— Они часто делали вам больно?
— Кто?
— Японцы. Когда вы у них учились.
— О, это было ужасно. Желаю вам никогда не попадать к ним в лапы. Держитесь подальше от побережья.
— Я еще ни разу не уезжала из Колорадо, — дрогнувшим голосом призналась женщина.
— От этого никто не застрахован, — предупредила Джулиана. — Вдруг им взбредет в голову захватить нас?
— Но с войны прошло столько времени! — воскликнула Дэвис.
— Откуда нам знать, что у них на уме, — задумчиво произнесла Джулиана, — Японцы — загадочный народ.
— А... что они с вами делали? — с интересом спросила женщина и подступила ближе.
— Все, — ответила Джулиана.
— О, Господи! Я бы сопротивлялась, — Дэвис обеими руками прижала к груди пакет.
Джулиана извинилась и проскользнула в кабину, опередив незнакомую женщину с полотенцем через плечо.
Потом она сидела за столиком в закусочной «Горячие гамбургеры Чарли» и неторопливо просматривала меню. Из музыкального автомата доносилось что-то фольклорное — треньканье гитары и надрывные стоны. В воздухе стоял запах горелого жира.
Все же у Чарли было тепло и уютно, и у Джулианы полегчало на душе. Водители у стойки, хозяин-ирландец в белой поварской куртке, позвякивающий мелочью за кассой, казались ей старыми знакомыми.
Заметив ее, Чарли сам подошел принять заказ.
— Мисс жела-ает ча-аю? — протянул он, добродушно ухмыляясь.
— Кофе, — ответила Джулиана, не реагируя на насмешливый тон.
— Вона как? — Чарли подбоченился.
— И сэндвич с горячим бифштексом.
— А как насчет супчика из крысиных гнезд? Или козлиных мозгов на оливковом масле?
Водители повернулись и с откровенным любопытством разглядывали Джулиану.
«Все дело в плечевых мышцах, — подумала она, встречаясь взглядом с водителями. — У танцовщиц они тоже развиты. На бюсте это не отражается, а вот осанка... Заставьте своих жен ходить в спортзал, и тогда увидите...»
— Держитесь от нее подальше, — подмигнул хозяин водителям. — Она запросто может зашвырнуть вас в ваши жестянки.
— Откуда вы? — обратилась она к шоферу помоложе.
— Из Миссури, — ответили оба.
— Из Соединенных Штатов? — спросила она.
— Я — да, — ответил старший. — Из Филадельфии. У меня там трое пацанов, старшему одиннадцать.
— Послушай, а... у вас можно найти приличную работу?
— Запросто, — ответил молодой водитель. — Если у тебя подходящая кожа. — У него было смуглое угрюмое лицо и вьющиеся черные волосы.
— Он — макаронник, — пояснил старший.
— Да? — удивилась Джулиана. — А разве Италия не страна-победитель? — Она улыбнулась молодому шоферу, но его лицо стало еще мрачнее, и он отвернулся.
«Извини, — подумала она, но вслух ничего не сказала. — Если бы я умела отбеливать кожу... — ей вспомнился Фрэнк. — Интересно, жив ли он? Может, ляпнул что-нибудь невпопад, кому-то наступил на мозоль? Нет, к япошкам он относится терпимо. Даже с приязнью. Наверное, потому, что они такие же уроды. — Джулиана все время внушала Фрэнку, что он некрасив: крупные поры, большой нос... Ее кожа была идеальной. — Неужто он умер один, без меня? Фринк — зяблик, птичка-невеличка. Говорят, певчие птахи долго не живут.»
— Вы останетесь до утра? — спросила Джулиана у молодого водителя.
— Да, переночуем здесь.
— Если вам не нравится в Соединенных Штатах, почему вы оттуда не уедете? Я довольно долго живу в Скалистых горах, здесь неплохо. А раньше жила во Фриско. Там цвет кожи тоже много значит.
Сгорбившийся у стойки итальянец метнул на нее хмурый взгляд.
— Леди, в вашем городе не то что жить — на одну ночь остаться противно. Господи, чего бы я не отдал за нормальную работу, лишь бы не мотаться месяцами по дорогам и не жрать в таких... — он умолк, заметив, как побагровели щеки хозяина, и отхлебнул кофе.
— Эге, Джо, да ты сноб? — ухмыльнулся его спутник.
— Не перебраться ли вам в Денвер? — спросила Джулиана. — Там гораздо лучше.
«Знаю я вас, восточных американцев, — подумала она. — Любите жить с размахом, вынашиваете великие замыслы. Скалистые горы для вас — дыра, да и только. Здесь ничто не изменилось с довоенной поры. Безработные старики, тупые фермеры, ленивые бродяги. Молодежь посмышленей подалась за восточную границу, в Нью-Йорк. Там деньги. Большие деньги, большой бизнес. Германские капиталисты творят чудеса, с их помощью в считанные годы удалось возродить Соединенные Штаты».
— Вот что, приятель, — хрипло и зло проговорил хозяин. — Я не из тех, кто любит евреев, но в сорок девятом немало их повидал. В тот год они драпали из ваших новых Соединенных Штатов. Я тебе так скажу: если у вас сейчас полно шальных денег, так это все награблено у евреев, которых вышвырнули из Нью-Йорка, когда нацисты приняли этот чертов Нюрнбергский Закон. Мальчишкой я жил в Бостоне и с евреями особо не якшался. Но если бы мне кто сказал, что в США будут действовать нацистские законы — пусть мы и проиграем войну — я бы тому придурку плюнул в морду. Удивляюсь, почему ты здесь, а не завербовался в армию своих Соединенных Штатов? А? Завоевывать какую-нибудь банановую республику, чтобы потеснить япошек и порадовать немчуру?
Шоферы вскочили с перекошенными от злости лицами. Старший схватил со стойки бутылку кетчупа. Хозяин попятился. Нашарив огромную двузубую вилку, он остановился и приготовился к защите.
— Скоро в Денвере достроят огнестойкую посадочную площадку, и там смогут садиться ракеты Люфтганзы, — спокойно заметила Джулиана.
Никто из троих мужчин не пошевелился и не подал голоса. Посетители тоже помалкивали.
Наконец хозяин произнес:
— Одну я видел на закате.
— Эта ракета летела не в Денвер, — сказала Джулиана. — Она села на западном побережье.
Водители понемногу успокоились. Старший проворчал:
— Вечно забываю, что народ здесь малость желтоват.
— Япошки не губили евреев ни в войну, ни после. И не строили здесь печей.
— То-то и беда, что не строили, — буркнул старший водитель и принялся за еду.
«Мы желтоваты, — подумала Джулиана. — Он прав. Мы хорошо относимся к японцам. Наверное, потому, что их здесь нет.»
— Где вы остановитесь на ночь? — спросила она у молодого водителя.
— Не знаю, — ответил тот. — Я только что вылез из кабины. Мне у вас не нравится. Может, завалюсь спать в кузове.
— В мотеле «Медовая пчелка» вполне сносно, — проворчал хозяин.
— Ну что ж, — сказал молодой водитель, — может, там и заночую. Если им не будет глаза колоть, что я итальянец. — Он говорил с явным акцентом, хотя и старался его скрывать.
