отдаленно знает текст проклятия. Но в один из дней ей удалось добраться до книги судеб герцога Линдена, и она догадалась, что именно он — последний в роду. С его смертью проклятие рассеется, а значит, многовековые страдания Хольмгера закончатся, и они, наконец, смогут быть вместе.
— Но как она догадалась?
— Очень просто. Райнхольд должен был погибнуть в последний день годового цикла, сражаясь со тьмой.
Ошарашенно смотрю на богиню, и та устало вздыхает, явно утомленная моими расспросами.
— Обычно все, что написано в книгах судеб, сбывается. Но твое появление в мире вновь внесло свои коррективы. Те страницы уже переписаны в соответствие с новым жизненным путем твоего избранника.
— Он, — сглатываю горький ком в горле. — Полюбит еще раз? Женится?
— Нет. До конца своих дней он будет любить лишь одну женщину, будет предан ей. И это ты.
— Но, получается, род все же погибнет вместе с ним. Он же последний.
— О, за это не волнуйся. Род продолжится, даже получит новый виток развития, став еще более сильным. Больше я не расскажу тебе ничего из его книги, и так слишком многое ты теперь знаешь.
— Почему вы вообще все это мне рассказали?
— Решение старейшин, — глаза богини вспыхивают загадочным блеском. — Чтобы ты понимала, что ничего в жизни не происходит случайно.
— Даже смерть, — мрачно усмехаюсь я.
— Даже смерть, — эхом вторит мне Фрейза и встает. — А теперь тебе пора. Твоя книга судьбы закончена.
— В чистилище? — уныло спрашиваю я, понимая, что больше мне никак не удастся задержать богиню.
Поднимаюсь на ноги, решив принять свою участь достойно.
— Что за вздор? — скулы Фрейзы даже вспыхивают от возмущения. — Обратно. Писать второй том своей книги. Я не могу больше сдерживать время, но ты вернешься почти в тот же момент, в который ушла.
— Что? — не могу поверить своим ушам. — Так это значит, что я… Значит…
— Просто люби, Алевтина. И будь счастлива.
Последние слова богини доносятся до меня лишь эхом, потому что меня закручивает водоворот, сотканный из ветра, зеленых листьев и аромата луговых трав.
— Как думаешь, если мы уедем на пару дней раньше, чем собирались, Кейт и Давид обидятся? — спрашиваю мужа, указательным пальцем обводя ровный ряд пуговиц на его рубашке.
— Что-то случилось? — Райнхольд внимательно смотрит на меня. — Ты же так рвалась во Флэмен.
— Соскучилась, — признаюсь я. — По заснеженному Рэгнелду, по нашему дому, по живописи, даже немного по твоей вздорной сестре. Дворец слишком большой и здесь постоянно присутствуют какие-то чужие люди.
Райнхольд улыбается, перебирая мои волосы.
— Можем уехать хоть сегодня. Мы здесь вторую неделю, скажу честно, мне тоже уже порядком надоело.
— Почему не сказал?
— Зачем тебя расстраивать. Я считал, что ты наслаждаешься общением с подругой и малышом Теодором.
Вспоминаю пухлые щечки маленького огневика, его молочный запах, милое сопение, когда я его укачиваю в своих руках, и расплываюсь в блаженной улыбке.
— Правда, Тео совершенно очарователен?
— Правда, — легко соглашается муж, который, в отличие от меня, не высказывал бурного восторга по поводу новорожденного, когда мы впервые увидели его.
Но я видела его взгляд, наполненный нежностью, умилением и легкой завистью. Безусловно, Райнхольд тоже хотел бы ребенка, но не смеет торопить меня, ведь я имела неосторожность несколько раз сказать, что сначала хотела бы реализоваться, как художник, а только после этого стать матерью.
За прошедшие с момента битвы в пещере восемь месяцев моя жизнь изменилась в лучшую сторону.
Тогда я была мертва всего пару-тройку минут, но даже за это короткое время успело произойти несколько событий.
Сначала, ведомые Ульвом, появились полисмены из управления тайной полиции. Их глазам предстала совсем не радужная картинка: полуразрушенная пещера, герцог Линден, сжимающий мое мертвое тело в объятиях, бледный Клаус, находящийся без сознания, почти полностью опустошенный Грайн, продолжающий бормотать про спасение сына, считающийся погибшим старший принц, распластанный на черном камне. Бедные полисмены растерялись и не успели ничего предпринять, потому что их почти ослепила яркая серебристая вспышка — это моя магия поднялась и рассеялась в пространстве, прогоняя тьму. В тот же момент портал, через который мы все попали в пещеру, схлопнулся, словно его и не было. Неудивительно, ведь он был создан с помощью тьмы, а она навсегда покинула Лираэллию.
Вслед за вспышкой появилось несколько человек в светлых мантиях — прозревшие боги, пришедшие, чтобы забрать шерл. По словам Райнхольда, боги сориентировались куда быстрее полисменов. Оценив обстановку, они погрузили в сон всех присутствующих, за исключением моего мужа, и изменили им структуру памяти. Никто не должен был помнить о явлении богов на землю и существовании камня из шерла. Зато полисменам внушили, что Грайн — сумасшедший, до той степени увлекшийся легендами, что погубил магов земли, надеясь вернуть себе молодость и здоровье. Кстати, старший принц, который, как выяснилось, был заражен тьмой, пропал вместе с камнем. Не знаю, что с ним сделали боги. Остается лишь надеяться, что Демиан все еще жив.
Забрав с собой душу Одда и тело принца, боги создали новый портал, позаботившись о том, чтобы все могли без происшествий вернуться в Рэгнолд. Райнхольд умолял их о возвращении моей души, даже попытался обменять свою жизнь на мою. Но боги лишь переглянулись, скупо улыбнулись и, пожелав счастья, исчезли, предварительно сняв свои сонные чары. В тот момент, когда Райнхольд окончательно отчаялся, мое сердце забилось.
Короля и королеву Рэгнолда нашли спустя несколько суток в одном из жарких лесов Каиссапеи. Они мало что могли сказать о том, как там очутились, зато из их отношений снова исчезла холодность и отчужденность. Над памятью правящей четы тоже кто-то серьезно поработал.
Райнхольда и его группу приставили к государственной награде за поимку особо опасного преступника. В Олегии, столице Рэгнолда, еще несколько недель все только и делали, что обсуждали свихнувшегося Грайна и героизм моего мужа, спасшего магов земли от незавидной участи.
Так и закончилась эта история. Дело закрыли, Грайна поместили в лечебницу для душевнобольных. Нарушения в его разуме были слишком существенными для того, чтобы приговорить его к казни. Сошлись на том, что он, пораженный заболеванием, не ведал, что творил.
— О чем думаешь? — отвлекает меня от воспоминаний муж, легко касаясь губами моего виска.
— О том, что хочу уехать завтра утром, — обнимаю его за шею, удобнее устраиваясь на его коленях.
Конечно, этот диван достаточно широкий для нас двоих, но сидеть так близко гораздо приятнее.
— Хорошо, — легко соглашается Райнхольд, — я организую.
— Какой же ты у меня, — с восхищением шепчу, целуя мужа в губы.
— Какой? — хитро улыбается он,
