- Нет, не думаю. К шести мне надо быть в театре.
- Я напишу тете Селии и спрошу, нельзя ли мне приехать к ней на каникулы.
- Да, дорогая, конечно.
Вниз по намытой лестнице, через увешанный расписаниями холл, в парадную дверь к ожидающей ее машине.
- До свидания, дорогая. Мне жаль, что из-за меня ты пропустила игру.
- Все в порядке, мама. Я сейчас побегу. Осталось еще полчаса.
Кэролайн помахала рукой и прежде чем Мария успела тронуть машину, скрылась из вида за ближайшим кирпичным зданием.
Вот оно, одно из тех страшных мгновений, когда мне хочется плакать. А я не часто плачу, я не из слезливых. Селия всегда плакала, когда была маленькой. Но сейчас слезы принесли бы мне облегчение. Сейчас мне ничего на свете не хотелось бы так, как расплакаться. Передать кому-нибудь руль, откинуться на спинку и расплакаться. Но я не позволю себе. Что станет тогда с моим лицом, глазами? К шести надо быть в театре. И так, вместо того, чтобы плакать, я буду петь. Очень громко и фальшиво. Для того и писал свои песни Найэл, чтобы встретив свой Ватерлоо*, я могла бы петь.
А, может быть, лучше зайти в церковь и помолиться? Я могла бы обратиться к религии. Навсегда бросить сцену, ходить по белу свету и творить добро. Сила в Молитве. Сила в Радости. Нет - это Гитлер. Ну, тогда Сила в Чем-То. Церковь за углом. Может быть, это символ, все равно что заглядывать в Библию перед премьерой. Остановлю машину, войду в церковь и помолюсь? Да, так и сделаю.
В церкви было темно и сумрачно. Скорее всего построили ее недавно. Привычной атмосферы нет и в помине. Мария села на скамью и стала ждать. Возможно, если она прождет достаточно долго, что-нибудь произойдет. С небес слетит голубь. На нее снизойдут мир и покой. И она выйдет из церкви утешенной, освеженной, готовой лицом к лицу встретиться с будущим. Возможно, появится священник, милый, добрый старик-священник с седыми волосами и спокойными серыми глазами. Беседа с добрым старым священником, несомненно, поможет ей. Они, как никто, знают жизнь, им близки и понятны чужая боль, чужое горе и страдание. Мария ждала, но голубь так и не появился. Где-то за стенами церкви слышались смех и крики играющих в футбол школьников. За ее спиной отворилась дверь. Она оглянулась. Да, должно быть это викарий. Но не старик. Довольно молодой человек в очках. Не глядя ни вправо, ни влево, он прошел по центральному проходу к ризнице. У него скрипели ботинки...
Нет, толку от него не будет. Он никого не обратит ни в какую веру. Да и эта церковь тоже. Сидеть здесь и ждать - пустая трата времени. Назад, в машину...
Ну что же, можно сделать прическу. Люсьен даст мне чашку чая и печенье. Чашка чая - вот то, что мне нужно. Я могу сидеть в кресле, делая вид, что читаю старый номер "Болтуна", а Люсьен будет болтать всякий вздор, который вовсе не обязательно слушать. Я могу закрыть глаза и ни о чем не думать. Или стараться ни о чем не думать. Болтовня Люсьена более живительна, чем наставления священника. В душе они, наверно, очень похожи. Никакой разницы, как сказал бы Найэл.
- Добрый день, мадам. Какой сюрприз.
- Я совершенно измучена, Люсьен. У меня был ужасный день.
Парикмахеры похожи на врачей. Те же спокойные, вкрадчивые манеры. Но они не задают вопросов. Они улыбаются. Они понимают.
Люсьен указал Марии на ее обычное кресло; перед зеркалом стоял неоткрытый флакон эссенции для волос. Он был завернут в целлофан и переливался всеми оттенками зеленого цвета. Название эссенции "Венецианский бальзам" - само по себе искушение. Как конфеты, когда я была ребенком, подумала Мария, обернутые в золоченую бумагу; если я бывала сердитой или очень усталой, они всегда поднимали мне настроение.
- Люсьен, если бы я вам сказала, что нахожусь на грани самоубийства, что собираюсь броситься под трамвай, что мне не мил весь свет, что люди, которых я люблю, меня разлюбили, - что бы вы предложили мне в качестве панацеи от этих бед?
- Как насчет массажа лица, мадам? - спросил Люсьен.
Без одной минуты шесть Мария распахнула дверь служебного входа театра.
- Добрый вечер, Боб.
- Добрый вечер, мисс Делейни.
Боб привстал со стула за перегородкой.
- Несколько минут назад, мисс, вам звонил мистер Уиндэм из загорода.
- Он ничего не просил передать?
- Он просил вас позвонить ему, как только вы придете.
- Боб, переключите, пожалуйста, коммутатор на мою уборную.
- Хорошо, мисс Делейни.
Мария бегом побежала вниз по лестнице в свою уборную. Чарльз позвонил. Значит, все в порядке. Он все обдумал и понял, что о разводе не может быть и речи. Чарльз звонил просить прощения. Наверное, сегодня он также страдал, как и она. В таком случае, никаких упреков, никакого вскрытия. Начнем все с начала. Начнем снова.
Она вошла в комнату и бросила пальто на диван.
- Я позову вас, когда буду готова, - сказала Мария костюмерше.
Она схватила телефонную трубку и попросила соединить ее с междугородным коммутатором. Ей ответили не сразу. Наконец телефонистка сказала:
- Междугородные линии заняты. Мы позвоним вам позднее.
Мария надела халат и связала платком волосы на затылке. Стала намазывать лицо кремом.
Интересно. Для примирения Чарльз приедет в Лондон? Неудачный день, утренний спектакль, но если он приедет рано утром на квартиру, они смогут вместе позавтракать; возможно, он найдет, чем заняться днем и останется на ночь. Но в Фартингз я не поеду даже на выходные, если эта рыжая будет где-то поблизости. Чарльзу придется отделаться от нее. Ее я не потерплю. Это было бы слишком.
Лицо без следов крема и пудры - гладкое и свежее, как лицо маленькой девочки, которая собирается принять ванну. Мария снова склонилась над телефоном.
- Вы можете соединить меня с междугородным? Это очень срочно.
Наконец, ответ:
- Будьте любезны, ваш номер - и вот в трубке раздаются резкие, высокие гудки телефона в Фартингз.
Но трубку снял не Чарльз, а Полли.
- Мне нужен мистер Уиндэм.
- Он уехал минут пять назад. Он больше не мог ждать. О, Господи, что за день, Мамочка!
- Но почему? Что случилось?
- Вскоре после ленча позвонили из Вдовьего дома. Не может ли папочка немедленно приехать. У лорда Уиндэма случился сердечный приступ. Днем мне надо было напоить детей чаем, но об этом нечего было и думать. Папочка вернулся в пять часов и вызвал специалиста из Лондона, сейчас он в пути и поэтому папочке пришлось снова уехать, но он сказал мне, конечно, не при детях, что по его мнению, надежды почти нет, и лорд Уиндэм скорее всего умрет этой ночью. Разве не ужасно? Бедная бабушка.
- Мистер Уиндэм просил что-нибудь передать мне?
- Нет. Просто я должна была сообщить вам о случившемся и предупредить, что по его опасениям это конец.
