Я обалдело уставился на Суслова. Он точно со мной говорит? Даже оглянулся. Нет, в палате мы были одни.
– Вас удивляет моя откровенность, Панов?
Меня удивляло всё. Во-первых, то, что публичный образ начетчика и сухаря-идеолога вообще не бился с тем, что я видел. Очень умный, живой человек. Не сказать, чтобы сильно больной. Во-вторых, да, такие откровения с малознакомым собеседником… Это даже не удивляло – пугало.
– Наконец, ваши… хм… медицинские шашни с Галей Брежневой и ее любовником, – Суслов вернулся к моему тощему досье.
Я задумался. Все это напоминало разговор Мориарти с Шерлоком Холмсом. «Вы встали на моем пути четвертого января. Двадцать третьего вы снова причинили мне беспокойство. В середине февраля вы уже серьезно потревожили меня…» Кстати, Суслов даже внешне походил на Мориарти. Такой же худощавый, с аскетичным лицом. Интересно, Михаил Андреевич читал Конан Дойля? Конечно, да, только вряд ли ассоциировал себя с умным, но излишне эмоциональным главой преступного мира.
– Тут вы уже серьезно залезли на поляну Комитета, – продолжал тем временем Суслов. – Вас изучили, признали скорее полезным, чем вредным. В результате состоялся ваш разговор с Чазовым и приглашение на работу в ЦКБ.
Интересно, а в КГБ узнали про мои орловские приключения? Или нет? Скорее всего нет, иначе я бы сейчас сидел перед Циневым, а не перед Сусловым.
– Я и вправду не понимаю причин такого откровенного разговора.
– Хорошо, я объясню, – «серый кардинал» партии сложил руки в замок, пощелкал суставами. – Любой человек во власти силен настолько, насколько сильна его личная агентурная сеть. Сейчас наступает переломный момент. Победитель – получает всё. Проигравшие… Их участь незавидна. Я один из тех, кто участвует в начавшемся забеге. И хочу дойти до финишной ленточки. Первым. Так понятно?
– Что же вам может помешать?
– О, многое. Интриги врагов, уголовные дела, но главный удар будет наноситься здесь, – Суслов похлопал рукой по больничной кровати. – Проще всего меня убить, отравив или залечив.
– В ЦКБ?!
– Кремлевка – это вотчина Комитета государственной безопасности и Андропова. Тут все главные врачи имеют комитетские звания, Чазов через день бывает у Юрия Владимировича с отчетом…
Суслов задумался. Я тоже не торопился прерывать это тягостное молчание.
– Вы, Панов, мне подходите, – «серый кардинал» наконец отмер. – За вами никто не стоит, вы не успели обзавестись серьезными обязательствами перед основными игроками. При этом история с автобусом доказывает, что вы смелый, а выход на Галину – расчетливый и амбициозный. Другой бы испугался выводить Брежневу из запоя, но не вы. И я могу вам многое дать. Предлагаю вступить в мою команду.
– Но я не понимаю, чем могу быть вам интересен, – я замешкался. – Моя полезность околонулевая.
– И это тоже говорит в вашу пользу, Панов. Вы знаете свое место.
Суслов отложил папку, в которую я бы очень хотел заглянуть хоть одним глазком, встал, прошел к окну. Задернул шторы.
– Мне в ЦКБ, а точнее, в бригаде реаниматологов, нужен свой агент, который будет докладывать о всех странностях, передавать даже самые фантастические слухи.
– Вы хотите сделать из меня стукача?
– Вообще информатором вы уже стали, подписав документы в первом отделе полмесяца назад, – Суслов иронично на меня посмотрел. – Или вы не читаете то, что подписываете?..
Я почувствовал, как краснею. Коготок увяз – птичке конец. А я выдержу шесть раз? Уже начали иметь по полной.
– Это был кнут. А где же пряник?
– Во-первых, от вас окончательно отстанут сотрудники Щелокова. Цинев же вас прикрыть так и не смог?
– Вы и об этом знаете… Ну ладно, а во-вторых?..
– Быстрое получение научных званий, станете за свою бактерию самым молодым в Союзе кандидатом медицинских наук. Потом и доктором. Заграничные командировки, публикации. Все это без балласта в виде именитых профессоров.
Свободный выезд из Союза – это было сильное предложение.
– Я читал отзывы о вас. Вы отличный диагност, начальник московской «скорой» вас очень хвалит. Мне бы не помешал взгляд со стороны на мои собственные заболевания и назначения, которые делает лечащий врач. Я легко могу представить ситуацию, когда мне дают даже не яд, а просто не то лекарство. Например, что-то усиливающее кровообращение при высоком давлении. И внезапно у прикрепленного реанимобиля пересменка, никто не поможет. Если вы будете рядом, я всегда смогу получить независимую консультацию, в экстренной ситуации и реанимацию.
Я все больше удивлялся Суслову. Очень профессионально рассуждает. А ведь ему осталось чуть больше чем полгода. Когда он умер? Зимой вроде. Но точно до Ильича. Не очень он и похож на умирающего. Крепкий дядька. Сколько ему? Сильно за семьдесят, это точно.
– Доверие большое, Михаил Андреевич. Хотя, конечно, кто подумает, что студент-недоучка консультирует вас по медицинским вопросам? Естественно, я готов оказать любую помощь, которая от меня потребуется.
– Вас проводят, – вместо «до свидания» сообщил мне хозяин палаты.
Впрочем, на «здравствуйте» он тоже поскупился. На мой «добрый вечер» даже кивок не обозначил.
* * *
Гости мои никаких хлопот не доставили. То есть вообще. Посуду за собой мыли, воду в унитазе спускали, ночную тишину не нарушали. Жрали только как не в себя, но я на кормежке не сильно обеднел – пищу ребята предпочитали простую и трюфелей с мраморной говядиной не просили. Да что там, они даже мусор за собой выносили!
Да и я: то на работе, то в институте, в основном только ночевать домой приходил. Таких гостей я люблю.
Они уже собрались уезжать, и Дима пошел в магазин – не то за хлебом, не то за чем-то еще, нужным в дорогу. Мельник, уложив какую-то вещь в сумку, долго смотрел, как я что-то писал. Наверное, проклятущую политэкономию. Может, хоть научный коммунизм на шестом курсе будет не таким придурочным предметом?
– Что хотел, Вить? – спросил я. – Ты говори, а то я чувствую себя как в зоопарке, честное слово.
– Федор Андреевич, наверное, знает… ну, про ментов.
Этой темы мы не касались. Вообще разговоров не было, даже намеков. Мы специально не договаривались, как-то само собой решилось.
– С чего ты взял?
– Да я, наверное, виноват. Ты же знаешь, они в Семашко, в травме тоже лежали? Потом их увезли, но недельку побыли. Вот я пришел Федора Андреевича проведать, сижу, разговариваем, а дверь в палату открыта, больница же. И тут вижу – хромает по коридору один из троицы. В сортир, наверное. Может, я на него посмотрел как-то, не знаю. Только Фёдор это заприметил. Не сказал ничего, только потом уже заметил, что тут лежат люди разные, в том числе и милиция, так что надо осторожнее быть на всякий случай.
– Странно. Мы с ним разговаривали потом, он ничего не говорил.
– И не скажет. Он по телефону вообще старается не общаться.
Поговорили, и всё. Никаких клятв на крови чёрного кота, пролитой на перекрёстке пяти дорог в третий день новой луны, когда будет дуть северо-восточный ветер. Чем больше люди заверяют друг дуга, что никто ничего и никому – тем быстрее это и приключается.
* * *
Мой энтузиазм по поводу поездки на юг в собственном автомобиле быстро угас, как только я попытался включить голову. Ехать больше тысячи километров. Делать это в одно лицо – удовольствие ниже среднего. А доверять машину попутчице – я не до такой степени ненавижу человечество. Та же песня, что сидеть за рулем одному, только еще и следи за тем, чтобы Томилина не врезалась в витрину магазина и не задавила пионерский отряд имени писателя Шолохова. Где пионеры возьмутся в степи? Не переживайте, это самая малая из проблем.
Кроме того, придется везти с собой почти половину мотора в виде запчастей. Потому что никто не знает, что может внезапно сломаться даже в газовском движке. Да что угодно, в том числе и то, чего там никогда не было. Машина-то не серийная, от «самоделкина». И на хрена я буду мучиться? Лучше я сяду в вагон поезда, который и доставит мой организм на место. И пионеры останутся живы, и соберут металлолом на зависть крокодилу Гене.
