— Да.
— Тогда у него вполне могли быть посетители в четверг вечером, или в пятницу утром.
Управляющий отрицательно покачал головой.
— Видите ли, мистер… мм…
— Гамильтон.
— Дело в том, что на каждом этаже установлена голографическая камера, которая делает снимок жильца в тот момент, когда он впервые заходит в свою комнату — но только один раз: мы уважаем конфиденциальность наших постояльцев. — Миллер горделиво выпрямился. — Точно так же производится сканирование любого посетителя — во избежание нежелательных вторжений.
— Так вы утверждаете, что на этом этаже посетителей не было?
— Нет, сэр.
— Ваши жильцы ведут слишком уединенный образ жизни.
— Возможно.
— Итак, Оуэн Дженнисон не выходил из своей комнаты полтора месяца и никто даже не побеспокоился…
Миллер выпрямился, стараясь придать голосу холодные нотки; но было видно, что он нервничает.
— Мы предоставляем нашим жильцам полное уединение. Если бы мистеру Дженнисону понадобилась помощь, все, что ему нужно было — это снять телефонную трубку и…
— Благодарю, мистер Миллер. Это все, что я хотел спросить. Мне только хотелось понять, как Оуэн Дженнисон мог умирать в течение шести недель в полном забвении.
Миллер судорожно глотнул.
— Он умирал все это время?! Но… откуда нам было знать? Вам не в чем нас обвинить!
— Я и не собираюсь.
Он стоял слишком близко. Выходя, я толкнул его, словно нечаянно, и тут же раскаялся. Миллер был абсолютно прав — если бы Оуэн захотел позвать на помощь — он сделал бы это.
Я постоял минуту на крыльце, глядя на узкую полоску неба, едва протиснувшуюся между верхушками зданий. На душе было муторно.
Подлетело такси, и я отправился назад в ОРП — работать сегодня уже не хотелось, но нужно было поговорить с Джули.
Джули — высокая зеленоглазая девушка, приближающаяся к тридцати; длинные волосы отливают рыжим золотом; над правым коленом широкие бурые отметины — следы от хирургических щипцов; впрочем, сейчас их было не разглядеть. Я заглянул в глазок на ее двери; она сидела за столом и курила, закрыв глаза. Иногда Джули приоткрывала один глаз, бросала взгляд на часы и снова углублялась в сеанс.
Я не стал ей мешать.
Джули не была красавицей. Слишком широко посаженные глаза, квадратный подбородок, большой рот… На самом деле, все это не имело никакого значения. Она была идеальной подругой, умела читать мысли, угадывать желания; в ней было все, что нужно мужчине. Примерно год назад, после того как я убил своего первого человека, мне было невыносимо тяжело на душе. Джули тогда вытащила меня из депрессии, устроив многомильный кросс. Бежали, куда глаза глядят, пока я не упал в траву от усталости, не в силах даже думать. А две недели назад мы провели чудесную ночь вместе. Ее «гарем» был, наверное, величайшим за всю историю человечества. Для того чтобы уловить мысли человека, Джули необходимо было влюбиться в него. К счастью, в ее душе хватало места для многих. Она не требовала от нас верности; к тому же добрая половина наших сотрудников ОРП состояла в браке. Ей всего лишь нужна была любовь, чтобы защитить нас.
В данный момент она занималась как раз этим. Каждые пятнадцать минут Джули входила в контакт с кем-нибудь из агентов. Если мы попадали в беду, она вытаскивала нас… если какой-нибудь идиот не прерывал ее в это время.
Поэтому я терпеливо дожидался снаружи с сигаретой в воображаемой правой руке — для практики. Стоит только начать сомневаться в своих способностях — и они исчезнут. А сигарета — единственное, что я могу поднимать без напряжения.
Через полчаса Джули открыла глаза, потянулась и открыла дверь.
— Привет, Джил, — сказала она сонно. — Что-то случилось?
— Да. Мой друг скончался. Решил, что тебе лучше знать об этом. — Я протянул ей чашку кофе.
Она кивнула. На вечер у нас было запланировано свидание, и случившееся явно изменит характер встречи. Зная это, Джули осторожно прощупала мои мысли.
— Боже! Как… как ужасно. Мне очень жаль, Джил. Разумеется, свидание отменяется?
— Если ты не хочешь присоединиться к поминкам… Она энергично затрясла головой.
— Это было бы неправильно — я ведь не знала его. Кроме того, ты погрузишься в свои личные воспоминания… Мне не хотелось бы мешать. Если бы Гомер Чанд-разехар был здесь — другое дело.
— Наверное.
— Если бы я могла чем-нибудь помочь, — сказала она тихо.
— Ты и так очень помогла. — Я взглянул на часы. — Твой перерыв закончен.
— Надсмотрщик!
Джули легонько взяла двумя пальцами мочку моего уха.
— Помолись о нем, — сказала она и вернулась к себе в кабинет. Славная девушка. Ей даже не нужно произносить какие-то утешающие слова; сознание того, что она читает твои мысли, разделяет твое горе, уже помогает… и этого достаточно.
В три часа, оставшись совершенно один, я начал поминки. Это сравнительно молодой обычай, не связанный формальностями. Нет строго ограниченного числа участвующих, определенной длительности, особых тостов. Единственное условие — участники должны быть близкими друзьями покойного.
Я отправился в Луау, на Гавайские острова, на несколько столетий назад. Местечко постепенно заполнялось народом. Я занял столик в углу и заказал бокал грога.
Четыре года назад, вот такой же темной ночью на Церере, мы втроем поминали Кьюба Форсайта: я, Оуэн и вдова Кыоба. Гвен Форсайт обвиняла нас в смерти мужа. Я только что выписался из госпиталя с культей вместо правой руки, и тоже винил всех подряд: Кьюба, Оуэна, себя… Даже Оуэн был суров и молчалив. Неудачней сборища не придумаешь. Однако обычай требовал соблюдения.
Я вдруг поймал себя на мысли о том, что пытаюсь абстрагироваться и вообразить собственные поминки. Этакий самоанализ…
Итак: Джилберт Гамильтон. Родился в апреле 2093 в Торека, штат Канзас, с руками, ногами и без признаков выдающегося таланта. Родители — коренные домоседы. Кстати, термин «домосед» придумали жители Белта, подразумевая под ним землян вообще, в особенности тех, кто никогда не был в космосе. Уверен, что мои родители даже не смотрели на звезды. Они управляли небольшой фермой в Канзасе. Как и все домоседы, мы были городскими жителями; но когда толпы народу на улицах становились уж слишком невыносимыми, я и мои братья убегали на ферму, чтобы побыть наедине с природой. Десять квадратных миль пахотных земель — сколько простора для игр!
Мы любили смотреть на звезды. В городе их не видно— слишком много искусственного освещения. Звезды… Зловеще-черное небо, усыпанное мириадами ярких точек…
