Я сел на кровати, свесив босые ноги, дотянулся до источника живительной влаги и отпал только когда опустошил половину. Поставил обратно, обхватил гудящий череп руками и замер, боясь, пошевельнутся.
Силантий многозначительно хмыкнул, потрепал по плечу и вышел, бросив на последок, — С тобой Никодим хочет словом перемолвится.
Моих сил хватило только сделать намек — что понял и услышал. Сколько так просидел, не знаю.
Не нужно было мешать пиво с вином…
Никодима нашел в мастерской, он давал ценные указания работникам.
— Звал? — спросил у него, когда освободившись, хозяин полез за чем-то под верстак.
От выдержка у человека, даже не вздрогнул, медленно повернулся и осмотрел меня с ног до головы.
— Нравлюсь? — поинтересовался у него.
Он кивнул, — Хочу запомнить напоследок. Еще раз подкрадешься тишком — зашибу. — И показал руку с зажатым в ней молотком.
Весомый аргумент…
— Извини, не со зла. Силантий сказал — что я нужен тебе…
Никодим кивнул головой, нагнулся и убрал на место орудие труда, а когда выпрямился, то просто махнул в сторону двери рукой — пойдем, мол.
Далеко не ушли, завернули за угол, присели на оставшееся после строительства, треснутое вдоль аж до середины, бревно.
Усевшись, он похлопал по дереву рядом с собой — садись, дескать, ближе. Снял шапку, тыльной стороной ладони вытер пот и пятерней прошелся по седым волосам. И все это молчком, спокойно и размеренно. Нагнувшись, сорвал травинку и, прикусив на удивление крепкими белыми зубами, начал.
— Сказывай Федор, что с тобой происходит? Ты ж как пес цепной на всех бросаешься, мужики на тебя жалобу молвили — ходит, рычит, как токмо еще не покусал… Мож табе бабу, надобно? Так поезжай в город… Чего башкой трясешь, словно мерин?
— Это кому я соли на хвост насыпал? — попробовал отшутиться, ан нет…
Никодим поморщился, — Не о том молвишь. Я тебе намедни сказывал о Вараве?
— Это, которого под мостки спустили?
Никодим слегка наклонил голову, — Ты вот парней набрал, учишь… А гроши… Когда начнем оружье делать? Моя кубышка почти пуста, скоро нам нечего будет людям давать…
— Совсем ничего?
— Самая малость, пуда на четыре…
«Четыре пуда, это с одной стороны много, с другой, продержимся на плаву, месяца два, не более. За это время должна быть готова первая партия, иначе… А вот об этом, лучше не думать. И надо искать другого поставщика. Черт. Что там, что здесь, медь стратегическое сырье, а здесь вдобавок и эквивалент денег. В принципе можно доделать те самовары что в работе, и закруглится с этим делом, начать потихоньку сборку замков.»
— Давай тогда, доделаем то, что есть… а я… Я с утрева возьму народ и начну потихоньку…
— Это не все новости, — Никодим как-то уж, обреченно вздохнул. Со злостью выплюнул изжеванную травинку. — Ляхи на Москву походом идти задумали.
В недоумении смотрю на него, — Ты шутишь?
— Господь с тобой, надобно мне таким шутковать. Пока кто-то почивать изволил, с приказу гонец был… — И Никодим замолчал, задумавшись.
— Не томи. Что молвил?
— А то… С малым нарядом к войску пойду… Пока что к Можайску, тама воевода Федор Бутурлин со товарищем Дмитрием Леонтьевым, по государеву указу рать собирают.
Мне в голову пришла совершенно дикая мысль, и я её озвучил. Чем вызвал неподдельное изумление у своего собеседника, — А какой год на дворе?
А ничего так вид. Круглые глазки, открытый рот и полная оторопь. Медник даже не сразу нашелся, что ответить на этот собственно простой вопрос. Я его прекрасно понимаю, если бы меня кто на улице спросил, тоже удивился бы. Его ответ порадовал.
— Допился! — его заключение по моему вопросу, было безапелляционно.
Я поморщился от несправедливого обвинения, но продолжал настаивать — Так все-таки?
— Июля девятый день одна тысяча шестьсот семнадцатого года от рождества христова.
Вот что хреново, так это у нас в стране с историей о плохих событиях. Хорошо у нас в школе учитель отличный был, его только спроси… Он весь урок будет рассказывать не по теме… Кое-что запомнил.
Первого декабря (по старому стилю) тысяча шестьсот восемнадцатого вблизи Троице Сергиевского монастыря было заключено перемирие между враждующими сторонами. Подписано в деревне Деулино что находится в трех верстах от монастыря, откуда и получило свое название
За отказ от Московского престола, речь посполитная сохраняла земли занятые ею с тысяча шестьсот девятого по тысяча шестьсот восемнадцатый год, а именно города Смоленск, Дорогобуж, Стародуб, Серпейск, Себеж, пригород Пскова Красный, Вележ, Невель, Почеп, Перемышль — Рязанский, Торопец, Чернигов и Новгород Северский. Таки образом, Россия теряла примерно двести пятьдесят километров западной приграничной полосы, которые по перемирию закреплялись как польско — литовские территории. Это уже правомочно приближало западную границу Московского государства к столице.
Всему этому предшествовала. Какая-то странная, мышиная возня, а не война. У противоборствующих сторон не хватало людей и средств. Что те, что другие, не раз находились на грани краха и, только чудо, спасало от полного разгрома. Судите сами.
Уже в тысяча шестьсот четырнадцатом году, разоренная смутой и войнами с Речь Посполитой и Швецией, Россия и Польша воюющая на два фронта (Московским государством и Османской империей), истощенные до придела стремились к заключению мира, но тогда переговоры, проводившиеся чуть меньше года «при посредничестве имперского посла Хайделя фон Рассенштейна», не привели к миру.
К тому времени король польский Сигизмунд III еще надеялся на благополучный исход конфликта. На это надеялись и польские магнаты, и несмотря на огромные затраты согласились на продолжение войны. Оба противника начали вновь готовиться к борьбе. Весь тысяча шестьсот шестнадцатый год прошел в приготовлениях. В июле того же года, через месяц после провала переговоров, Сигизмунд III Ваза, Король Польский и Великий Князь Литовский, наследный король Шведов, в Варшаве собирает Сейм. Который постановил — отправить в поход на Москву войско под предводительством королевича Владислава, что бы он занял положенный ему по договору московский престол.
На следующий год в апреле тысяча шестьсот семнадцатого года королевич Владислав начал движение к Луцку, где должна была собраться армия. В августе тысяча шестьсот семнадцатого года поход начался, а уже в начале сентября польское войско достигло Смоленска.
За два осенних месяца поляки в городе пополнили запасы продовольствия и увеличили войско несколькими отрядами смоленских дворян, соединились с литовским гетманом Хадкевичем. Заняли Дорогобуж, где добавилось еще несколько сотен русских дворян, казаков, стрельцов, чудом овладели брошенной войсками Михаила Федоровича Вязьмой и готовились к броску на Можайск.
На этом удача закончилась. В ноябре поляков настигла неудача, посланные в крепостицу возле Можайска два отряда, чтоб следить за русскими, были разбиты внезапной атакой казаков и татар, проведенные местными крестьянами. Здесь стоит отметить один факт, что в это время на территории государства Московского, находились отряды лесовиков польских шляхетских отрядов, которые терроризировали наши западные земли…
— К Можайску говоришь? Иди спокойно, ляхи его не возьмут, правда штурм будет, но отобьетесь. Ты тама уж постарайся, королевича Владислава пришиби из пушки своей. А хочешь я тебе ружье свое дам?
— Да ну его, сопрут в неразберихе, а ты меня опосля поедом сожрешь… Начавший было отвечать Никодим замолчал. Немного подумал и спросил с подозрением в голосе, — откель тебе сие ведомо?
— Ты о чем?
— Что ляхи город приступом брать пойдут, а не возьмут…
— Молонья меня в детстве стукнула, две седмицы без памяти провалялся. — И криво усмехнулся. — С тех самых пор, иногда такое чудится… Ажно самому страшно деется.
Единственный кому я не смог солгать, был отец Серафим. Он долго молчал, не перебивая. Потом задал несколько вопросов и сказал на прощание — «прости господи чад твоих не разумных, ибо не ведают, что творят»
Думаю, что Никодим не поверил мне или… Скорей всего его уже терзали другие заботы. Ибо выслушав весь мой бред, он согласно кивнул и заговорил. Первое имя запомнил, на третьем задумался, а после пятого потащил Никодима домой. У меня голова не дом советов, запоминать на слух всех его деловых партнеров к коим я могу обратиться, ежели возникнет надобность, какая. Бывших пушкарей не бывает, вот и нашего хозяина поверстали в преддверии войны. Через две седмицы отправляется обоз, и он отбывает вместе с ним, вот и стремился передать дела в мои руки. Слушая наставления и поучения, вспомнил — поляки дойдут до Москвы и, даже будут штурмовать ворота белого города. Им дадут отпор, но вот сил, чтоб разбить, увы, не будет. Вспомнилась ещё одна не менее важная деталь, лагерь оккупантов будет находиться в Тушино. И это, черт возьми, не есть гут.
