— Я хочу знать, почему ты не предпринял ничего против броневиков? — задал Немиров вопрос.
— А я, по-твоему, не предпринимал? — грустно усмехнулся Корнилов. — Мы рыли против твоих броневиков специальные окопы, усеивали поля рогатками и колючей проволокой, но всё было тщетно. Можешь считать себя гением стратегии или кем ты там себя возомнил, но в тебе нет ничего этого — ты просто использовал против нас непобедимый козырь. В этом вся твоя «стратегия», в этом вся твоя «гениальность». Больше у тебя нет ничего, генерал Немиров.
— А подумать? — вздохнул Аркадий. — А осмыслить? Я видел на данных аэрофотосъёмки, что ты стремительно эволюционируешь. К сожалению, для тебя, это было тупиковое направление эволюции.
— Да? — усмехнулся Корнилов. — А ты никогда не задумывался, что бы ты сделал?
— Если бы я оказался на твоём месте? — спросил Аркадий.
— Да, — кивнул Лавр Георгиевич. — Представь, что тебе было не плевать на Россию и ты решился на отчаянный шаг, чтобы спасти её. И теперь против тебя полчища перекрасившихся в красный христопродавцев, пользующихся превосходством в промышленности и живой силе. Вот что бы ты сделал?
— Я бы, для начала, посмотрел на то, что делали те, кто уже воевал против Красной Армии, — улыбнулся Немиров. — Немцы — они ведь умные. Они, вопреки распространённым мифам об орднунге и фанатичной любви к порядку во всём, очень быстро адаптируются. И когда мы брали Кошице, они использовали против нас зенитные орудия. Что мешало? Вот скажи мне — что мешало?
Корнилов сжал челюсть и ничего не ответил.
— Да один расчёт 37-миллиметрового орудия Максима, в правильном месте, может напрочь остановить наступление целой роты бронемашин! — продолжал Аркадий. — Они небольшие, поэтому их можно хорошо прятать на местности! Да будь я на твоём месте, это наступление по Транссибу растянулось бы на годы!
В принципе, меры противодействия орудиям противника давно уже есть, но, несомненно, это бы осложнило абсолютно всё. Возможно, бронемашины, как ударная сила, уже станцевали свой последний танец — дальше будут противотанковые орудия, противотанковые ружья и новые тактики борьбы с танками. И последнее — это самое важное.
— Это ведь не всё, что ты уже придумал «против себя», не так ли? — ожесточённо усмехнулся Корнилов.
— Естественно! — ответил Аркадий. — Концентрированный огонь артиллерией — ну, это вы реализовать не могли, потому что у вас проблемы с радиостанциями. Специальные засады против бронетехники — вот это вы могли реализовать очень легко. Ты знал, что изнутри броневика не видно практически нихрена? Не знал. А должен был. В конце концов, отлично подошла бы придумка немцев — отправка штурмовых групп для целенаправленного выведения из строя вражеской бронетехники!
Он уже практически не сомневался, что лучшие военные умы уже начали работать над проблемой и всё это, в конце концов, будет придумано. Немцы, несмотря на общее отчаянное положение, придумали оригинальное применение штурмовых групп и первыми догадались использовать против броневиков «пом-пом» — решения уже существуют. И Аркадию, на данном этапе, можно крыть их только тактикой.
Корнилов очень крепко задумался над услышанным. Аркадий не считал его идиотом или глухой военной пробкой, поэтому был уверен, что мятежный генерал всё прекрасно понял и сейчас осознаёт.
— То есть, ты уже заблаговременно придумал, как будешь уничтожать броневики противника? — спросил Лавр Георгиевич.
— Это первое, что должен был сделать компетентный командир, — усмехнулся Аркадий. — А ты — не думал, не размышлял, не соображал. А мог — я же знаю, что ты очень сильно отличаешься от обычных генералов бывшей императорской армии. И тогда бы мы сейчас не говорили. Возможно, я бы сейчас стоял где-то в Красноярске или вообще в Омске, а стратегическая инициатива перешла бы в твои руки. Всего-то и надо было — подумать чуточку гибче… Водку будешь?
— Буду, — кивнул Лавр Георгиевич.
Аркадий сходил к буфету и извлёк из него стакан и бутылку «Московской особой».
— А сам? — спросил Корнилов.
Немиров задумался.
— А, давай, — махнул он рукой. — Повод веский.
Он достал из буфета ещё один стакан.
— Знаешь, что ещё? — спросил он, разливая водку по стаканам. — Японский генерал показал, что бывает, когда есть человек, способный думать гибко. Он пожертвовал тысячами солдат, но выиграл время и разобрал пути на серьёзной протяжённости.
— Я знаю, — кивнул Корнилов. — Сам очень жалел, что не додумался до такого.
— А он додумался, — вздохнул Аркадий. — И Япония заплатила за это южной веткой КВЖД.
— Но ты разбил и их, — произнёс генерал Корнилов. — А ещё, тебя не смогли победить немцы.
— Но немцы уже начинали думать, — ответил на это Аркадий. — И у них даже начало что-то получаться, но война закончилась раньше.
— Да, нам всем очень сильно не повезло, — кивнул Лавр Георгиевич.
— А теперь напряжённо думает весь окружающий мир, — продолжил Аркадий. — Сейчас все поднимают фронтовые сводки и анализируют их. Как же быть? Что же делать? Что же может остановить армию большевиков, которая расправилась не только с «последней надеждой России», но и с весьма боеспособной японской армией? А что будет, если большевики пойдут на запад?
— А вы пойдёте? — спросил генерал Корнилов.
— Да нахрена нам туда? — задал встречный вопрос Аркадий. — Если это будет агрессия в нашу сторону — тогда конечно. Но самим ввязываться в никому не нужную войну? Увольте. Мы одного тебя, Лавр, устали добивать. Зачем впутываться в слишком смелые авантюры с недостижимыми целями?
— Чего бы это смелые? — не понял его Корнилов.
— Вот поэтому тебе самое место было в генштабе — это твой потолок, — вздохнул Аркадий. — Ты компетентный военный, но совершенно некомпетентный политик. И когда речь касается политики, ты не можешь смотреть на несколько шагов вперёд. Если мы начнём агрессию против какой-либо европейской страны, это даст их правительствам веский повод мобилизовать население против «кровавых большевиков», которые хотят обобществить женщин, обувь и даже зубные щётки. Такой повод давать нельзя. Все наши действия должны быть ответными, оборонительными. Ну, а если контрнаступление пойдёт хорошо, то… Сам всё понимаешь.
— Теперь понимаю, — кивнул Корнилов и поднял стакан. — Выпьем.
Аркадий тоже поднял стакан, после чего влил в себя пятьдесят грамм водки. С непривычки горло засаднило, но он оперативно внюхался в рукав, плотно пропахший порохом.
— Почему ты не выступил за большевиков? — спросил он. — Ты хоть представляешь, чего ты мог достигнуть? Ты мог стать в основе новой армии, рядом с генералом Алексеевым, рядом со мной. Представляешь, какие перспективы бы перед тобой открылись?
— Потому что вы — христопродавцы, уже сгубившие Россию, — убеждённо ответил Корнилов.
— Ты мог войти в историю, — продолжал Аркадий. — Ты всё равно будешь казнён, поэтому я скажу, не таясь — мы собираемся присоединить Синьцзян, весь Иран и, если всё решится в ближайшие недели, Маньчжурию. А там, если всё пойдёт так, как задумано, мы можем рассчитывать на присоединение Центрального Китая. Все эти территории войдут в состав нового государства. Россия, ну, то, что ты под ней понимаешь, станет самой большой державой на всей планете. Даже больше Британской империи. На Востоке, а не на Западе.
Корнилов лишь поморщился.
— И во всём этом мог поучаствовать ты, — вздохнул Аркадий. — Войти в историю как генерал-победитель, приносящий свободу народам. А теперь тебя запомнят как инициатора заведомо провального мятежа против законной власти. Тебя заклеймят в каждом учебнике истории, как предателя и убийцу. Такое наследие ты оставишь после себя.
Всё это было невозможно, по причине взглядов мятежного генерала. Он видел перед собой какую-то другую версию России, в которой всё как и прежде, но немножко не так. Это была некая химера, представляющая собой сочетание военного могущества и некоторой толики социальных свобод, которые выдали бы за «плоды Февральской революции».
