Когда мне исполнилось двадцать, я сменил земное подданство, чтобы стать гражданином Белта. Сказочные богатства таились в его скалистых недрах; они принадлежали рассеянной по всему свету цивилизации, состоявшей из нескольких сотен тысяч белтианцев. Я тоже хотел получить свою долю сокровищ.
Это было не так-то просто. Лицензию на владение одноместным звездолетом я мог приобрести лишь спустя десять лет; пока что мне оставалось работать на других и учиться на чужих ошибках. Почти половина домоседов погибала, так и не успев получить лицензии.
Я добывал олово на Меркурии и экзотические химикалии из атмосферы Юпитера; перевозил лед с колец Сатурна и ртуть из Европы. Однажды наш пилот совершил ошибку, высаживая нас у новой скалы, и нам чуть было не пришлось топать домой пешком — если можно так выразиться. Кьюб Форсайт тогда еще был с нами; ему удалось починить коммутационный лазер и запросить Икарус о помощи. В другой раз механик забыл заменить абсорбент, и мы опьянели под воздействием паров алкоголя, образовавшихся в воздухе.
Как правило, я работал в экипаже, состоявшем из трех человек. Члены команды постоянно менялись. Мы с Оуэном были одногодками, но он казался более опытным, истинный белтианец по крови и воспитанию. Его голубые глаза и светлый гребень волос на макушке разительно контрастировали с темным белтианским загаром, резко обрывающимся на границе между шеей и подбородком — там, где заканчивалось стекло гермошлема. Оуэн всегда был достаточно упитанным, но в открытом космосе казалось, что он рожден крылатым, настолько легки и точны были его движения. Я даже копировал его манеру двигаться, невзирая на постоянные насмешки Кыоба.
Как же это случилось?
Мы перемещали одну из скал на новую орбиту с помощью водородных бомб. Старая технология, куда древнее термоядерных двигателей — зато дешевле и быстрее. Первые четыре взрыва прошли гладко и аккуратно. Пятый разбил скалу вдребезги.
Эту бомбу устанавливал Кьюб. Я и сам был виноват в том, что случилось, поскольку всем нам нужно было сразу же уносить ноги; вместо этого мы наблюдали, чертыхаясь, как ценная кислородсодержащая порода превращается в черепки. И дождались… Один из обломков пробил тройную жслезокристаллическую оболочку, отсек мою правую руку и пригвоздил Кьюба к стене…
Вошла парочка нудистов. Некоторое время они стояли, привыкая к полумраку, затем приветственно замахали компании, сидящей через два столика. Я наблюдал за ними, размышляя о том, как не похожи земляне-нудисты на белтианцев. Они все выглядели одинаково: груды мускулов, кредитные карточки в наплечных карманах, одни и те же выбритые места.
Мы всегда ходили голыми на больших базах — как и подавляющее большинство: обычное поведение для людей, проводящих дни и ночи в скафандрах. Оуэн после той аварии вообще не носил рубашек — наверное, гордился своим шрамом.
Холодный лунный луч лег мне на ладонь, и я вспомнил…
Оуэн сидел возле моей кровати в госпитале, рассказывая о том, что было дальше.
Я истекал кровью. Оставались считанные секунды. Рана была рваная, ему пришлось отсечь обломки кости лазером. Затем Оуэн сорвал занавеску и туго перетянул оставшуюся культяшку. Чтобы доставить меня в больницу вовремя, он был вынужден изменить параметры двигателя.
— Теперь моя репутация полетела ко всем чертям, — посмеиваясь, рассказывал Оуэн. — Многие считают, что если я рисковал собственной жизнью, то и их рано или поздно угроблю.
— Значит, никто не отваживается с тобой работать?
— Вот именно.
— Мы сможем продать корабль?
— Боюсь, что нет. Гвен унаследовала треть от Кьюба. Она не продаст.
— Тогда мы в дерьме.
— Подожди. Нам нужен новый член экипажа.
— Небольшая поправка: тебе нужны два новых работника. Ты же не собираешься летать с одноруким калекой. Я не могу себе позволить трансплантацию.
Оуэн не пытался предложить мне денег взаймы, понимая, что это будет унизительно.
— А как насчет протеза?
— Железная рука? Нет уж, извините. Он как-то странно поглядел на меня.
— Ну что ж, подождем. Может быть, ты изменишь свое решение.
Оуэн не давил на меня — ни тогда, ни позже, когда я покинул госпиталь и снял квартиру, пытаясь привыкнуть к отсутствию руки. Если он надеялся, что я передумаю, то глубоко ошибался.
Почему?
Я не могу ответить на этот вопрос. Конечно, миллионы людей разгуливают с металлическими, силиконовыми, пластиковыми частями тела. Получеловек, полумашина — и кто же из них настоящий? Нет уж, лучше так. Уж лучше ощущать себя полностью живым, из плоти и крови. Называйте это причудой, если хотите. Подобное ощущение я испытал в квартире Оуэна, в Санта-Монике. Человек должен оставаться человеком; он должен иметь свои привычки, свои особенности, свои личные вещи, дорогие и памятные. Нельзя подражать кому-то еще, пытаться жить чужой безликой жизнью. Личность должна всегда оставаться сама собой.
Калека никогда не забывает о том, что потерял. Мои отсутствующие пальцы чесались. Я убирал несуществующий локоть, «прикасаясь» к острым углам; протягивал руку за вещами и удивлялся, видя их неподвижными на том же месте.
Оуэн иногда заходил выпить стаканчик-другой. Я не предлагал продать ему свою треть корабля, а он не спрашивал.
Как же звали эту девушку? Не помню. Однажды я был у нее в гостях, ожидая, пока она оденется к ужину, и заметил на столе забытую пилочку для ногтей. Я подобрал ее рассеянно и чуть было не собрался поухаживать за своими ногтями, когда вспомнил, что их нет. В раздражении кинул пилочку на стол и промахнулся; инстинктивно попытался поймать ее правой рукой… и поймал!
Я никогда не подозревал в себе каких-либо экстрасенсорных способностей, но сейчас держал эту несчастную пилочку, ощущал ее рукой — будучи в здравом уме и трезвой памяти; провел пальцем по шероховатой поверхности, перевернул ее, подбросил и снова поймал. Телекинез?
— Вот оно — то, чего нам всем не хватает, — сказал Оуэн на следующий день. — Представь себе, какой груз ты сможешь поднять, если потренируешься! Я сегодня же отправлюсь на поиски новичка.
— Но ему придется участвовать в доле на шестой части — вдова Кьюба от своей доли не откажется.
— Не беспокойся, я все улажу.
— «Не беспокойся!» — я помахал у него перед носом огрызком карандаша — единственной тяжестью, которую тогда мог осилить. — Ты думаешь, что телекинез и прочее в этом духе способно заменить живую руку?
— Это даже лучше, чем обыкновенная рука — вот увидишь.
— Ага.
— Что тебе надо, черт возьми, Джил! Твою руку вернуть невозможно. Но зато у тебя появился шанс, пойми! Или ты летишь со мной, или возвращаешься на Землю.
