Смех пропал. Выброс копий. Ещё четверть… Перешагнули…
– Постойте! – воскликнул поражённый тягучим рассказом Иван. Он помнил по прочитанным когда-то книгам совершенно иную динамику событий о тех временах. – Там же были целые армии германцев, галлов. Галлы даже Рим захватывали.
– Армии – это потом, когда в крови захлебнулись, – сказал Хиркус. – А вначале… Римляне набирают легионеров порой с виду низкорослых и тщедушных. Но обучают. А в лесах – германцы или галлы. Здоровые, на голову иногда выше римлян. Кровь играет… А-а, как везде! Всему учиться с детства надо. Я вот меч держать правильно, лет пять учился. А всё равно, владею им так себе.
– Где учился? – живо поинтересовался Арно.
– У иберийцев. Горных.
– Угу!.. А я у македонцев. Был с ними при Иссе.
– Надо же! При самом Иссе! – Хиркус с явным одобрением смаковал слова. – А я в такие свалки попадать не рискую. Там за всеми не уследишь. Не заметишь, с какой стороны стукнут.
– Это да. Я попал в самую гущу.
– Сарый говорил, что был при Фермопилах, – вспомнил Иван. – И получил… Как ты говоришь, его стукнули.
– Камен, думаю, во многих битвах побывал, – сказал Хиркус. – Любит куда-нибудь залезть.
– Залезть просто. Как вылезти? – Арно помрачнел. – Я тогда едва на дорогу времени сбежал.
– Долго ли?
– Понимаешь, КЕРГИШЕТ, там была такая давка, что не вздохнуть. Я хочу стать на дорогу времени, но не могу. За мной других затягивает, а сил моих на то, чтобы их пробить, а потом отвязаться, не хватает. Надо же целый взвод за собой тащить в поле ходьбы. Женщины с нами увязались, думаю, не только из-за канала, но и потому, что мы были сжаты ими со всех сторон.
– Я для этого забираюсь на что-нибудь повыше.
Все с удивлением посмотрели на подошедшего дона Севильяка. Он не смеялся, не гудел трубой, а говорил вполне нормально.
– Кто как, – произнёс Хиркус. – Но в толпе лучше не пытаться. У меня такой же был случай. С тех пор в пекло битвы ни ногой… А иногда так хочется…
– Послушать вас, так вы забияки ещё те, – с усмешкой сказал Иван. – А мне говорите, что я люблю подраться.
– Подраться, КЕРГИШЕТ, ты любишь. Мы же говорим совершенно о другом. Драться – это чаще всего махать руками и ногами. Но умело, как это делаешь ты. И по-простецки, как это делаю я, или дон Севильяк.
– Да и я тоже, – сознался Хиркус. – А вот Жулдас умеет. И Шилема…
Шилема бросила на него яростный взгляд.
– Я никогда не дерусь!
– Ну, да. Ты всякого гладишь по головке. Но потом она у них сильно болит.
Временница выпятила нижнюю губу, намеревалась что-то высказать Хиркусу, но промолчала и отвернулась от него.
– Так о чём вы говорите, если не о драке?
– Я говорю о мече, копье…
– Праще, – подсказал Хиркус. – Или вот метательные диски.
– И диски тоже, – кивнул Арно. – Но это уже воинское искусство. Ему учиться надо так же, как и рукопашному бою. Некоторые посвящают этому всю жизнь.
Иван тяжело вздохнул, словно ощутил на своих плечах непомерный груз лет, прожитый ходоками со всеми их перипетиями. И думая сейчас в который уже раз о том, что предстоит в будущем его жизни, сколько времён и народов ему ещё предстоит пройти, побывать в сражениях и обычных драках, сколько увидеть и познать, он уже чувствовал заползающий в его душу и мозг трепет от осознания необъятных возможностей. Если, конечно, он не угодит под шальную пулю, как это могло с ним случиться, когда бросился посмотреть, что творится в Чили. И если бы Кашен не промахнулся… Или не влезет, как Сарый или Арно, в жаркую толкотню какой-нибудь битвы, где можно получить смертельный удар дубиной, копьём, быть пронзённым мечом или попасть под стрелу… Вот ведь Шлому не повезло.
Несмотря на чудесную возможность движения во времени, ходоки такие же пылинки мироздания, как и все живые смертные существа. Только все плывут в одном направлении, рождаясь и умирая, а их, ходоков, носят иные ветры, ветры времени, дующие то в одну, то в обратную сторону, одних больше и дальше, других меньше и ближе, но каждый из них может выбрать себе место, где закончить свой путь, и не всегда самостоятельно. Уж очень много соблазнов проверить себя, пережить острые ощущения, доказать что-то самому себе…
Раздался громкий смех дона Севильяка. Пока Иван был погружён в мысли, верт оказался в окружении женщин. Не зная английского, он объяснялся с ними жестами и, естественно, не всегда впопад. Его попытки подключить в качестве переводчиков Джордана или Шилему, не удавались.
Джордан после двух-трёх фраз засыпал или притворялся, что отключается и не слышит его.
А Шилема гордо вскидывала голову и отворачивалась, когда дон Севильяк говорил, по её мнению, непристойности. К ним она относила практически всё, что касалось вольных отношений между мужчинами и женщинами.
Дона Севильяка под опеку взяли сразу трое. Белозубая Лейба верховодила и всем своим поведением старалась показать дону Севильяку и всем, кто она для ходока – надёжная и покорная. Она улыбалась, но лишь нижней частью лица, а глаза под чистым высоким лбом холодно обводили всякого пытливым взглядом – не хочет ли кто оспорить её место, занятое при доне Севильяке.
Две её наперсницы, подруги Харусса и Аннет, были моложе и на фоне Лейбы, словно без особых притязаний. Правда, Харусса порой беспричинно вспыхивала и бросала рубящие воздух фразы. Но они безответно повисали в нём и гасли, также как и сама Харусса после высказывания. Аннет казалась приветливой, недалёкой девушкой, для которой куда бы ни приткнуться – всё хорошо, лишь бы быть под эгидой подруги.
Рада, знавшая русский язык этой троицей была оттиснута от дона Севильяка, а сам он обратиться к ней не догадался.
Он тыкал в свою грудь громадным кулачищем и смеялся. Наверное, сказал что-то, по его мнению, смешное, но совершенно иное с точки зрения Шилемы. Она фыркнула, встала и пересела подальше от балагура. И с нового места потеряно оглянулась на отделившихся ото всех Ивана, Арно и Хиркуса.
– Если его смех перепугал пресловутое хырхоро, то и тем, кого оно на нас нашлёт, не поздоровится, – вполне серьёзно проговорил Хиркус, хотя веселящийся дон Севильяк его раздражал. – Надо подумать, чем его рассмешить.
– Если будет до смеха, – сказал Иван и потянулся, чувствуя, как трещат кости, как заныло усталое тело.
– Долго ли его рассмешить? – хмыкнул Арно. – Покажи палец. Или встань вверх ногами.
– Покажу, – Хиркус вздохнул. – Или встану.
Они замолчали. Постоянный ответ мивакуков: – Ждать! постепенно становился не актуальным. Солнце поднялось над горизонтом, прогрело воздух. Впрочем, на острове, может быть, из-за того, что вокруг него вода оставалась холодной, жара пока что не ощущалась. Зато наваливалась неумолимая истома. Не хотелось ни говорить, ни двигаться.
Царили тепло и нега. С берега
