класс, как потеряла самое дорогое, самое близкое существо, горячо любимую маму.
Все произошло так неожиданно. Милая, заботливая, хлопотливая мама, всегда так прихорашивавшаяся перед зеркалом прежде, чем идти в школу, терпеливо-спокойная, никогда не сердившаяся, ласковая мама весной вдруг слегла, когда муж ее, знаменитый полярный капитан Иван Семенович Седых готовился к навигации. Пришлось ему отложить свой отлет в Архангельск.
У мамы оказался рак! Ей ничего не сказали, знали об этом только Иван Семенович да Аня, которой отец нашел нужным сказать об их несчастье.
Аня никогда не думала, что эта страшная болезнь может развиваться с такой непостижимой быстротой. И в те дни, когда Аня всю себя отдавала уходу за мамой, хоть и переходила из девятого класса в десятой, мамы не стало.
