иметь губы!
В узле выдачи что-то щелкнуло, и из прорези мне на колени выпали светлый парик и полный комплект одежды. Парик был только что от стилиста. Я надел его, потом натянул колготки.
– Мэнди? Ты получил профиль Сондергард?
Я не поднял головы: голос был мне знаком.
– Роджер?
– Мы засекли ее возле аэропорта. Сможем сделать так, чтобы ты проник внутрь еще до взлета, так что ты будешь джокером.
Я застонал и, подняв голову, скользнул взглядом по лицу на экране. Элфреда Балтимор-Луисвилл, начальник оперативной группы: безжизненное лицо, узкие щелочки вместо глаз. А чего ожидать, если все мускулы мертвы?
– Хорошо. – Берешь что дают.
Она отключилась, и следующие две минуты я потратил на одевание, одновременно наблюдая за мониторами. Я запоминал имена и лица членов экипажа плюс некоторые известные факты о них. Потом поспешно вышел и догнал остальных. Время, затраченное с момента первого сигнала тревоги, – двенадцать минут семь секунд. Надо было поторапливаться.
– Проклятый «Сан-Белт», – проворчала Кристабел, подтягивая бюстгальтер.
– По крайней мере, теперь они не носят высоких каблуков, – заметил Дэйв. – Годом раньше нам пришлось бы балансировать по проходу на почти восьмисантиметровых каблуках.
На всех нас были короткие розовые платья-рубашки в сине-белую диагональную полосу спереди, на плечах – подобранные под цветовую гамму сумки. Я суетился, пытаясь закрепить булавкой на голове смешную маленькую женскую шляпку.
Мы трусцой побежали в пункт оперативного управления и выстроились один за другим у шлюзных ворот портала. Теперь все зависело уже не от нас. Мы могли только ждать, когда ворота откроются.
Я стоял первым, в метре от тамбура, отвернувшись: при виде его у меня кружилась голова. Вместо этого я смотрел на карликов, сидевших на своих кронштейнах в желтом свете, лившемся с экранов. Никто из них не посмотрел на меня в ответ. Они нас очень не любят. Я их тоже не люблю. Они все сморщенные и изможденные. Для них наши толстые руки, зады и груди выглядят укором, напоминанием о том, что «похитители» едят в пять раз больше, чем они, чтобы сохранять презентабельный вид для маскарада. А между тем мы продолжаем гнить. И когда-нибудь я тоже буду сидеть на кронштейне. В один прекрасный день и в меня, выпустив внутренности наружу, вмонтируют кронштейн, и от моего тела не останется ничего, кроме вони. Да пошли они!
Пистолет я зарыл в сумочке под ворохом бумажных платков и тюбиков помады. Элфреда наблюдала за мной.
– Где она сейчас? – спросил я.
– В своем номере в мотеле. Она была там одна с десяти вечера до двенадцати часов дня вылета.
Вылет – в час пятнадцать. Времени у нее оставалось впритык, поэтому она должна будет торопиться. Это хорошо.
– Можешь подловить ее в ванной комнате? А лучше всего в самой ванне.
– Мы над этим работаем. – Элфреда кончиком пальца начертила на безжизненных губах подобие улыбки. Она знала, как я «люблю» действовать, и всегда говорила: бери что дают. Но спросить-то никогда не помешает. Люди беззащитнее всего, когда лежат, вытянувшись, по шею в воде.
– Вперед! – скомандовала Элфреда.
Я переступил порог, и все сразу пошло не так.
Я вошел не с той стороны, из двери ванной, очутился лицом к спальне, обернулся и сквозь дымку портала увидел Мэри Катрину Сондергард. Мне было не добраться до нее иначе, чем шагнув назад. Я даже не мог выстрелить, чтобы не задеть кого-нибудь на той стороне.
Сондергард стояла у зеркала – худшая позиция из всех. Мало кто может быстро узнать себя в другом, но у нее перед глазами сейчас рядом были и собственное, и мое отражения. Увидев меня, она вытаращила глаза. Я отступил в сторону, выйдя из поля ее зрения.
– Какого черта проис… Эй! Кто там, черт возьми?!
Я запомнил звучание ее голоса: его бывает труднее всего правильно воспроизвести.
Судя по всему, она была не столько напугана, сколько удивлена. Моя догадка оказалась верной. Обернувшись полотенцем, она вышла из ванной, пройдя сквозь портал так, словно его и не было, – впрочем, его там и не было, поскольку он работал только в одну сторону.
– Господи Иисусе! Что вы делаете в моей… – В такие моменты у человека не находится слов. Она понимала, что должна что-то сказать, но что? Простите, не вас ли я видела в зеркале?
Я надел на лицо одну из своих самых очаровательных «стюардесских» улыбок и протянул руку.
– Простите за вторжение. Я сейчас все объясню. Видите ли, я… – Я ударил ее в висок, она зашаталась и тяжело рухнула. Полотенце распахнулось и упало на пол. – … подрабатываю здесь себе на учебу.
Она начала было вставать, так что пришлось мне своим искусственным коленом нанести ей удар в подбородок. На этот раз она осталась лежать.
– Черт, настоящая кровь! – прошипел я, вытирая разбитые костяшки. Но времени не было. Я встал на колени рядом с ней, пощупал пульс. Очнется, но, боюсь, я расшатал ей несколько передних зубов. Я замешкался на несколько секунд. Бог ты мой, так выглядеть без макияжа, безо всех этих протезов! Ее вид рвал мне сердце.
Я подхватил ее под мышки и колени и отнес к порталу. Она была как мешок с вареными макаронами. Кто-то с той стороны просунул руки, схватил ее за ноги и дернул. До свидания, милая! Не хочешь ли совершить долгое путешествие?
Я сел на ее кровать, чтобы отдышаться. У нее в сумочке лежали ключи от машины и сигареты. Настоящий табак – на вес крови. Я прикурил шесть штук, считая, что имею право посвятить себе пять минут. Комната наполнилась сладким дымом. Таких сигарет уже больше не делают.
Взятый напрокат в «Херце» седан стоял на парковке мотеля. Я сел в него и помчался в аэропорт, глубоко вдыхая воздух, богатый углеводородами. Дорога была видна на сотни метров вперед. От такой перспективы у меня чуть не закружилась голова, но именно ради подобных моментов я и жил. Невозможно объяснить, каково это – очутиться в дотехнологичном мире. Солнце, огромный желтый шар, неистово светило сквозь дымку.
Другие стюардессы уже поднимались на борт. Некоторые из них знали Сондергард, поэтому я старался как можно меньше говорить, сославшись на похмелье. Они восприняли это с пониманием, посмеиваясь и делая шутливые замечания. Очевидно, это было вполне в ее стиле. Погрузившись в «Боинг-707», мы стали ждать прибытия баранов.
Пока все шло гладко. Четверо наших бойцов на другой стороне выглядели как однояйцевые близнецы тех женщин, с которыми сейчас работал я. Мне ничего не оставалось, кроме как исполнять обязанности стюардессы до самого
