- А того-того. Да ты вообще хоть знаешь, куда мы идем?
И тут я наконец вспомнил:
- На Северный полюс! Мне Амундсен сам сказал,- от вол- нения я забыл, что я и есть Амундсен.
- Ну и дурак,- отвечал Мамед. - Мы идем на Северный по- люс, вот куда!
- Но я же это самое и говорю!
- На Северный полюс,- продолжал Мамед, не слушая меня,- на конгресс семявержцев. А если налетят НЛО, а у нас спущен- ки из-за тебя не будет на обмен, то с тобой, падла, я уж не что ребята сделают.
Я почувствовал в его словах какой-то резон и прекратил спор. "А вдруг он прав?" подумал я. Однако мне не нравилось тащить тяжеленный рюкзак, в то время как каких-то задрочкан- ных конбантов несут на руках. И я решился - на третий день я объявил конбантам, что тоже являюсь донором семени.
- Я всегда подозревал это,- сказал в ответ заика Мамед, - с самой первой нашей встречи.
Но остальные конбанты выразили недоверие и потребовали доказательств. На стоянке меня посадили в ряд с остальными семявержцами, дали банку, а Мамед по моей просьбе встал на- против с фотокарточкой тещи полковника Томсона. В итоге про- тив жалких четырехсот-пятисот грамм совокупного продукта мо- их оппонентов у меня набралось один и две десятых литра первоклассной спермы. Все были поражены. Конбанты в благоговей- ном молчании пали передо мной на колени, а трое доноров за- вистливо спросили, по какой методике я тренируюсь.
- По самой лучшей, ребята,- гордо отвечал я. - Плаваю каждый день над крокодилом в дырявой лодке, а по четвергам забираюсь на ветку дерева и онанирую в форточку второй фрей- лины Некитайского двора. Разработка некитайского императора, чтоб вы знали!
Один из доноров сказал, что всегда преклонялся перед восточной мудростью, а другой сказал, что крокодила раздо- быть они еще смогут, а вот как достать форточку второй фрей- лины?
- А вы обратитесь в гуманитарную миссию ООН,- посовето- вал я.
Нечего и говорить, что после этого все пошло как по ма- слу. Весь оставшийся путь я проделал на руках восхищенных конбантов. Экспедиция продвигалась все дальше, а я спускал все больше. Мамед не успевал закатывать банки с моим удоем. Мы шутя миновали области белых медведей - достаточно было бросить на льдину пару банок спущенки, как нам тут же давали зеленую улицу. А иногда из неба выныривали летающие тарелки с изголодавшимися пилотами, и зеленые человечки не торгуясь отваливали за мою сперму зелененькими от ста до трехсот ты- сяч за поллитровую банку.
Зеленая улица с зелеными человечками с зелененькими в руках - и зеленеющие от зависти доноры-конбанты - так вот я и добрался до Северного полюса. Там меня ожидал настоящий триумф. На полярной ярмарке моей сперме присвоили категорию экстра-экстра-супер, и между экипажами НЛО происходили целые битвы за право купить мою спущенку.
Ну, а потом состоялся и конгресс семявержцев. Под гро- мовую овацию мне единодушно присвоили все мыслимые и немыс- лимые высшие звания и посты, из которых Spermatazaurus Rex было, пожалуй, наималейшим.
А по завершении конгресса я триумфально направился об- ратно, и с оказией попутного НЛО шлю вам письмецо о своих скромных успехах. Скоро буду, подробности при встрече.
Некитайский император! Чем может отблагодарить тебя Фу- брик? С меня бутылка за твою чудесную методику!
Искренне ваш,
граф Амундсен-Артуа,
Суперфубрик Заполярья
Переводчик закончил благоговейно оглашать святое послание, и наступила восторженная тишина. Император уже собирался сказать что-нибудь про махатму-географа - еще одну ипостась святости графа Артуа, милостиво открывшуюся простым смертным. Но тут его супруга покачнулась на свом кресле и простонала:
- Фотокарточку тещи полков... О!.. Какая измена!..
Она прижала платочек к глазам и зарыдала. Обиду государыни легко можно было понять: она ждала пламенных признаний в любви к ней, жалоб на невыносимость разлуки, а тут... Фрейлины толпой кинулись утешать свою обожаемую госпожу, уверяя ее в том, что такова неблагодарная природа всех мужчин - в глаза клянутся в вечной любви, а стоит только уйти в полярный поход, как сразу достают фотокарточку чужой тещи и онанируют на нее. Причем, все без исключения, вот ведь кобелища какие!
- Хм-хм,- кашлянул и император. - Я че-то не понял... А вы, мужики, все правильно перевели? А то вон женка моя че-то разостроилась вся...
Незаменимый Гу Жуй немедленно поднялся с места и заявил:
- Ваше величество! Я просто до глубины души тронут верностью графа своему идеалу - прекрасной даме своего сердца. Государыне нашей, то есть, другой-то у него и быть не может.
- Да? - отняв платочек от заплаканных глаз, оживилась императрица. - Но почему же в письме...
- Как почему? - деланно удивился Гу Жуй. - Там же ясно написано: его вдохновляла на географические искания фотокарточка тещи полковника Томсона.
- Ну и?.. - замерев, ждал зал развязки измышлений Гу Жуя.
- Ну и то, что это же зашифровано для секрета. Хотя какой тут секрет всякий школьник догадается, что на самом деле это небесный идеал святого графа-махатмы - наша обожаемая императрица.
- А! - с облегчением выдохнули все дамы.
- Эй, мужики! - и Гу Жуй подмигнул шифровальщикам. - Я правильно говорю?
- Да, да, именно так все и есть! - зазвучал хор голосов.
Министр связи и печати подтвердил:
- Так точно, ваше величество - мы всегда так кодируем. Шифруем "теща полковника Томсона", а на самом деле это наша императрица. Конечно, это вообще-то государственная тайна, и не надо бы о том говорить при иностранных шпионах, но раз уж все и так знают...
- Вот я и говорю,- довольный своей находчивостью продолжал Гу Жуй. Ведь какая страсть, какая верность! Это как же должен тосковать святой, чтобы достичь таких рекордных надоев спермы! Спущенки графа на всех полярных медведей хватило, а они знаете ее сколько жрут! тонны!.. Что говорить лучший сперматозавр Заполярья!
- Ах, бедный, бедный, он так тоскует... - сочувственно вздохнула императрица. - Но откуда же к графу попала моя фотокарточка?
- Как откуда? - брякнул Гу Жуй не подумав. - Известно откуда - из набора порнографических открыток, что мы свистнули у аббата Крюшона.
Воцарилось неловкое молчание. Из-за слов Гу Жуя получался полный конфуз - все знали, что голые фотки стащил у аббата никто иной как принц. Он расклеил их у себя в комнате и частенько медитировал на них. Теперь выходило, что он и родную маменьку созерцал в полнейшем неглиже! В этом был весь Гу Жуй - незадачливый бздежник умел подольститься и сочинить какую-нибудь глупую несусветицу на потребу дня. Но льстивый придворный не знал меры и неизменно добалтывался до какой-нибудь не подобающей подробности, которая ставила всех в неловкое положение и сводила насмарку всю его спасительную выдумку. Вот и теперь вышла полная непристойность. К счастью, в этот миг поднялся Ли Фань и сказал: