Сделав горлом несколько громких движений, свидетельствующих, что определенная часть жидкости была таки выпита, я поставил бокал на стол и грациозной походкой отправился за суповой тарелкой.
По-прежнему стоя у мойки, а, значит, загораживая ее от мамы, я вдруг передумал и поменял суповую тарелку на тарелку с неглубоким дном.
Положил себе две ложки каши, сел за стол и, старательно стуча ложкой, принялся размазывать по тарелке ее содержимое. Завершив это увлекательное занятие, открыл дверку холодильника и, сунув внутрь голову, принялся осматривать местные достопримечательности.
В поисках пищевого чуда передвинул местами пару банок, жестяную крышку одной из которых бережно приподнял и совсем не ласково опустил. Звякнув о горлышко банки, крышка соскользнула по ее боковой стенке и, дребезжа, упокоилась рядом.
— Что ты ищешь? — не вытерпела мама.
— Просто — смотрю, — скучающе отозвался я, взглядом садиста рассматривая прочую утварь.
Вздохнул, закрыл холодильник. Взял со стола тарелку и отправился за добавкой — так должна была подумать мама. В течение какого-то времени старательно перегонял кашу из кастрюли в тарелку — и обратно. Эх, было время, налегал на эту кашу по полной программе. Может, есть смысл попробовать?
Попробовал. Разочарованно вздохнув, я решил обойтись без добавки и поставил очищенную тарелку в мойку.
— Почему так мало ел? — тут же полюбопытствовала мама.
— Потом. А что ты делаешь?
— Что, не видишь? Иди уже, не мешай. Или помочь хочешь?
Мама вскинула голову, пытливо вглядываясь в мои глаза, одновременно убирая назад прядь своих волос, затрудняющую обзор. Тихонько вздохнув, я согласно склонил голову.
Мне пришлось изрядно побегать по кухне, прежде чем мама перестала обращать на меня внимание. Потом я открыл холодильник и, вынув из него вожделенный пакет, прокрался в ванную.
Закончив прием пищи, начинающий монстр лишний раз подумал о том, в какую мерзость он превращается. Угрюмо скривив губы, рассеянно повертел в руках освободившийся пакет, размышляя, куда его спрятать. Прежде — я все маскировал в мусорном ведре, но сейчас — позиция на кухне была прочно занята мамой.
Пришлось скомкать пакет — и запихать его в карман брюк: выброшу в уличную урну.
— Ты куда? — бдительно поинтересовалась мама, даже не увидев, а всего лишь услышав, что ее любимый сын натягивает куртку.
— Дела, мам, — стараясь, чтобы голос звучал как можно веселее, ответил я. — Дела амурные.
— Что это за амурные дела на ночь глядя?
Мама отложила нож и встала напротив, преследуя беспокойное чадо суровым взглядом.
— Мам, ну ты чего? Когда еще свидания устраивать?
— Днем, например. Пригласил бы девушку в театр.
Я промолчал, быстро обуваясь. Долгий спор не входил в мои планы, да и диалог на тему «А какая она? А что она любит? Чем занимаются ее родители?» — тоже не прельщал. Тем более что всю эту любовную историю я только что выдумал.
— Или к нам пригласил бы, — настойчиво гнула свою линию мама. — Комната отдельная есть: посидели бы, поговорили. Что, мы бы вам помешали? Все лучше, чем бродить где-то по ночам. Время сейчас какое? Пристукнут где-нибудь в подворот…
— Все, мам, я пошел! — полностью одетый, я взялся за дверную ручку.
— Иди поешь хоть! Не ел ведь ничего!
— Мам, да меня как раз на чай пригласили!
— Тем более. Иди ешь — будешь там куски хватать, как с голодного края.
— Ма, не хочу… — я быстро открыл входную дверь, изо всех сил торопясь за нею оказаться.
— Я кому ска…
Дверь захлопнулась, отрезав от меня конец фразы. Или меня от фразы — это уж как посудить.
Повернув в замке ключ, я вприпрыжку помчался по ступенькам. Нас ждут великие дела!
Настроение было прекрасным. Да что там, отличнейшим. Просто великолепным! Как только я выскочил на остановку, подошел автобус. В нем даже обнаружилось свободное место у окна. Мне определенно везло.
Улыбаясь, я глазел в окно — в ночной мрак, переставший быть непроницаемым для моих обновленных глаз. Темнота скрывала цвета, но очертания предметов оставались достаточно различимыми, несмотря на внушительное расстояние, нас разделявшее.
Рядом присела усталого вида женщина. Я мысленно поприветствовал ее, слишком радостный, чтобы думать о чем-то плохом. Сейчас я был рад любому.
Потом мне пришлось пересесть на другой автобус. Здесь — свободных мест уже не нашлось, но я не расстроился: что такое три-четыре остановки для моих налитых мощью мышц. Да я, если поднапрячься, сумел бы двумя пальцами согнуть гвоздь-сотку.
Остановка «Кинотеатр им. Маяковского», как всегда в это время, встретила автобус полчищем студентов, нетерпеливо набивающимися в останавливающийся здесь транспорт. Пока двери автобуса закрывались за счастливчиком, прорвавшимся в салон, другой студент уже вставал на подножку. Пусть даже одной, пусть половиной ступни, но — тем самым утверждая свое право немедленно уехать. Наконец многострадальные двери после многочисленных рывков туда-сюда, все же закрывались со звуком, подозрительно похожим на стон; и автобус (троллейбус) отправлялся в путь.
А на остановку уже выходили другие завсегдатаи библиотек. Что поделаешь, такая у ребят судьба.
Пока я шел, мое бесшабашное настроение потихоньку улетучивалось, а на смену ему приходили сосредоточенность и… осторожность. Да, осторожность! Если кто-то при вас скажет, что Кешка — тип неосторожный, укусите его за локоть: нечего позорить хороших людей!
Парни и девушки, мои ровесники, торопились навстречу, спеша поскорее оказаться дома. Провожая их взглядом, я постепенно замедлял шаги. Оно мне надо: искать встречи с кошмаром из туманного прошлого? Чего я там забыл? Уж лучше сидеть дома и не высовываться, — обратился я к самому себе.
А потом что? — возразил другой голос, как ни странно, тоже принадлежавший мне. — Всего бояться до конца жизни? Лгать, изворачиваться и снова врать? Если это существо сделало меня таким, пусть научит, как жить дальше!
Ворчливо пробубнив «смотри, тебя предупредили», первый голос умолк и я, едва переставляя одеревеневшие ноги, зашагал дальше.
Здание библиотеки, названной в честь великого поэта, ничуть не изменилось с момента моего последнего визита. Стоит, как ни в чем не бывало, будто не меня рядом с ним… изменили.
Насторожившись, я обошел округ здания. Ничего. Делая вид, что не замечаю собственной радости, сделал еще один круг. Потом, для очистки совести — еще.
Ни малейших следов монстра. Я опоздал? Быстрый взгляд на часы — нет, все нормально: еще только половина девятого.
