Мы посмеялись, но было видно, что воспоминание радует Михеева только потому, что оно — давнее.
— Я всегда, Мартович, хотел писать так, чтобы моего главного героя было за что любить. Ну как написать ученого, если я ученых не знаю? Вообще, — махнул он рукой, — мое призвание — электрик. Я, Мартович, совсем не красуюсь. Я действительно люблю эту работу. Но, конечно, — признался он, — главное дело — литература. Обычно человек многое замечает, но тут же забывает, а литератор, найдя невероятную деталь, дарит ее читателям. Вот ты, например, что знаешь о добыче алмазов?
Я пожал плечами.
— В городе Мирный, где добывают алмазы, — засмеялся Михеев, — я спросил рабочих: «Вот наткнулись вы в отвалах породы на крупный алмаз. Вы как, сразу несете его бригадиру или вызываете специальных людей?» Рабочие, Мартович, посмотрели на меня как на сумасшедшего. «Ты, дед, наверное, сбрендил, — сказал, наконец, один. — Ты, наверное, слетел с нарезки, дед». — «Да почему?» — «Да потому! — ответил рабочий. — Если кто-то из нас увидит алмаз, он отбежит от него подальше, да еще прикопает носком сапога!» — «Да почему?» — не понимал я. — «Да потому, дед, что если кто-то принесет алмаз начальству, такого человека сразу возьмут за задницу и спросят: а где второй?»
— А поэзия, Михаил Петрович? Вы начинали со стихов. Возвращаетесь к поэзии?
— Нет, Мартович. От фантастики меня отпугнул Евгений Рысс, а от поэзии Елизавета Константиновна Стюарт. После моей стихотворной книжки «Лесная мастерская» Елизавета Константиновна категорически заявила: все, что я пишу, не является поэзией, не может быть поэзией и никогда ею не было. Я думаю, Мартович, она была права. Поэт действительно не должен походить на нормального человека. А я нормальный.
— Как это?
— Поясню на примере. Есть в новосибирской писательской организации поэт, которого я долгое время по глупости своей не считал поэтом. Ну, сочинитель, это еще куда ни шло. Но однажды, Мартович, зашел я с приятелем в забегаловку недалеко от писательской организации. Подавали там только чай, поскольку дело было в год сухого закона. Когда мы вошли, я заметил за крайним столиком поэта, о котором тебе говорю. На столе перед ним лежала на тарелке отварная курочка, он неохотно ковырял ее вилкой. Увидев это, я окончательно решил, что никакой он не поэт. Неважно, что под столиком он прятал бутылку. Не поэт, и все! Так все тогда делали. Михаил Сергеевич и Егор Кузьмич могли держать бутылку на столе, а народ — только под столом. Ну, поговорили мы с приятелем, оборачиваюсь, — Михеев негромко рассмеялся: — Прошло каких-то десять минут, а все кардинально изменилось. Бутылочка стояла теперь на столике, а курочку поэт прятал в ногах под столиком. Отопьет глоток и ковыряется вилкой под столиком. Вот тогда, Мартович, я понял, что он поэт.
В тот вечер Михеев говорил только о детективах. В тот вечер он ни слова не сказал ни о песнях, ни о фантастике. Позже, заглянув в книгу «Писатели о себе» (Новосибирск, 1973), я наткнулся в его статье на такие слова: «Первая книжка запомнилась надолго — как оказалось, на всю жизнь! Это был «Остров сокровищ». Потом сразу же пошли книги Джека Лондона, Фенимора Купера, Конан Дойла и прочих авторов приключенческой классики. Мир сильных, мужественных, таких притягательных героев сразу захватил мое воображение. Я доставал эти книги всякими правдами и неправдами и к двенадцати-тринадцати годам успел прочитать все, что смог найти у знакомых и в городских библиотеках. И когда новые книги доставать было негде, я начал придумывать приключения сам».
И написал «Вирус В-13», продолжил я. И написал «Тайну белого пятна». И десяток превосходных фантастических рассказов. И мог еще написать, но навстречу шли Евгений Рысс и Елизавета Константиновна Стюарт.
Можно сказать, бытовая история.
ОТСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ: ВРЕМЯ
Из письма Володи Шпаликова (01.09.95):
«Вот думаю (в аэропорту хорошо думается): до чего интересно легли пути четырех фантастов русской литературы. Прашкевич трудится на ниве, Колупаев — на поле, Шкаликов — на огороде, а Рубан — витает в облаках».
ГЕОРГИЙ ИОСИФОВИЧ
В рассказе «Чудак человек» («Только обгон», Москва, 1985) Георгий Иосифович Гуревич писал: «Лет двадцать назад получил я — автор, а не герой — письмо от четырнадцатилетнего читателя из Тайги — есть такая станция в Сибири. Парень обожал фантастику, читал, перечитывал, мечтал сам стать писателем, даже сочинил повесть об Атлантиде, этакую мозаику из вычитанного. Сочинил и прислал мне с надписью: «Дарю вам на память свой дебют. Храните его». — «Ну и нахал», — подумал я и вернул парню рукопись с суровой отповедью: дескать, сначала надо стать личностью, а потом уже посвящения раздаривать. И вот двадцать лет спустя на семинаре молодых писателей в Москве подходит ко мне долговязый малый со шкиперской бородкой. И склонившись надо мною, вопрошает, с высоты глядя: «Помните мальчика из Тайги?» Честное слово, я страшно обрадовался своей непрозорливости. Ну да, недооценил, проглядел. Но ведь это так прекрасно, что существуют на свете люди, которые добиваются своего и могут добиться».
И в письме от 22 января 1977 года: «С громадным удовольствием познакомился я с этим долговязым бородатым и клетчатым (костюм) продолжением моего 14-летнего корреспондента. Представляю, как Вам было приятно явиться к недоверчивому Гуревичу и сказать: «Вот видите, я своего добился. Хотел стать писателем и стал». Но, поверьте, и Гуревичу было не менее приятно. Во-первых, отцам всегда приятно, когда дети побеждают. И вообще сверхприятно, что в этом ноющем, жалующемся, канючащем мире находятся победители, люди, сумевшие переступить через все препятствия, имеющие право гордо говорить о своих достижениях. Поздравляю!»
«Иней на пальмах» — нетающий лед. «Подземная непогода» — вулканы начинают работать на человека. «Рождение шестого океана» — беспроволочная передача энергии на расстояние. «Мы — из Солнечной системы» — создание ратомики. «Месторождение времени» — сомнения в совершенстве человека. «Темпоград» — ускорение времени. «Карта страны Фантазии» — один из немногих настоящих бедекеров по научной фантастике. Наконец, «Лоция будущих открытий» — совершенно необыкновенная книга о том, чего мы можем ждать от науки и чего ждать от нее нет смысла.
Таков писатель Георгий Гуревич.
«…Мы привыкли к тому, что писатели вторгаются в круг научных проблем не иначе как при изложении биографий ученых или, в меньшей степени, характеризуя ученых как героев романа, — писал в предисловии к «Лоции будущих открытий» доктор философских наук В. А. Чудинов. — Иными словами, мы привыкли к отображению науки в искусстве через взгляды некоторого конкретного субъекта, пусть даже выдуманного писателем. Но имеет ли право литератор судить о глубоких тайнах мироздания от лица собственного авторского «Я»? Примеры такого подхода все еще крайне редки в мировой культуре. А между тем они обогащают наши представления не только в плане постановки тех или иных научных проблем, но и в плане чисто человеческой заинтересованности и эмоциональности — искусство не привыкло скрывать своих чувств. Или, говоря иначе, искусство не стесняется быть человечным. Самое интересное в лежащей перед нами книге — автор осмеливается строить гипотезы. Более того, он пытается построить некоторую систему природы, некоторую универсальную таблицу, охватывающую и природу, и общество, и человеческое мышление — он пытается своими средствами решить философскую проблему единства природы!»
