И никаких пределов росту интенсивности движения: при необходимости к системе нетрудно будет добавлять новые и новые трубы. Если когда-нибудь на Землю — или с Земли в космос — понадобится доставлять миллион человек в день, орбитальная башня справится и с таким потоком. Справлялись же с миллионами пассажиров в сутки метрополитены городов-гигантов…
Раджасингх тронул кнопку, прервав Моргана на полуслове.
— Дальше идут технические подробности — он пускается в объяснения, что башня может действовать как космическая праща, забрасывая грузы на Луну и планеты вообще без всяких ракет. Но я полагаю, вы и без того уже уяснили себе идею в общих чертах.
— У меня, признаться, голова пошла кругом, — заявил профессор Саратх, — Но во имя всех земных — или внеземных — благ объясни мне, какое я имею к этому отношение? Да и ты сам, если на то пошло?..
— Всему свое время, Пол. Что скажете вы, Максина?
— Пожалуй, я на вас больше не сержусь: это может стать сенсацией десятилетия, а то и столетия. Но к чему такая спешка, не говоря уже о таинственности?
— Я и сам многого не понимаю. Буду благодарен, если вы поможете мне разобраться. Подозреваю, что Морган воюет на нескольких фронтах сразу. Планирует вступить в открытый бой в самом ближайшем будущем, но не раньше, чем обретет полную уверенность в своих силах. Демонстрацию, которую вы только что видели, он подготовил при условии, что она не будет передаваться по общедоступным каналам связи. Потому-то мне и пришлось просить вас приехать сюда.
— А он знает об этой встрече?
— Разумеется, знает. Больше того, он очень обрадовался, когда я сказал, что собираюсь пригласить вас, Максина. По-видимому, он доверяет вам и хочет привлечь вас на свою сторону. Что касается тебя, Пол, то я поручился, что ты способен хранить секрет целую неделю и не умереть от апоплексического удара.
— Ну, это смотря какой секрет…
— Кажется, я начинаю кое-что понимать, — воскликнула журналистка. — Сперва я была немного озадачена, но теперь все, пожалуй, становится на свои места. Прежде всего, Морган — главный инженер наземных проектов, а это — проект космический.
— Ну и что?
— Вы меня еще спрашиваете, Джоан! Подумайте, какая поднимется бюрократическая возня, когда об этом прослышат конструкторы ракет и все, кто связан с космической индустрией! Под угрозой окажутся колоссальные капиталовложения — и дело не только в деньгах. Если Морган не проявит предельной осмотрительности, он непременно услышит: «Спасибо, мы займемся этим сами. Приятно было с вами познакомиться».
— Может быть, и так, но и у него есть сильные доводы. Орбитальная башня — это же сооружение, а не корабль…
— Юристы не оставят от такого довода камня на камне. Много ли найдется на свете сооружений, верхние этажи которых движутся на десять — или сколько там — километров в секунду быстрее, чем фундаменты?
— Да, действительно… Между прочим, когда я заявил, что от одной мысли о башне, высота которой составит десятую часть расстояния до Луны, у меня кружится голова, Морган мне ответил: «Если кружится, тогда представьте себе не небоскреб, уходящий ввысь, а мост, уходящий вдаль, в пустоту». С тех пор пытаюсь следовать его совету — совершенно безуспешно.
— Вот именно! — неожиданно произнесла Максина. — Недостающее звено загадочной картинки. Мост.
— Какое звено? О чем вы?
— Известно ли вам, что самый напыщенный из болванов, президент Всемирной строительной корпорации сенатор Коллинз добивался, чтобы Гибралтарский мост назвали его именем?
— Чего не знал, того не знал. Пожалуй, это и вправду кое-что объясняет. Хотя лично мне Коллинз, признаюсь, нравился — мы встречались раза два или три, и он показался мне человеком, отнюдь не лишенным ни обаяния, ни ума. И потом — разве он сам в свое время не был первоклассным инженером-геотермалыциком?
— Это было тысячу лет назад. А главное в том, что от вас он не ждал никакой угрозы, вот и позволил себе быть обаятельным…
— Как же удалось спасти мост от столь плачевной участи?
— Старшие служащие корпорации произвели небольшую дворцовую революцию. Доктор Морган, конечно, был тут совершенно ни при чем.
— То-то он теперь предпочитает не раскрывать своих карт до срока! Положительно он начинает мне нравиться. Однако сейчас он натолкнулся на препятствие, с которым не представляет себе, как совладать. Еще неделю назад он и не догадывался об этом — а препятствие действительно серьезное…
— Ну-ка, попробую догадаться, — сказала Максина. — Тренировки такого рода очень полезны, помогают опережать со-братьев-конкурентов. Почему он приехал сюда — дело ясное. Систему надо располагать на экваторе, иначе она не будет вертикальной. Получится что-то вроде той знаменитой башни, какая стояла в Пизе, пока не опрокинулась…
— Нет, я все-таки не понимаю… — подал голос профессор Саратх и рассеянно развел руками, — Ну да, конечно…
Голос смолк — профессор снова погрузился в раздумье.
— Значит, — продолжала Максина, — число подходящих точек на земной поверхности отнюдь не безгранично, ведь экватор — это прежде всего океан, не так ли? Одна из таких точек — Тапробан. Хотя, признаться, не вижу, в чем преимущества Тапробана перед Африкой или Южной Америкой. Или у Моргана рассчитано все до последней мелочи?
— Как всегда, милая Максина, ваша логика выше всяких похвал. Вы рассуждаете совершенно правильно, только дальше дороги нет. Морган из кожи лез, пытаясь растолковать мне, в чем загвоздка, но я все равно мало что понял. В общем, получается, что ни Африка, ни Южная Америка для космического подъемника не годятся. Эго имеет какое-то отношение к распределению точек нестабильности земного гравитационного поля. Подходит только Тапробан, хуже того, одно-единственное место на Тапробане. Тут-то, Пол, и настает твой черед вступить в игру…
— Мамада?[47] — вскричал профессор Саратх, от удивления и возмущения переходя на тапробанский язык.
— Да-да, твой. На беду, доктор Морган обнаружил, что то единственное место, которое его устраивает, уже занято. Занято — это еще мягко сказано. Он просит совета, как стащить с насеста твоего приятеля Будду.
Профессор просветлел — зато озадаченной оказалась Максина Дюваль.
— Кого? — переспросила она.
Саратх не задержался с ответом.
— Преподобнейшего и мудрейшего Бодхидаарму Маханаяке Тхеро, настоятеля монастыря Шри Канда, — произнес он нараспев, точно молитву, — Так вот, значит, о чем идет речь…
Наступило молчание; потом на лице Пола Саратха, почетного профессора археологии Тапробанского университета, загорелась озорная, почти восторженная улыбка.
