Полина Ром
Красная королева
Часть первая
Глава 1
Кто знает, зачем предки меня вообще на свет рожали. Но по факту никому из них я не была нужна. Нет, я никогда не голодала, меня хорошо одевали и покупали все, что необходимо. Только вот времени поинтересоваться мной они никогда не находили. Никто не ходил на утренники в детском саду, никто не ходил на собрания в школе. Даже разговаривали со мной нечасто.
Желая быть кому-то необходимой, я пристрастилась к чтению. Вымышленные миры давали мне и «друзей», и «врагов», и чувство причастности и нужности.
Финансовой нужды в детстве я не ощущала. Родители были в разводе еще с моей начальной школы. Но сперва были алименты от отца, вполне нормальные, а потом пенсия по утрате кормильца и деньги от сдачи его жилья.
Еще лет в двенадцать я поняла, что семьи у меня нет и никогда не было. В пятнадцать моих, с разницей в два месяца ушли из жизни бабушка и мой биологический отец. Я его даже помнила не слишком хорошо, и большое фото у гроба казалось мне совсем чужим. Я не плакала, а думала, что, может быть, это ошибка, и хоронят чужого человека? Но рядом молча стояла мама в черной кружевной накидке и очках от солнца.
Я стала единственной наследницей двух квартир, отца и бабушки, которую вообще не помнила, а моя мама тогда просто сказала:
— Хорошо. Скоро ты вырастешь и сможешь жить одна.
Как будто до этого я жила не одна! Но мне уже было плевать на ее слова.
У нее были подруги, парикмахеры-салоны, путешествия и мужчина. Дома она ночевала пару раз в неделю. От меня требовалось: оценки не ниже тройки, не курить и в 22–00 быть дома. Так что в мои восемнадцать, когда она погибла в аварии, особого трагизма я не испытывала. Просто еще одни похороны. Ими занимались какие-то женщины с ее работы. Они вздыхали и хвалили меня за крепкие нервы, желали не отчаиваться и прочие благоглупости. Для меня же практически ничего не изменилось. Я всегда была в этом мире одна.
Нет, конечно, у меня были друзья-приятели в садике, а потом и подруги в школе. Но я всегда держала внутреннюю границу. Посидеть в кафе, потрепаться и посплетничать? С удовольствием! Пригласить к себе домой и устроить вечеринку? Ни-за-что!
— Я тебе, Ленка, прямо завидую. Умеешь ты на своем настоять, — Катерина была одной из самых приятных в общении знакомых, и я с любопытством спросила:
— Чему завидовать-то, Кать?
— Я вот так не могу. Иногда упираюсь, но если чувствую, что кто-то обижается, отступаю. А ты — прямо кремень! У меня в этом году осенью собирались. Ковровое покрытие в двух местах прожгли, хотя я и просила не курить в комнате. И никто не сознался. А оно новенькое.
Я только пожала плечами: для меня отказ в какой-то неудачной просьбе никогда не был проблемой.
После отца ко мне перешли две двушки: его собственная, в хорошем старом доме с приличным ремонтом, и его матери, унаследованная им буквально за два месяца до. Их я сдавала, а жила в квартире, оставленной мне мамой — просторная двушка, где моей была «маленькая» комната в двадцать квадратов. В комнату матери я заходила раз в месяц, просто смахнуть пыль.
В девятнадцать лет у меня случился бурный роман, сумасшедшая «любофф» накрыла меня с головой, и я полностью утратила способность мыслить критически. Совместная жизнь в моей квартире не задалась. Я принялась готовить и наводить уют, но очень быстро устала от бытового идиотизма «любимого». Носки по квартире и зеркало в разводах будили во мне «зверя». Я ворчала, мы ссорились. А его нежелание даже чашку за собой убрать поставило точку в отношениях. Я устала слушать лекции о том, что быт — это женская епархия и «ты же не работаешь, чем тебе еще заниматься?». Кроме того, очень не кстати подоспела беременность, хотя он всегда утверждал, что «все под контролем». Добавились вопли на тему «…хочешь запихать пузом в ЗАГС…».
Я выгнала «любофф» и сделала аборт. И больше никогда не полагалась на мужчин в этом вопросе.
Потом я иногда встречалась с «для здоровья», но даже хороший секс не настраивал меня больше на совместное проживание. Мухи отдельно, котлеты отдельно.
Лет до двадцати пяти я судорожно металась в поисках места в жизни. Один курс юрфака, один год художественного училища, курсы кондитерские и автошкола, работа на кассе в сетевом магазине, на ресепшене в паре фирм, снова поступление. На этот раз — ай ти. Бросила после первого семестра, пошла менеджером по продажам. Точнее, продавцом в сотовый салон. Чтение-чтение-чтение… Бессистемное, но захватывающее полностью.
Мою жизнь перевернуло нападение уличной гопоты. Нет, насилия не было, да и потери свелись к минимуму: телефон и несколько тысяч в сумочке. Но ощущение дикой беспомощности, страх унижения…
Я стала бояться выходить из дома. Через три месяца, поняв, что я знаю в лицо уже всех курьеров доставки в окрестностях и что это не слишком правильно, я отправилась к психологу.
Не сказать, что страх прошел в один день. Мозги он мне полоскал долго, вытягивал какие-то детские воспоминания. Я же считала, что это все не важно. Кое-что я даже поняла, а на некоторые вещи посмотрела по-новому. Итогом таких встреч стало то, что я стала искать секцию. Ставила себе знаменитое: «… жили книжные дети, не знавшие битв, изнывая от мелких своих катастроф.»* и методично обходила близлежащие спортзалы.
Довольно быстро я поняла, что все эти боевики, которые я, разумеется, смотрела иногда, не дают никакого представления о реальной уличной драке. Я шерстила интернет и специализированные сайты, знакомилась с людьми и четко понимала одно: супербойцом мне не стать никогда. И то, что преподают сейчас, это вовсе не боевые искусства. Да, искусство, но не для реальной жизни и реальной драки. Все это хорошо работает только на камеру.
Через пару месяцев поисков пришло понимание — не боевые искусства мне нужны, а умении защитить себя. Любым способом, а не красивым «танцем» профессионального каратиста. Бесконтактным танцем, как выяснилось.
Итогом стало поступление в педагогический институт на спортивную кафедру. Я прошла не то, что по нижней планке, а даже хуже, но недобор сделал свое дело, и меня взяли.
Вот там я и научилась пахать. Медленно и методично, изматывая себя. Терпеливо добирая секунды и метры, но всегда чуть лучше. На миллиметр, но лучше. А попутно собирала, даже не знаю как правильно сказать… Пожалуй: собирала приемы самообороны для женщин. Все подряд. Как спортивные и красивые, так и совершенно дикие, «народные», типа пакетика молотого перца в кармане.
К концу института у меня был готов полноценный курс, но работу по нравящемуся мне профилю я не нашла. Знакомые тренеры в мужских спортзалах смотрели на мою идею скептически. Плюнула, оформила самозанятость, арендовала в подходящем зале часы и разместила объявление о приеме. Первых трех учениц я запомнила навсегда. Вряд ли я смогла им дать все, что хотела и могла. Зато они убедили меня: нужно понимать, как с ними работать. Нужно идти учиться на психолога. Так что второе высшее я получала уже в процессе. Практика в моей работе дополнилась теорией.
Я брала всех, даже тех, кто не способен был пройти сто метров без одышки. И честно старалась им дать понять, что не в приемах дело, а во внутреннем стержне. Иногда получалось, иногда не слишком. Несколько раз ученицы возвращались с благодарностью, но я понимала, что есть и те, кто так и не сможет воспользоваться знаниями. Денег работа приносила не слишком много, я не хотела пускать все на поток и тупо рубить бабло: мне на жизнь и так хватало, потому часть учениц брала бесплатно. Я держалась на том, что понимала: я делаю нечто нужное и важное.
Только годам к тридцати пяти я стала ощущать некоторое одиночество. Денег был даже некоторый избыток, они тупо копились на счетах. Дело, которое я вела, мне нравилось. Я могла позволить себе многое: путешествия, хорошую машину и одежду, качественную медицину и еду, но мне не с кем было разделить все это.
