Думаю, что теперь он и огрызающегося папашу просто отодвинул бы локтем. А тот не посмел бы ударить сына, стоящего у плиты, боясь схватить в ответ половником по темени.
Карл с важным видом в небольшом котелке тушил морковь, помидоры и лук. И вид у него был как у лучшего шеф-повара!
А я приступила к готовке супа.
В нашем огромном, начисто отмытом котле на небольшом огне я поставила варить золотой горох. А пока он закипал, я нарезала копченое красноватое мясо с окорока кусками, срезая его с тонкой мозговой косточки.
Впрочем, и кость тоже отправится в котел — для навара. И шкурка — для запаха. Ее я помыла, сполоснула кипятком и поскоблила ножом, чтоб она стала мягче и светлее. Нарезала ее тонкими полосками.
Горох мой меж тем закипел. Варево стал густым, желтоватым.
Карл аккуратно всыпал красную чечевицу в свои тушеные овощи.
А я ссыпала в свой котел мясо и помешала большой деревянной ложкой. Оно ведь не было сырым; а для навара достаточно было немного покипятить суп.
Густой сытный запах поплыл по кухне. Суп мой чуть припахивал дымком и травами — то, что надо.
Расторопный Карл бросился к дверям таверны и распахнул их, чтоб аромат нашей готовки пролился на улицу.
— Пусть окорок приманивает посетителей! — радостно пояснил мне Карл. — Так вкусно пахнет! Они придут обязательно!
— Скажи-ка мне, Карл, — поспешно очищая картофель от кожуры, спросила я. — А что пьют лесорубы?
— Известно что, — спокойно заметил он. — Пиво.
— Ага, — произнесла я, мысленно дополняя свой список для поставщика. — А почему же папаша твой его не варит? Или не покупает у кого? Будь у вас пиво, они бы сюда чаще заглядывали!
— Потому что дорого, — ответил Карл. — Ну, и потому что сам все выхлебает.
— Ага, — снова сказала я. — А вот если б мы с тобой продавали им пиво, то, наверное, мы бы ничего не выпили? А гости б заходили чаще?
— Так понятно, — солидно ответил Карл, подсаливая свою почти готовую похлебку. — Раньше они приходили. И музыканты у нас играли. И танцы были. Но…
— Но умерла мама, — подытожила я. — Понятно. Как думаешь, а не попросить ли нам у шкафчика пива?
— Пива? — удивленно переспросил Карл. — Но отец…
— Ты слышишь, — насмешливо перебила его я, — как стены дрожат? Это он храпит. Ничего он не услышит, если будет пить наш самогон. Вся таверна в нашем распоряжении!
— Наверное, можно попробовать! — задорно согласился Карл, дернув себя за ухо. — Ну, если поймает, всего лишь палкой угостит! Что мы, палки не отведывали? Зато денег заработаем много.
Карл управился с похлебкой раньше меня, конечно. Его маленький котелок вскипел быстрее, и чечевица упрела скорее, чем горох в моем огромном котле.
Карл плеснул в варево жирных сливок, помешал, попробовал. И на его физиономии расплылась довольная улыбка.
— Вкусно! — сообщил он мне. — Почти как твоя похлебка!
— Ну, и отлично. Живо тащи ее папаше! — скомандовала я. — За одним посмотри, что он там делает.
Вернулся Карл быстро. И был он очень удивлен.
— Послушай, — произнес он изумленно, — папаша и половины бутылки не выпил, а спит мертвецким сном, словно высадил сразу парочку! Даже не шевельнулся, когда я вошел. Что за пойло ты ему подсунула?
— А я что говорила?! — весело крикнула я, встряхивая сковороду с зажаривающимися луком и морковью. — Он нам не помешает! Ну, хватит вопросов! Давай, сыпь в суп картофель!
Карл проворно сдвинул с котла крышку, и сытный запах наполнил кухню.
Пар, казалось, можно было есть ложкой — такой он был густой и так вкусно он пах.
Мальчишка ловко сыпанул в жирно булькающий суп кубики картофеля и присыпал перцем густой бульон, блестящий кружочками жира от выварившейся мозговой косточки.
Овощи на моей громадной сковороде шкворчали в оранжевом масле. Лук был приятно-коричневого цвета, морковь – золотистой. Я помешивала их деревянной лопаткой, и с каждым мигом они приобретали всё более насыщенный цвет и аромат.
— Открывай! — снова скомандовала я Карлу. Тот опять сдвинул в сторону крышку, и горячее масло с тушеными овощами раскалённой оранжевой лавой потекло в котел.
Какой цвет! А какой запах!
— Ум-м-м, как вкусно! — вскричал Карл, глядя, как я размешиваю суп, и как в нем кипят кусочки мяса.
— Еще как! — подхватила я. — Поищи-ка лавровый лист в шкафчике. Кажется, там он был.
Карл, беспечно насвистывая, вприпрыжку побежал за специями.
Но почти тотчас же вернулся с самым странным выражением лица, на какое был способен.
— Что такое? — спросила я удивленно. — Не нашел?
— Там, — произнес Карл, замявшись. — Там странные гости какие-то. Не лесорубы.
— Ну! В мире полно людей-не лесорубов! — беспечно ответила я. Но Карл был непреклонен.
— Иди и посмотри, — проговорил он с нажимом, чуть склонив голову. Будто забодать меня собрался. — Сама.
— Ну, ладно, ладно! — сдалась я. — За супом только присмотри!
Я передала ему ложку и двинула посмотреть на необычных посетителей.
Ну, было от чего удивиться, скажем прямо.
Лесорубов, угольщиков, дровосеков еще не видно, зато за одним из столов, важно, как званые гости, сидели мамаша с папашей моего бывшего непутевого муженька!
В груди моей закипело, руки сами уперлись в бока.
— Какими судьбами в наши края? — язвительно поинтересовалась я, подходя ближе к этой парочке. Даже поздороваться позабыла.
Эта пара пиявок хором, не сговариваясь, уставились на меня.
Старик из внутреннего кармана своего черного, унылого одеяния вынул ложку и с противным хлюпаньем ее облизал.
Нет, каковы!
Разоделись как в церковь! В самое лучшее и нарядное.
Бабка нацепила чепец с оборками и лентами, на плечи натянула нарядную шаль. Под дряблым подбородком, на груди, у нее поблескивала дорогая брошь.
Старик за воротник заправил белую салфетку и расправил ее, чтоб не заляпать манишку при еде.
Весь их вид с ложками наготове говорил о том, что они собираются вкушать ужин.
— Ужин давай, — весьма нелюбезно ответил дедуган, тоже не здороваясь. — Да поживее.
Я перевела дух, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не треснуть этого старого хмыря по голове, например, стулом.
— И не дерзи нам тут, милочка! — строго проскрипела старуха, глядя на меня своими сердитыми глазками. — Я не терплю дерзости! А будешь с нами невежлива — расскажу твоему хозяину, и он как следует поколотит тебя!
Я от злости только зубы стиснула. Ну, эти могут наябедничать и просто так, лишь бы нагадить и посмотреть, как папаша Якобс будет считать мне ребра… Небось, ради этого шоу и притащились?
— Так чего желаете? — как можно вежливей произнесла я, желая только одного: чтоб мой взгляд прожег их насквозь!
— Тебе же сказали, — так же сердито ответила бабка. — Изволь подать нам ужин, да поскорее!
Она передернула плечами, словно ей было зябко.
Или очень противно, будто она вляпалась рукой в соплю на заборе.
— Какая же тупая, — словно размышляя вслух, произнесла старуха. — Голова что решето… Сколько ж раз нужно повторить, чтобы она хоть что-то запомнила! И как сынок жил с нею! Маялся, небось, бедный…
— Да, — поддакнул старик серьезно. — Все беды в его жизни от баб. Говорил я ему, не женись. К чему хорошему привела эта женитьба? С такой женой немудрено загулять.
Старуха плаксиво скривила рот.
— Ах, — выкрикнула она, выдавливая из глаз пару слезинок, — это от отчаяния! Это все от горя, от безысходности и от отчаяния! Когда дома беда, разве будет в жизни что-то ладиться?!
Старик, утешая, погладил ее по плечу и зло зыркнул на меня.
— Поломала жизнь нашему сыну! — злобно рыкнул он.
— Исчадие ада, — всхлипывала притворно старушонка.
Господи, удержи меня от смертоубийства! Я уже хотела вцепиться в ее цыплячью тощую шейку! И трясти до тех пор, пока ее голова, похожая на растрепанный капустный кочан, не отвалится!
— Что там у вас подают сегодня? — проскрипел старикашка. — Мне двойную порцию! Я зверски голоден.
