— Так ему и надо скаредному предателю, – проговорил, наконец, один странным не своим голосом. Некоторое время длилось молчание. Чужая и чужеродная воля блуждала безумным блеском глаз. Потом все поняли: Резиг–тар принял пополнение.
Тут из соседнего двора выскочил мужик в одних только домашних рваных штанах.
— Что ж вы, хер драные, делаете! – растрепанный и чернобородый он замахнулся каким‑то заржавленным остроносым молотком и бросился к Гегиру. Друзей толстяка проигнорировал и получил тупым мечом по голой спине. Повалился вперед к ногам Росомахи. Гегир ухватил его за сальные черные космы и ткнул кинжалом в основание шеи.
После расправы у «Лисьего гнезда» бессмысленная бойня начала расползаться по Летке. К охоте на предателей и приспешников присоединялось все больше и больше народа. Сны Стража, полные ненависти и необъяснимого праведного величия, бродили в умах, как хмель в молодом вине. Те, кого не коснулось это массовое помешательство, пытались укрыться в своих домах. Некоторые присоединялись к погромщикам, только чтобы не стать их жертвой. Иногда волна безумия шла на убыль, и, пристыженные криками женщин или кровью на руках, мужчины расходились по домам или искали забытья в крепких напитках. Разбавленная всяким сбродом, Возрожденная Гвардия действовала как банда мародеров. То собираясь, то разбредаясь, шаталась по району без всякого плана, набрасываясь на подвернувшихся под руку несчастных, преследовала их по одним и тем же улицам. Часто врывалась в уже раз грабленные дома и, не находя живых, глумилась над трупами и крушила ветхое имущество. К вечеру Гвардия охрипла от крика и плохо держалась на ногах из‑за бестолковых погонь и неумеренного возлияния.
* * *
Профессор Берток, Удавчик и еще дюжина беглецов из Треугольника ночевали на постоялом дворе «Серебряная рыба». Вообще‑то, их должны были довезти до Столичной Гавани, но потом что‑то громыхнуло в отдалении и Удильщик на отрез отказался двигаться дальше: мол, черномундирные могут запросто на причалах шмон устроить, а попадаться ни ему не стоит. Матушка херберток сперва посветила фонарем на лица ночных гостей, но заметив среди них ребятишек, женщин и стариков, впустила. В тот день других постояльцев у нее не было, и упустить случай подзаработать хозяйка не могла. С утра пошли плохие новости, и никто не решился покинуть «Серебряную рыбу». К обеду соседки нашептали о погромах. Пекарша ехидно процыкала:
— Гляди, Цевера, прознают, что ты тут чужаков держишь – ворота‑то твои с рыбешкой сшибут да всем кишки выпустят.
Матушка херберток чуть мокрой простыней да по поганым губам не залепила:
— Ишь, раскаркалась! Мои постояльцы все сплошь люди добрые и приличные. Других не держу!
— Гони их прочь, дура старая. Или не говори потом, что тебя не предупреждали! – заорала пекарша, отбегая от окошка в заборе между «Серебряной рыбой» и «Хлебами Фарнети».
— А вас я в обиду не дам, и не смотрите так, – заявила хозяйка выбравшимся на двор постояльцам: – Полезет кто, так окропом как из кастрюли брызгану – будет знать. А ты здоровый, – указала она на Ненела, – Возьми в кухне какой‑нибудь инструмент потяжелей да и будь на подхвате.
Удавчик поспешил вернуться в комнату и рассказать обо всем профессору. В сложившейся ситуации хотелось верить, что у искаженного осталось в запасе какое‑нибудь чудо. Берток сидел на циновках с прямой спиной и полуприкрытыми глазами. Ненел ощутил исходящую от старика, знакомую еще по Убежищу, странную холодную вибрацию. Хотел было выскользнуть за дверь, но Мрабетмгни открыл глаза. Удавчику совсем не понравилось их выражение.
— Если бы не величие Резиг–тара, я бы решил, что он обезумел, – голос профессора дрожал: – Его сны сбились в сплошной жуткий кошмар… – он надолго замолчал и Ненел, наконец‑то, решился сказать:
— Этот кошмар уже на соседних улицах. Говорят, убивают целыми семьями. Даже женщин и детей.
— Нам не выжить, – профессор несколько раз качнул головой, как будто отвечая каким‑то своим мыслям, потом снова подал голос: – Во всем мы сами виноваты. Нельзя было позволять этому человеку использовать Резиг–тара в своих грязных целях.
* * *
В черном, полном беснующихся драконов небе, белые от жара глаза саламандр могли различить пятнышко ближайшей к красному солнцу планеты. Стремительные свирепые воины, чьим нутром была незамутненная огненная стихия, атаковали темные зоны. Их вертящиеся с огромной скоростью боевые серпы–колеса вспарывали тела пришельцев из глубин Великой Пустоты. Саламандры были первыми, кто стоял на пути нежизни, рвущейся поглотить жизнь, гордились этим, и с нетерпеньем, заполненным неугасающей яростью, ожидали встречи с врагами.
На пустынной планете под умирающим солнцем черная тварь проникла в еще не утратившие жизни жаркие глубины. Терзаемое гнусной близостью каменное нутро исторгло гигантскую дымящуюся гору. На ее вершине застыл воющий в ветрах обсидиановый замок. И сотканный из черноты ужас орал и плакал в нем. То угрожал, то требовал, то умолял открыть ему дорогу к солнцу. И золотой мост уже как будто потянулся к башням обсидианового замка…
Специалист проснулся от нестерпимого жара. Тело его как будто раскалилось, одежда насквозь пропиталась потом. Он вскочил, из‑под рубахи выскользнул и полетел на земляной пол шершавый треугольник Красного Ключа. Все это казалось каким‑то наваждением. Овер задрал рубаху – точно на солнечном сплетении красовалась темно–красная треугольная отметина. Такая же обнаружилась и на левой ладони. Выходит, он сам во сне полез, вытащил Красный Ключ из кармана и положил на живот? И что это, вообще, за сны такие? Специалист отлично помнил драконье небо и равнины полные быстрых белоглазых тварей. И каменистую пустыню с орущей чернотой. «Аааткрой мне дааарогу к солнцу», – жуткий шепчущий рык, кажется, до сих пор стоял в его ушах. Но было что‑то еще. Важное и неизменно соскальзывающее с острия памяти. Что‑то способное внести смысл во все это безумие. Овер замер и даже дыхание задержал, пытаясь выловить верткую мысль…
Чьи‑то пронзительные отчаянные крики нарушили его концентрацию. Специалист вспомнил, что выбрал для ночлега какой‑то сарайчик. В темноте и наугад. Двери у строения хоть и были за крыты навесным замком, но разболтались и не слишком большой человек мог запросто проникнуть внутрь, разведя их руками. Овер присел на корточки и глянул сквозь щель. По неровной глиняной дороге неслась девушка в светлом платье. Мгновением позже тщедушный курчавый парнишка ухватил ее за волосы и толчком повалил на землю. Овер никогда не лез в чужие дела, да и от шпаны всегда старался держаться подальше. Но сейчас противник показался ему совсем уж никудышным, да и было в происходящем нечто такое, что разделалось даже с его извечной сосредоточенностью на одних только собственных проблемах. Изловчившись специалист выбрался на улицу и тут же понял, что погорячился: трое подростков чуть поодаль пинали ногами скрючившегося на земле мужчину, еще один с обрезком арматуры в руке направлялся к девушке в светлом. Неожиданное появление нового действующего лица не осталось незамеченным.
Магнетическое щупальце, превращенное Красным Ключом, в огненную плеть убило бы этих пятерых быстрей, чем они смогли бы сообразить, что происходит. Но Овер почему‑то и не подумал об этом варианте. На память пришли годы в Треугольнике, когда в распоряжении у него магии никакой не было. Задрожали колени, но не от страха – от возбуждения. Это был вызов, пусть он уже давно перерос уличные потасовки.
— Не так ты эту суку бьешь! Дай покажу! – специалист шагнул к девушке, удивляясь и словам, и странному звучанию своего голоса. Его ладонь коснулась запястья курчавого, и тут же в кожу парня вонзился огненный примитив. Подросток отдернул руку.
— Жалкая неженка! – заорал Овер и двинул курчавому кулаком в челюсть, не забыв добавить щепотку огненной магии. Парень оступился, отбежал назад и схватился за скулу. Специалист первый раз в жизни ударил человека по лицу. Ощущения были странные. Ничего общего с тренировочными поединками, которые иногда устраивал в Убежище Раждан Эрми. Пальцы болели.
