Том, глянь, может, у него кошель есть.
— Я вам покажу кошель, — открыл глаза и зашевелился я, пытаясь принять максимально вертикальное положение, хотя бы сидя. — Я вам такой кошель покажу.
Мальчишки, грязные, ободранные, в одежде, больше подходящей средневековой Европе, окружившие меня, прыснули в стороны. Так обычно бегут либо от очень страшных, либо от вооружённых. Страшным я, надеюсь, не был, да и оружия при мне не нашлось. Я даже специально ощупал себя, заодно проверив, что всё цело. Так чего они тогда убежали?
Оглядевшись, я понял, что нахожусь в каком-то переулке, зажатом с двух сторон высокими почти чёрными от времени каменными стенами. Перевернувшись, я встал на колени, упёрся в одну из стен и поднялся. Спина гудела, словно я до этого полдня вагоны разгружал — было и такое, — бок, в который пару минут назад прилетел ботинок, болел, пусть и несильно, голова кружилась, но видел я при этом достаточно чётко.
Одна сторона переулка в нескольких шагах от меня превращалась в тупик, заваленный грудой мусора с копошащимся в нём крысами. А я-то подумал, чего тут так воняет помойкой? Другая была более светлой и, похоже, выходила на достаточно широкую улицу. Обычный вариант. И можно пойти туда, только слишком всё просто. Не мог Ху перебросить меня сюда, чтобы я тут просто по улицам гулял.
Кстати, а где мальчишки, которые побежали в сторону тупика? Я ещё раз внимательно вгляделся в ту сторону и в полутьме, возникшей из-за слишком близко нависших друг над другом соседних крыш, заметил приоткрытую дверь. Что ж, пойду гляну, может, помешаю этой шпане ограбить честных людей. Или за чем другим меня Ху сюда отправил?
Держась рукой за стену, я прошёл до двери, отмечая, что боль и скованность в теле постепенно проходят, спина выпрямляется, а ногам, которые до этого казались мне негнущимися чурбаками, становится довольно комфортно. Вообще возникло ощущение, будто бы я помолодел лет на десять минимум. Ну, да этого просто не могло быть.
Я заглянул в щель между стеной и дверью. В помещении никого не было, только на одной из деревянных полок стояла масляная лампа, огонь которой почти ничего не освещал. И где же тогда…
Резко обернувшись на звук, я присел и нырнул в сторону, уходя от удара. Огромное, как мне показалось, блюдо врезалось в стену рядом с тем местом, где я только что стоял, и по переулку разнёсся громкий звон. А после — нецензурная ругань.
Выставив перед собой руку, пытаясь не подпустить идущую на меня женщину с тем самым блюдом наперевес, я начал подниматься. Она не отступала, загоняя в кучу мусора, и мне пришлось остановиться, стоило только наступить на что-то, что противно хрустнуло.
— Стой! — заговорил я, параллельно думая, как бы мне выйти из этой ситуации так, чтобы и себе не навредить, и ей. — Я же ничего не сделал. Я просто очнулся, а тут мальчишки. Думал, они в ту дверь вломились, решил проверить, вдруг грабят…
— Мальчишки! — Женщина опустила руки, вжав кулак одной в бок. — А то я не знаю, что ты у них за главного. Вы не ко мне первой вломиться пытаетесь, но я вам не старый Сонни.
— Ты ошибаешься. Я тут ни при чём! Я просто тут очнулся, не помню ничего до этого момента.
Ну не стану же я рассказывать ей, что попал сюда то ли из будущего, то ли из другого мира. Точно сочтут либо сумасшедшим, либо дураком, и последнее вернее.
— Не помнишь? — Женщина чуть наклонила голову вбок, став на самую каплю похожей на сову, и большие чёрные глаза делали это сходство сильнее.
— Нет. — Я сначала замотал головой, а потом закивал ею же. — Не помню.
— Имя-то хоть помнишь?
— Имя… — Решив, что в этом нет секрета, я произнёс: — Алекс.
— Хорошее имя. Не бедное.
— В каком смысле? — Я сделал шаг вперёд, стараясь отойти от мусора, от «аромата» которого к горлу подкатил комок.
— Аристократов так называют. Слушай, а ты не из аббатства случаем?
— Не помню.
— Так, ладно, будем считать, что я тебе поверила. — Женщина оглянулась на выход из проулка. — А свой человек среди высших мне не помешает. Пошли, — она махнула мне рукой, приглашая за собой в дверь. — Не забудь на пороге обувь вытереть, у меня прислуги нет за тобой помои убирать.
Я обтёр странного вида сапоги, которые на мне оказались, кинутой в меня тряпкой, и двинулся на свет той самой лампы, выходя из небольшого помещения, оказавшегося чем-то вроде прихожей. Дверь позади меня тут же захлопнулась, послышался стук чего-то, похожего на засов. Интересно, если она — эта женщина — шла впереди, то кто был сзади? Словно бы отвечая на этот вопрос, мимо проскользнул мальчишка лет десяти.
— Фиби! — Женщина повернулась и прикрикнула на ту, которую я принял за мальчишку. Сейчас, на свету, я увидел, что для него её черты лица были слишком мягкими, глаза — слишком большими, а губы — слишком пухлыми. Впрочем, в моё время и таким мальчишкам никто не удивлялся.
— Мам! — Девчонка схватила со стола в центре комнаты кусок хлеба и рванула по находящейся здесь же в углу лестнице наверх.
— Хулиганка. Связалась на мою голову… Весь город судачит.
Женщина опустилась на не самый аккуратно сколоченный деревянный табурет и положила на стол блюдо. И сейчас я смог рассмотреть её. Лет тридцать. Откровенные признаки старения на когда-то довольно миловидном лице, юной копией которого была только что сбежавшая Фиби. Руки в небольших морщинках. Платье… Я бы не смог сказать, какой это точно век, но если она говорила про аббатство, то наверняка что-то из средних веков в Англии. И вся её поза сейчас была какой-то усталой, совсем не похожей на ту, в проулке.
— Не нравлюсь? — усмехнулась женщина, глядя на то, как я её рассматриваю.
— Я такого не говорил. Как тебя зовут?
— Тебе зачем?
— Буду знать хоть что-то кроме своего имени.
— Холли.
— Холли. — Я покатал имя на языке, запоминая. — Хорошее имя. Хвала Господу.
— Я же говорила, что из аббатства. И одежда у тебя как раз их.
Только в этот момент я сообразил осмотреть себя целиком, а не только отметить странный рукав и непонятные сапоги. На мне оказалась
