Время выбора 2 - Владимир Георгиевич Босин

С утра звонили во все колокола, отборные части русской армии входят в столицу. Я не присутствовал при этом ввиду не совсем восстановившегося здоровья. Но уж мои свитские пересказали перипетии во всех подробностях.

Сначала прогарцевал сборный полк кавалерии, особо отличившийся в этой кампании. Потом повезли трофеи, флаги противника, захваченные лёгкие орудия. Затем уже в сопровождении своих воевод появился государь в золотых доспехах. Процессия растянулась по улицам столицы, народ радостно кричал заздравицы победителю. Тем более, что царь приказал выкатить на площади дармовой алкоголь и угощение.

Столица отходила от ужасов чумной эпидемии и радовалась возращению победителей.

На следующий день я сидел в кресле и рассказывал брату о происходившем здесь. Алексей стал бледен, когда я довёл до него цифры людских потерь. Его так перепугала возможность опять оказаться беззащитным перед подобной стихией, что он молча обнял меня. Как бы благодаря за то, что я не убежал из города и сражался с эпидемией.

Правда уже через месяц он немного поменял своё мнение. Дело в том, что я своими драконовскими мерами завёл себе чересчур могущественных врагов. Те бояре, которые по моей воле остались в Москве и были вынуждены наравне с быдлом переносить всю тяжесть эпидемии, сейчас объединились с купцами, которые пострадали из-за введённого карантина. Они накатали челобитную, подкреплённую списком нарушений с моей стороны всех возможных и невозможных законов и уложений. Выяснилось, что я выгреб казну, растратив средства на чернь.

Брат показал мне это пасквиль. Ну, если честно, то в основном там правда. Но иначе я не остановил бы нарастающую угрозу. Это сейчас кажется, что почти ничего не было и все радуются. Но три месяца назад безнадёжность овладела людьми. Каждый день умирали их соседи или близкие.

Через неделю к моей травле присоединились святоши. Патриарх Иов не забыл, как я пытался бороться со скоплениями народа в разгар эпидемии. Брат ходил смурной и перестал звать меня на заседания Думы.

В эти дни я уезжал из Кремля в свой городской дом. Там на меня не так давила волна ненависти. Ещё бы лучше вообще свалить из города, но на это царь разрешения не давал.

Зато кардинально улучшились отношения с супругой. Анна после того раза перестала меня избегать. Даже присоединялась к общей трапезе. А когда я игрался с малышкой, она как обычная мамаша улыбалась, наблюдая за нами.

В один погожий день мы вообще выехали за город на световой день.

Слуги разбили шатёр, где спала наша малышка, пока мы вчетвером прогуливались. Прасковья с Анной впереди, ну а мы с Пахомом чуть отстали.

— Иван, и чем всё это кончится?

— Не знаю, Пахом. Не знаю. Думаю, ничем хорошим. Я затронул сильных мира сего, они от меня так просто не отстанут. Ты начинай перевозить самое важное в мою усадьбу под Тверь.

Самое важное — это моя библиотека. А также лаборатория с уникальным оборудованием.

Этот период, когда меня подвесили в воздухе длился без малого два месяца. Меня вроде бы как не сняли с постов, но просто перестали обращаться и звать на заседания Думы. «Тайный приказ» тоже брат взял под себя. Даже оборудовал там личный кабинет и засиживался в нём допоздна.

Я его где-то понимал. На одной чаше весов брат и наследник, на другой объединившиеся бояре, вкупе с церковниками и купечеством.

А вот когда царица благополучно разрешилась в очередных родах мальчиком, ситуация кардинально изменилась. Я не помню, что случилось с Алексеем, так назвали первенца, но по старой ветке развития событий на престол после отца сядет не вполне здоровый Фёдор, который ещё не родился. Но это и не важно, главное я перестал быть наследником.

Как мне потом доложили, когда по всей столице звенели колокола в честь рождения царевича и мы с царём в открытой карете ехали по улицам города, то народ выкрикивал моё имя. Причём называли спасителем. Чёрный люд запомнил, что именно я укротил спесивых бояр и самолично ездил по дворам, помогая пострадавшим. И видимо это стало последней каплей. Царь очень ревниво отнёсся к моей народной известности.

А утром ко мне явился посыльный и передал грамотку от государя. В ней Алексей Михайлович сообщал, что он предписывает мне покинуть Москву. Об опале не писал, но и идиоту ясно, что назначение царевича наместником в Тобольск никак не может быть поощрением.

Если честно, то мне стало легче на душе.Я крутился как вошь на гребешке. Честно старался принести русскому народу облегчение и помочь брату. Но я устал, да и болезнь не вполне меня отпустила. Я ещё не мог подолгу сидеть как раньше в седле. Так что назначение принял и начал собираться. К сожалению, я не смогу взять с собой много народу. Человек пять свитских. Всё-таки царёв брат, ну и в прислуге меня никто не ограничивал. Дорога дальняя и нужно подготовиться. Выдвигаться лучше по замерзшим рекам, но царь торопит. Так что поедем по раскисшей земле.

А когда я уже заканчивал сборы, братец вдруг сжалился и изменил место ссылки.

Ярославль, я об этом городе мало что знаю. Вроде крупный населённый пункт на Волге. Не бывал там в обоих жизнях. Знаю, что в нём неплохо развиты ремёсла и торговля. А ещё наши правители почему-то любили сюда ссылать неугодных. Мой пример показателен. Здесь томилась мать первого Лжедмитрия Марина Мнишек. Из Сибири в этот город определили родню поверженного хана Кучума.

До Ярославля более 200 вёрст, то есть неделя пути. Всё легче, чем пилить до сибирского Тобольска. А что бы мне не было через-чур тошно, царь подарил две тамошние слободки, Богоявленскую и Худяково. А также село Унимерь с большим поместьем.

Теперь меня уже не поджимало время и я мог не торопиться. Больше того, в Ярославль уже отправился обоз с вещами и управляющий в моё поместье. Я решил сначала остановиться в нём. Так как знакомых у меня немало осталось в различных приказах, то я кое-что узнал о своей недвижимости. Село стоит на реке Которосль, довольно зажиточное. 230 душ, что не мало по нынешним временам. Есть небольшая церквушка и господское поместье в два этажа.

Для меня откровением было узнать, что в 1612 году Ярославль стал фактической столицей Руси, когда в нём сидел Михаил Романов с матушкой инокиней Марфой и ждал избрания