Держиморда
Глава 1
«В период с марта по ноябрь одна тысяча девятьсот семнадцатого года Россия была самым демократичным государством в мире.»
Из лекции по истории КПСС для второго курса юридического факультета НФ ТГУ в 1988 году.
Ловушка.
Наше время. Город Санкт-Петербург.
— Давайте руку — Я аккуратно принял в свою ладонь узенькую женскую ладошку и аккуратно потянул следователя следственного комитета на себя и вверх. Тихонечко попискивая от страха, девушка перешагнула с металлической лестницы, сваренной из толстых арматурных прутьев на надёжную твердь крыши многоэтажки, и тут же начала старательно одёргивать вниз узкую форменную юбку, задравшуюся за время штурма лестницы гораздо выше аккуратных круглых коленок. Со свистом ударил новый порыв ветра — здесь на крыше двенадцатиэтажного панельного дома, он ощущался совсем не так, как внизу, на безопасной, заасфальтированной земле Города трех революций. От резкого порыва ветра, прилетевшего на этот раз, с противоположной стороны, следователь чуть пошатнулась и снова, испуганно ойкнув, схватилась за меня двумя руками.
Я придержал оробевшую девицу, демонстрируя, что я здесь, я рядом, передал ей ее пластиковую папку с служебными документами и бланками, которую я галантно забрал себе на время подъема на крышу.
— Ну вот он, видите, наш красавец. — я указал рукой в сторону нелепой фигуры, вытянувшейся у старой телевизионной антенны.
Фёдор Злобин всю свою жизнь очень старался соответствовать своей фамилии во всех ее смыслах. Родившийся в результате пьяного зачатия от мамаши, с официальным диагнозом дебилизим, и оставшимся неизвестным отцом, мальчик «осчастливил» этот, и так, не самый лучший мир, своим появлением.
Я принял этот участок шесть месяцев назад, чудом осуществив перевод из одного из сибирских городов в мой любимый Питер. Развод, раздел имущества и попытка начать новую жизнь перебросило мое бренное тело в небольшую студию на окраине Северной столицы, откуда я каждое утро отправлялся исполнять обязанности участкового инспектора полиции в одном из соседних микрорайонов. Честное слово, если бы я знал, что вместе с шестью тысячами горожан одного из микрорайонов Северное Пальмиры я получу вот это чудо, как Федя Злобин, наверное, я бы остался в холодной, стылой Сибири. Это был какой-то Доктор Зло и бес из Преисподни. Десятая часть заявлений, сыплющихся, как из рога изобилия на мой служебный стол, была посвящена индивидуальной, противоправной деятельности гражданина Злобина. Когда он появлялся на улице, она мгновенно становилась похожа на пустыню. Даже, дерзкие от полнейшей безнаказанности, стайки подростков, не боящиеся никого и ничего, предпочитали, как мелкие шакалы, разбегаться, когда из своей вонючей квартиры появлялся Федя.
Казалось, он не мог сделать даже шага, чтобы не осуществить какую-нибудь гадость. Ударить случайно попавшуюся навстречу девушку по лицу — легко. Опрокинуть ящики с товаром в магазине — запросто. Пнуть по крылу проезжающую рядом машину — да ни за что Федя не пропускал этого развлечения. Моя фраза, что в случае самосуда народных масс над, окончательно потерявшим берега, ублюдком, я сделаю все, чтобы виновные не были привлечены к ответственности, записанная каким-то доброжелателем и выложенная в сеть, мгновенно поставила меня на одном уровне с популярными блогерами, но необходимого эффекта не достигла. Месяц назад мне удалось найти свидетелей-очевидцев-потерпевших, и, с их помощью доказать в суде, что Федор Злобин представляет опасность для окружающих и для себя, а его длительное пребывание в спецстационаре закрытого типа пойдет на пользу несчастному психу… Месяц пролетел как один день, и вот, позавчера, мне позвонили из «психушки» и сказали, что так, как у Федора наблюдается устойчивая ремиссия, он более не представляет общественной опасности и подготовлен к выписке. После этого мой собеседник в белом халате бросил трубку и больше ее не поднимал, несмотря на мои многократные попытки возобновить телефонный разговор. Семья, помогавшая мне в процессе удаления Федора с улиц города, после моего звонка, холодно сообщила мне, что я их подставил, и они на ближайшие пару месяцев уезжают из города, с планами продажи квартиры и переезда на другой край Питера, а возможно, и в Москву. Мои заверения, что я приложил огромные усилия, чтобы сведения об их участии в этом деле не разглашались, натолкнулись на ледяное — вы нам обещали, что в течении полугода он из больницы не выйдет. На этом наш разговор прервался, после чего, как я понял, мой телефонный номер был перемещен в раздел «Черный список». И вот сегодня, с утра, половина нашего микрорайона могла любоваться на маленькую человеческую фигурку, что висела под старой телевизионной антенной одной из многоэтажек. Взяв бинокль, я с земли углядел знакомые черты тела и сейчас, в отличии от следователя следственного комитета, карабкался на крышу, полный тайной надежды, что гражданин Злобин свои счеты с жизнью завершил. Сзади и снизу доносились маты нашего эксперта. Крупный телом криминалист, да еще и в обнимку с старым экспертным чемоданом, застрял в узком люке, ведущим с технического этажа жилого дома непосредственно на крышу и теперь ругался, как медвежонок Винни в гостях у Кролика, подталкиваемый снизу приданным нам в помощь здоровяком сержантом –постовым из полка ППС.
— Вам не кажется, что потерпевший наш как-то странно висит? — я, по-прежнему опекая следователя СК, галантно, под локоток, подводил ее к, висящему на куске кожи, самоубийце. И действительно, Федор Злобин выглядел, мягко говоря, странно. Вся кожа его была покрыта какой-то темной субстанцией, типа машинного масла. Несмотря на сильный ветер, тело не покачивалось, вися на широком ремне, а кончики носок, нечищенных со дня покупки, ботинок, касались покрытой гудроном, поверхности крыши.
— Погодите. — я рукой отодвинул следователя в сторону, шагнул к покойнику, вгляделся в его опухшее лицо. В это время безумные глаза Злобина распахнулись мне навстречу, а кривая улыбка обнажила гнилые зубы псевдопотерпевшего.
— Должок за тобой, участковый! — сильный пальцы вцепились в мои руки, и крепкий, жилистый Злобин, пользуясь полученной инерцией, стал толкать меня к краю крыши. Я потерял пару секунд, пытаясь, сначала осмыслить происходящее, а потом безуспешно ища точку опоры. Но, кроме визжащей девушки в мундире следственного комитета, иной опоры на расстоянии вытянутой руки от меня не было. Не желая вмешивать хрупкого следователя в драку, я попытался держаться от нее подальше, что стоило мне еще одного шага по пути к краю крыши. Я пытался остановить, прущего как танк, Злобина, но он набрал большую скорость, а подошвы моих туфель скользили по черному покрытию крыши. Вот, ноги уперлись во что-то, но это оказался лишь невысокий барьерчик, отделяющий меня от бездны, протянувшийся вдоль самого края крыши, через который Злобин меня и перетолкнул. Я инстинктивно вцепился в своего врага и, как в замедленной съемке, стал опрокидываться на спину, отправляясь в свой последний, свободный полет. Злобин, торжествующе визжа, попытался вырваться из моих объятий, остаться на крыше, но я держался, вцепившись в ткань старого спортивного костюма этой твари крепко, как энцефалитный клещ. В безумно-счастливых глазах Феди Злобина радость сменилась испугом, он судорожно задергался, а торжествующий визг сменил тональность на противоположную. И мы полетели. Я вниз, спиной вперед, глядя в голубое небо, со стремительно летящим белым облачком, стараясь не смотреть на искаженное лицо, переставшего вырываться, Злобина. Где-то, уже в прошлой жизни, на за парапетом крыши, мелькнул силуэт пэпээсника, протянувшего в мою сторону руки, но безнадежно опоздавшего со своей помощью. А потом синева неба сменилась чернотой, наверное, мое сердце не выдержало.
Глава 2
Пробуждение.
