[i] Родио́н Я́ковлевич Малино́вский (10 (22) ноября 1898, Одесса, Одесский уезд, Херсонская губерния, Российская империя — 31 марта 1967, Москва, РСФСР, СССР) — советский военачальник и государственный деятель. С декабря 1941 по июль 1942 Командующий войсками Южного фронта.
[ii] Шу́цманша́фт (шутцманшафт нем. Schutzmannschaft), сокр. шу́ма (нем. Schuma), от шу́цман (шу́тцман нем. Schutzmann — сотрудник охранной полиции в Германии до 1945 года) — «охранные команды», особые подразделения, первоначально в составе вспомогательной полиции нацистской Германии на оккупированных территориях в годы Второй мировой войны, карательные батальоны, действовавшие под непосредственным командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Как правило, формировались из местного населения и военнопленных. Позднее на базе отдельных батальонов были сформированы части Ваффен СС.
Члены шуцманшафтов носили немецкую военную форму, но с особыми знаками различия (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei — SchuMa 1943 — 1945), на рукаве имели нашивку с надписью «Treu, Tapfer, Gehorsam» — «Верный, Храбрый, Послушный».
Первые батальоны «Шума» стали создаваться немцами в конце июля 1941 года. К концу 1942 года численность «шума» достигла примерно 300 тысяч человек, организованных в батальоны, а также служивших на различных отдельных должностях.
Шуцманшафты разделялись по этническому признаку. Всего было создано 26 эстонских, 41 латвийский, 23 литовских, 11 белорусских, 8 крымско-татарских и 71 украинский батальон шуцманшафта.
IV
Аэродром в Багерово корпус Стаина делил с 15-ой ударной авиагруппой Ставки ВГК под командованием генерал-майора Климова, немногословного, сурового мужика с неприветливым взглядом. Впрочем, вся неприветливость и суровость сразу куда-то делась, когда Иван Дмитриевич узнал, что замом у Сашки служит Яков Яковлевич Гуляев с которым они вместе служили в 1934-ом в авиаэскадрильи особого назначения НИИ ВВС. Да и дислоцировались они в Люберцах, где был ППД корпуса. В общем, с хозяевами аэродрома у корпуса сложились нормальные, даже теплые отношения.
Работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Днем с аэродрома взлетали штурмовики и истребители 15-ой авиагруппы, а ночь принадлежала девушкам из ночного бомбардировочного и вертолетчицам. Тяжелая, изнуряющая ночная работа. Взлет, бомбардировка, посадка, пополнить боекомплект и снова взлет. Под утро девчонки буквально вываливались из кабин своих самолетов. Не легче приходилось и вертолетчицам. Заброска в тыл к немцам разведывательно-диверсионных групп, доставка на передовую боеприпасов и медикаментов и эвакуация оттуда раненых бойцов. Приходилось иногда и поддерживать пехоту огнем своих крупняков и РС-ов. Просто чудо, что при такой интенсивной боевой работе девушки пока не понесли ни одной безвозвратной потери среди личного состава, что не скажешь о технике. Был сбит и упал в море недалеко от Феодосии вертолет Кати Юсуповой. Девочек подобрали наши моряки, но машина была потеряна. Сгорели в результате немецкого налета на аэродром два У-2. В других полках корпуса потери были серьезней. Особенно досталось истребителям и штурмовикам, но и работа у них была не в пример сложнее и опасней.
Сашка стоял на краю взлетного поля, задрав лицо к небу. Какое удивительное оно здесь на юге. Яркое, усыпанное мириадами звезд с белой, густой полосой млечного пути, чем-то напоминающей инверсионный след реактивного самолета. Неподалеку раздался нарастающий стрекот моторов, и в небо плавно поднялась пара бипланов. Подошла и молча встала рядом Бершанская. Так и стояли они, ничего не говоря и вглядываясь в звездное небо.
— Как тогда в Тобино, помнишь? Так же стояли, ждали, — нарушил их молчаливое созерцание Сашка.
— Помню, — кивнула Евдокия, закусив губу, — полгода не прошло, а кажется, так давно это было. С неба оставив за собой яркий росчерк, упала звезда. — Загадал?
— Что загадал? — недоуменно повернулся к Евдокии Сашка.
— Желание, — улыбнулась женщина, сверкнув в темноте белизной зубов.
— Зачем? — Сашка и правда не понимал, о чем его спрашивает Бершанская.
— Ты как будто тоже с неба свалился, командир. Поверье есть, если падает звезда, надо желание загадывать.
— Да? — Стаин пожал плечами, — Не знал.
— Мне порой кажется, что ты с другой планеты, — улыбнулась Евдокия, — Самых обычных вещей не знаешь.
И опять наступила тишина. Вдалеке послышался стрекот моторов, и две тени, зайдя на посадку покатились по траве аэродрома. Со стороны Евдокии послышался облегченный вздох. Как же хотелось и Стаину вот так же облегченно вздохнуть. Но рано. Он посмотрел на светящиеся зеленоватым фосфором стрелки командирских часов. Подарок Мехлиса. Странный человек Лев Захарович, жесткий, но и сентиментальный. В Москве перед отбытием сюда в Крым он зашел к Сашке, долго говорил ни о чем, выспрашивал как дела у него, у Вали, а потом сунул Стаину вот эти часы и уехал. Оказалось на фронт. Здесь уже довелось снова встретиться. Но не до разговоров было. Кивнули друг другу, перебросились парой слов и разошлись. Стаин к себе в корпус, а Мехлис в Севастополь.
До расчетного прибытия вертолетов с эвакуируемой группой Тихонова еще сорок минут. А скорее всего и того больше. На войне не бывает, чтобы все шло по плану. Чертовы нервы, чертово ожидание! Никак к нему не привыкнуть! Как там ребята?! Тихонов, Иса, Никифоров полетевший за ними? Зоя Космодемьянская? Надо же! Сама Космодемьянская служит у него в корпусе! Та самая! Он узнавал у Лаврентия Павловича после Белоруссии. Не было в этой истории с диверсиями под Москвой, вот и жива оказалась Зоя. Хорошо бы, чтоб до конца войны, до самой победы! Чтоб все живы были! Эх, не знал про звезду, а то загадал бы! Он с надеждой посмотрел в полное ярких точек мерцающее небо. Но как назло ни одна из них падать не собиралась.
— А ты? — снова первым нарушил затянувшееся молчание Сашка.
— Что я? — словно выныривая из каких-то своих глубоких, очень личных мыслей, зябко, несмотря на теплую ночь, повела плечами Евдокия.
— Загадала?
Бершанская не спешила отвечать. Она стояла обхватив себя руками и смотрела блестящими глазами вперед и вверх.
— Загадала, — наконец ответила она.
— Что загадала? — Сашке было не очень интересно, он сам не знал, зачем спросил.
— Не скажу, — усмехнувшись, задорно с врединкой, по девчачьи ответила Бершанская. Сашке даже показалось, что она сейчас покажет ему язык.
— Ну, и не надо, — пожал плечами он.
Видимо, посчитав, что он обиделся Евдокия тихонько сказала:
— Нельзя говорить. Не сбудется. Примета такая.
— Аааа, — понимающе кивнул Сашка и улыбнулся, — А я думал, большевики в приметы не верят.
— Большевики не верят. А бабы верят. А я, Саша, баба, хоть и большевик, и майор, и, вообще, командир полка. Думала, что забыла, что это такое. А вот нет, — она полувздохнула, полувсхлипнула. Она сама не знала, для чего она все это говорит, по сути, мальчишке, хоть и командиру. Просто эта теплая летняя звездная ночь, запах моря принесенный легким ветерком, еще и упавшая звезда. Как будто и нет войны. Только вот она, проклятая, рядом! А еще этот веселый младший лейтенант Алексей, так трогательно неуклюже пытающийся за ней ухаживать. Только сейчас, она вдруг осознала, что ждет его. Ждет не так, как привыкла на фронте ждать свои экипажи, ставших родными девчонок. А как родного, очень близкого человека. И от этого становилось страшно, а грудь сдавливало тоской и тревогой от жестокого понимания того, что если Леша не вернется, ей будет очень-очень больно.
— Дусь, ты чего? — Сашка с беспокойством посмотрел на Бершанскую. Странная она была сегодня. Необычная. Непривычно мягкая и домашняя что ли.
— Ничего. Нормально все. У нас у баб, так бывает, — горько усмехнулась Евдокия, — не обращай внимания. Никифоров на связь выходил?
— Выходил, — Сашка сморщился, как от зубной боли, — сообщил, что группу забрал из боя, идут домой.
