— Окей, не вопрос. Давай соображать, как нам отсюда смыться, не используя электричку.
— Нужен какой-нибудь другой символ, который для тебя, как для местного, будет иметь значение. Сейчас, погоди, попробую сформулировать поточнее…
Она нахмурилась, размышляя. Он же, пользуясь случаем, рассмотрел её лучше. Ей было лет двадцать семь, пожалуй, или чуть больше. Хрупкие плечи, маленькая аккуратная грудь, длинные загорелые ножки. Глаза — зеленовато-серые, без анимешной огромности. Лицо симпатичное, но в фотомодели её вряд ли позвали бы.
— Идея только одна, — сообщила Анна. — Может, есть какое-то место в городе, которое ты на подсознательном уровне воспринимаешь как… ну, скажем, как межу. Как границу. Желательно недалеко от вокзала.
— Как границу? — Теперь задумался он. — Ну, в принципе… Как-то так получилось, что я и учился, и тусовался всегда по эту сторону от путей. Ну, от железнодорожных, ты поняла. На другую сторону забредал всего пару раз… А когда совсем мелкий был и слышал выражение «за путями», мне представлялось что-то запредельно далёкое, неизведанное. Терра инкогнита…
— Вот, отлично! Что-нибудь в этом роде и надо. Рубеж — и материальный, и символический. Если перейти его…
— Думаешь, перепрыгнем обратно в будущее?
— Не факт, но очень надеюсь, а то я вся уже извелась. Попробуем ведь?
— Легко. Можем хоть сейчас.
— Ещё нужен зримый символ для перехода. Жаль, что моста нет.
— Зато есть место, где народ часто шастает на ту сторону. Я тебе покажу.
Они встали и пошли к зданию вокзала. Миновали ротонду — в ней пряталась скульптурная композиция, которая изображала орла, терзающего змею. Вышли на перрон, предназначенный для поездов дальнего следования, и направились вдоль путей.
— А где ты конверт добыла с эмблемой будущего чемпионата Европы? Причём из нашего мира, а не из вашего? Или у вас там эта эмблема точно такая же?
— Нет, у нас она по-другому выглядит. Так что пришлось повозиться. Я сходила на почту, попросила копейку у какого-то дядечки, купила простой конверт без рисунка. Нашла вашу эмблему через планшет, в информационном массиве. И нарисовала на конверте фломастерами.
— Серьёзно? А я даже не обратил внимания, что от руки нарисовано. Я, правда, офигевший был совершенно, но картинка вроде бы ровная, не корявая.
— Я на дизайнера заочно учусь. И рисую с детства.
— Получается круто.
Перрон наконец закончился. Они добрались до цели.
Глава 6
Слева теснились одноэтажные домики, крашеные заборы и вездесущие тополя. Из этого ландшафта выныривала асфальтовая дорожка, которая подбиралась к железнодорожному полотну. Воздух дрожал над раскалёнными рельсами.
— Вот, — сказал Алексей, — здесь можно перейти. Ну, во всяком случае, именно это место мне сразу вспомнилось.
— Я готова.
— Не торопись. Вон поезд идёт, пропустим.
Со стороны вокзала полз товарняк. Электровоз тащил вереницу бурых вагонов с полустёртой бортовой маркировкой, наполняя пространство тяжёлым гулом. Неторопливо постукивали колёса.
— Слушай, ты правда думаешь, что это я тебя затянул сюда? — спросил Алексей. — Но я ж тебе объясняю — сам офигел, когда разобрался, куда меня занесло. На семидесятые вообще не нацеливался…
— О чём ты конкретно думал, когда сидел в электричке?
— Услышал песню из девяносто восьмого года. Мысли перескочили на перестройку, «Буран» вспомнился… Нет, я понимаю, что его в семидесятых как раз придумали, но…
— Ты выстроил цепочку в уме. С десятилетним шагом, заметь. Исходный год — две тысячи восьмой. Минус десять — девяносто восьмой. Ещё минус десять — год, когда полетел «Буран». Сами по себе эти мысли не могли тебя перебросить, но они… хм… облегчили скольжение, так скажем. А тут ещё со мной резонанс. В этом смысле — да, я тоже поспособствовала невольно. И нас вдвоём засосало, притянуло друг к другу.
Поезд уполз, тропинка через пути открылась. Анна достала из рюкзака планшет, иссиня-чёрный и плоский. Повернувшись к солнцу спиной, провела пальцем по экрану, вгляделась в изображение:
— Так, на карте теперь — пятно, информационная клякса…
— Это хорошо или плохо?
— Ну, как бы объяснить… Вероятности исказились. Такой, знаешь, мини-водоворот. И да, есть шанс, что через него мы нырнём в другую реальность. Но всё это очень непредсказуемо. Слишком много помех, планшет не справляется. В любом случае — наш настрой тоже повлияет…
— Опять настрой? А теперь-то мне о чём думать, чтобы его не сбить?
— Алексей, послушай меня, пожалуйста. — Анна повернулась к нему. — Ещё раз — твои конкретные мысли облегчают скольжение или, наоборот, чуть-чуть его тормозят, но не задают вектор. Не зацикливайся на этом, думай о чём угодно. Главное здесь — эмоциональный заряд. Ты хочешь мне помочь?
— Да. Иначе зачем я с тобой попёрся бы?
— Вот и всё. Больше ничего от тебя не требуется. Сама-то я точно знаю, куда я хочу попасть. Поэтому попытаемся.
— Ну, пошли.
Они шагнули на рельсы.
Воздух впереди задрожал сильнее, знойное марево уплотнилось. Вновь послышался гул, и Алексей быстро глянул по сторонам — решил, что идёт ещё один поезд. Но пути и справа, и слева были свободны.
Да и гул этот отличался от того, что издавал товарняк. Сейчас звук скорее напоминал гудение трансформатора — как на Ленинградском вокзале, когда Алексей стоял возле памятника-реликта из советских времён.
— Слышишь, что-то гудит? — спросил он.
— Так и должно быть. Стык реальностей. Всё нормально…
Но сама она явно нервничала. Шагала, плотно сжав губы, и даже, кажется, побледнела, несмотря на загар и яркое солнце.
Гул усилился, зазвучал на высокой ноте. Над путями пронёсся ветер. Жаркое марево окутало их, обволокло с головы до пят. Гул оборвался — или, может, достиг такой высоты, что ушёл за пределы слышимости.
А ещё через миг марево развеялось, и вернулся обычный звуковой фон — чирикание птиц, отдалённый рокот вокзала.
— Кажется, перешли, — сказал Алексей.
— Да, — согласилась Анна. — Осталось узнать — куда…
Они сошли с рельсов, и она вновь достала планшет. Коснулась экрана и стала вчитываться, озабоченно хмурясь. А он тем временем изучал окрестности, потирая запястье под браслетом часов. Игольчатое покалывание подтверждало — прыжок действительно состоялся.
— Мы в две тысячи восьмом, — сообщила Анна. — Но пока не могу понять, на какой мы ветке. Помехи слишком большие, да ещё солнце — читать почти невозможно. А местность я всё равно не знаю, сравнивать не берусь.
— Я тут сам давно не был, но пытаюсь определиться.
У него крепло ощущение — местность изменилась-таки, причём достаточно сильно. Тополя поредели, добавилось новостроек. Недалеко от путей торчала вышка с антеннами — сотовая, наверное, но несколько непривычная по дизайну.
— Давай отойдём подальше от перехода, — сказала Анна. — Там помехи должны ослабнуть, я через планшет сориентируюсь.
Они обогнули сооружение казённого вида с ухоженным, но унылым газоном. На небольшой парковке, ровно заасфальтированной, стояли машины. Модели Алексей не узнал, хотя в них угадывалось что-то смутно знакомое. Он приостановился и присмотрелся.
На ближайшем седане был логотип ВАЗа — парус на красном фоне, а ещё шильдик со стилизованной надписью кириллицей: «Жигули». Рядом пристроился неброский хэтчбек. Он отдалённо напоминал «форд-фокус», но имел на эмблеме буквы АЗЛК, зубцы кремлёвской стены и звезду над ними.
— М-да, — сказал Алексей. — В моей России такого нет, сразу говорю. Скорей всего, твой Союз. Всё отечественное, посконное.
— Вообще-то у нас и импорта много. Из Америки, из Германии. А наши «волги», наоборот, в Европе хорошо продаются. Что здесь такого? Открытый рынок.
— Да ладно? Социализм у вас какой-то неправильный.
— Ой, кто бы говорил. У нас он, по крайней мере, тазиком не накрылся.
— Тут не поспоришь.
Они вышли на улицу. Тротуар был выметен чисто, даже избыточно — ни единой пылинки. Так Алексею, во всяком случае, показалось. На проезжей части чётко просматривалась разметка. На стенах выделялись фиолетовые таблички с номерами домов. Встречных прохожих не было.
