На следующей неделе рабочие, всё ещё находившиеся под впечатлением собрания, продолжали работать в ускоренном темпе и к среде мы собрали все шесть оставшихся снегоходов, о чем с утра Безруков сначала телеграфировал в Москву, а потом и позвонил нашему куратору Куприянову. Тот принял информацию к сведению, сообщил, что на велозаводе уже приступили к выпуску двигателей и поинтересовался, как идет подготовка к производству оставшихся сорока снегоходов.
* * *
Первое мая — день международной солидарности трудящихся был в довоенном СССР вторым по значимости праздником после седьмого ноября — дня Великой Октябрьской Социалистической Революции. Но весенний праздник мне нравился больше. Весна, солнышко светит, цветы распустились, птички поют. Красота! По весенней погоде постоять и выступить на митинге, пройтись в колоннах демонстрантов намного приятнее, чем делать это же самое в ноябре. Настроение портило лишь осознание надвигающейся беды, но сегодня я гнал тревожные мысли и старался хоть немного забыть о проблемах. Но Безруков, которого к весне сорок первого года я мог назвать уже своим настоящим другом, не дал мне расслабиться за праздничной рюмочкой водки на традиционном банкете в техникуме, который он предпочел застолью в автозаводской столовой. За последнее время Василий Лукич успел неплохо сдружиться со многими преподавателями, которые живо интересовались развитием нашего проекта. Поэтому, когда он изъявил желание отметить Первомай в техникуме, никто возражать не стал. Так вот, после второй рюмки он вспомнил о нашем разговоре недельной давности:
— Всё-таки ты слишком тревожишься насчет Германии. Это же надо быть полным идиотом, чтобы напасть на СССР. У нас сильная армия, мощная промышленность, огромная территория, население намного больше чем в Германии. Да стоит им только сунуться, мы их как муху раздавим.
Тихонов, который сидел с нами за столом, согласно кивнул:
— Пусть только сунутся! — и сунул в рот кусок котлеты.
— Как раз наша территория Гитлеру и нужна, а по поводу армии и промышленности с их стороны всё может видеться немного иначе. И у них там может быть своё «Головокружение от успехов», да и англичане, я уверен, не сидят спокойно, дожидаясь германского десанта, а усиленно заваливают немцев ложными сведениями о том, что якобы СССР готовится к нападению. В общем, если привлечь математику, то вероятность нападения Германии на СССР равняется одной второй — то есть либо нападет, либо нет, а такая вероятность очень много.
Тут произнесли третий тост, после которого мои друзья уже не смогли критически осмыслить моё наглое манипулирование теорией вероятности, и наш разговор постепенно перешел на другие темы.
А на следующий день я пошел в техникум. Надо было сдавать все накопившиеся за семестр долги. Поэтому взяв на автозаводе отпуск, я свалил все заботы на Безрукова и Рыбакову, которую с апреля повысили, поставив на должность мастера. Нам ведь в марте, после удачного завершения войсковых испытаний, утвердили постановку снегоходов на вооружение и выставили план на восемьдесят машин в месяц — не абы что, конечно, но я считаю, заказ весьма неплохой. И авторское вознаграждение выплатили хорошее — на мою долю пришлось чуть менее семи тысяч рублей. Затем весь апрель мы в ставшем уже привычном для меня авральном режиме налаживали промышленное производство, да мы с Безруковым и в январе-марте не расслаблялись — выезжали в части, проводившие испытания, разбирались с замечаниями и поломками, вносили изменения в конструкцию. Ну а в мае я решил взять в некотором смысле отдых. Как война начнется, отпусков уже не будет. Хотя какой тут отдых, учиться и учиться.
В субботу вечером я выехал в Москву, за пару часов раскидал по почтовым ящикам четыре письма, в которых написал, что датой нападения на СССР Гитлер объявил пятнадцатое мая, но фактически Вермахт к боевым действиям пока не готов и дата нападения скорее всего будет перенесена, но война точно начнется в мае или июне. Это был уже четвертый комплект отправлений с описанием планов и военно-технических секретов нацистской Германии. Надеюсь, хоть кто-то из адресатов прочитал эту информацию. Далее я снова сел в поезд и отправился в Муром, там покачал подросшего Ванечку на коленке, дал Лене полторы тысячи рублей и сказал ей, чтобы запаслась продуктами и товарами первой необходимости, разъяснив ей сложные моменты международной политики. Она мне поверила сразу и пообещала точно следовать моим инструкциям.
В течении мая я смог нагнать учебную программу и натаскать домой полный подвал запасов. До десятого июня я сдал сессию и вернулся на завод, с первого часа погрузившись с головой в производственные заботы. Почти двадцать процентов производимых снегоходов на выходе оказывались бракованными и это при том, что мы на входе забраковывали до тридцати процентов комплектующих, поступающих от других цехов и заводов. То есть брак в готовом изделии — в основном результат работы наших разгильдяев. Комсомольские собрания мы проводили каждый месяц, выгнали троих самых бестолковых рабочих, ну не то, чтобы выгнали — в другой цех перевели, где работа попроще, двое сами ушли, сказав, что их задолбали постоянные придирки. От собраний, конечно, определенный эффект был, но доброе слово и правильно выверенная материальная мотивация всё же лучше, чем просто доброе слово.
Утром четырнадцатого июня Безруков, как всегда заехал за мной и, после того как я занял место рядом с Пастуховой, сунул мне в руки «Правду»:
— На, смотри, войны не будет!
Я, демонстрируя заинтересованность, взял газету и посмотрел на первую страницу. Сообщение ТАСС было на своем законном месте, и, перечитав его, я отложил газету.
— Ну, видишь Андрей, получается все твои логические выкладки оказались ошибочными! — это уже Сухарев подключился к обсуждению. Я ведь во время совместных поездок многократно говорил о том, что вероятность нападения Германии на СССР довольно высока, апеллируя к ранним высказываниям Гитлера о жизненном пространстве и экономическим потребностям немецкой экономики. Мои оппоненты давили на то, что у нас с Гитлером договор о ненападении, в советской прессе нет никаких упоминаний об опасности, а Германия находится в состоянии войны с Англией и будет избегать войны на два фронта.
— В этом сообщении не сказано, что войны не будет, — я разом категорично отмел все доводы оппонентов.
— Да ты хоть прочитал, что там написано?! — возмутился Сухарев.
— Очень внимательно прочитал и вот что я вам скажу: такие сообщения должны публиковаться обоими сторонами в форме совместных заявлений. А когда одна сторона стягивает войска к границе, о чем, кстати, написано в тексте и при этом никак не реагирует на подобное заявление, становится очевидно, что ситуация очень и очень опасная.
— Ну-ка дай сюда, — Сухарев схватил протянутую мной газету, впился глазами в текст заявления и через пару минут выругался, — Твою ж мать, как я сам-то не увидел?!
— О господи! — со слезами в голосе простонала Пастухова рядом со мной, — что же теперь будет?
— И как ты думаешь, когда?.. — спросил Безруков после некоторой паузы.
— Времени осталось мало, лето идет, нападать выгоднее в воскресенье, когда все отдыхают. Поэтому или завтра, или двадцать второго, но я думаю, что двадцать второго. Красивая дата. Во-первых в этот день Наполеон перешел Неман, а во вторых, год назад французы подписали с немцами перемирие, фактически капитулировали. Только, товарищи, прошу вас не распространять панических настроений, а то сами понимаете.
Надеюсь, понимают. Мне же удивительно, как органы до сих пор не обратили на меня пристального внимания, я ведь довольно большому числу людей говорил о приближении войны. В основном, правда, в форме пропаганды — дескать мировая буржуазия не дремлет и будет изо всех сил пытаться толкнуть Гитлера на войну против СССР, поэтому мы должны быть сплоченными, лучше работать, учиться и заниматься спортом. А в более узкому кругу людей — вот так, с логическими доводами.
