Паровые машины. Генераторы электрического тока. Телеграф. Пароход. Паровоз. Всё это будет сделано в ближайшие десятилетия; всё это реально к применению. Но вот как это всё делается — Бог весть. Как-то.
Механика, химия, металлургия, машиностроение, и прочее, и прочее. Et cetera, как тут говорят. Как мало, на самом деле, я помню об этом! Из университетского курса остались в памяти только Ползунов и Кулибин, и оба, — как непризнанные при жизни гении. Ну, что же, с них и начнём, надобно будет по возможности найти этих деятелей и разведать, на что они способны, а там — как фишка ляжет!
* * *
Когда мы с братцем немного поправились, Павел, беспокоясь о душах своих сыновей, вызвал в Гатчину Самборского, читать катехизис. Я был даже этому рад, — от французского голова уже просто раскалывалась.
— Отроки, сегодня я расскажу вам о бегстве народа Израилева из Египетского плена! Было это давным-давно…
Слушая его вполуха, я размышлял, как привлечь его на свою сторону. Совершенно понятно, что, когда я начну насказывать про эти свои «прозрения», «предсказания», или как их еще назвать, то первый человек, к которому пойдут с вопросами, будет вот этот вот мой духовник. И оттого, каковы будут его ответы, может зависеть всё моё будущее.
— «Страх напал на евреев при виде египтян, — читал меж тем Самборский, — и малодушно стали они упрекать Моисея, что он вывел их из земли Египетской. „Лучше было бы нам оставаться в рабстве у Египтян, чем погибнуть теперь от рук их в пустыне“, — говорили они. Моисей успокаивал их верой в путеводительство Божие, а сам с горячей молитвой прибегнул к Господу…»
Какой интересный отрывок он сейчас читает… Вот как раз наглядная иллюстрация того, как интерпретация событий влияет на их оценку. Кто-то говорит, что евреи в Египте были рабами, и бежали однажды от притеснений, спасаясь от гнёта фараонов; кто-то — что евреи, они же «гиксосы», были в Египте завоевателями, изгнанными в результате «национально-освободительной борьбы». Вот и я в такой же ситуации — от правильной интерпретации произошедшего будет зависеть, окажусь ли я однажды в Тронном зале, или в одной из камер Шлиссельбургской крепости.
— «И сказал Господь Моисею: „Простри руку свою к морю, чтобы хлынули воды на египтян, на их колесницы и всадников“. Моисей простер руку свою к морю, и к утру вода, хлынув с силою на египтян, бежавших ей навстречу, возвратилась на прежнее место. Так потопил господь египтян в море…»
… а в Шлиссельбурге есть такие интересные камеры, которые время от времени затапливает водою во время половодья. Так утонула небезызвестная княжна Тараканова, сидела себе в камере, сидела, вдруг вода стала прибывать, а её из камеры так никто и не выпустил…
— «Когда увидели израильтяне трупы египтян на берегу моря и увидели, какую великую силу явил Господь в победе над египтянами, охватил их благоговейный трепет перед Господом, и поверили они Ему и Моисею, слуге Его» — закончил читать Самборский и захлопнул книгу.
Да, вот именно. В меня должны поверить. И, чтобы это произошло, надобно показать свою силу… насколько это возможно. А сила эта может быть только в сбывшихся предсказаниях!
И, очень тщательно всё продумав, я решил осторожненько попытать счастья во время исповеди. Надо сказать, что процедура эта проходила совсем не так, как у простых смертных: мы возвращались из «домовой церкви» в Зимнем дворце, и в спокойной обстановке, в моей комнате, сидя, Самборский выслушивал меня и отпускал мои детские грехи. Вот такой вот он был либерал!
В этот раз я решил закинуть удочку на предмет, можно ли рассчитывать мне на его поддержку, и в каких пределах. Если даже что-то пойдёт не так, я буду в относительной безопасности: к такому понятию как тайна исповеди Самборский относился вполне серьёзно. Вот и теперь он, прежде всего, проверил, нет ли кого в комнатах прислуги, чтобы нас невольно никто не подслушал.
— Отец Андрей, — начал я издалека, когда мы присели в моей спальне на мягкие стулья, по моде этих лет расставленные вдоль стен, будто бы в напоминание о временах, когда, вот также вдоль стены ставили сундуки и лавки, — а как церковь относится к предсказанию будущего?
Самборский ответил довольно бодро, не понимая ещё, к чему я клоню:
— К предсказаниям, сделанным по Божьему наущению, церковь относится вполне сочувственно. Сам Сын Божиий, в миру обретаясь, немало сделал внемлющим ему предсказаний. Равно, в последующие появлялись святые провидцы: из последних был святой старец Косьма Этолийский. Он известен тем, что предсказал, что люди будут летать, аки птицы, еще за несколько лет до появления монгольфьеров. Однако же, есть и примеры иного рода: корыстные предсказатели, прозывающие себя "визионеры',смущают людей небылицами. Не так давно в Петербурге бывал некий Калиострус, представлявшийся жрецом египетским, но, был оный разоблачён и выслан. До того умы смущал некий Сен-Жермен, алхимик, мистик и оккультист, не так давно скончавшийся; а ныне, как говорят, парижскую публику охватило новое поветрие: «месмеризм». Но всё это суть заблуждения, что, с Божьею помощию, развеются и посрамлены будут!
Ага… Ну, всё не так уж плохо!
— Мне, отец Андрей, во сне было видение. Снизошёл ангел в сияющих одеждах, и рёк: «Передай государыне императрице, дабы опасалась она безбожных агарян, в полуденном крае обитающих. Сбирают оне силы бескрайние, дабы идти войною на войско православное; а подстрекают их паписты парижские. Вослед же за ними, поднимутся и лютеране стокгольмские, прельстившись на злато англицких еретиков. Но Господь не оставит верных ему душ, будьте тверды, и победите». И исчез ангел, Как думаете, правда это послание Божие, или напротив, дьявольское наваждение?
Андрей Афанасьевич молчал, твёрдо сжав губы; в глазах его читалась одновременно смятение и стремительная работа мысли. Видно было, что своими откровениями я поставил его в очень сложное положение!
— Что-то ещё он говорил вам? — наконец спросил он.
— Более ничего не сказывал; но дал понять что еще придёт ко мне.
— По моему разумению, — наконец, произнёс он, тщательно подбирая каждое слово, — в словах сего существа ничего прельстительного не наблюдается. Ведь не говорил он подвергнуть поруганию веру, кого-то убить, или еще какие подобные вещи?
— Нет, только велел опасаться и держать наготове силы свои! И ещё усердно молиться Господу Богу!
— Должно быть, сие откровение дано свыше, — просветлев, произнёс наконец Самборский, гладя меня по голове. — Это великий знак! Однако же, не думаю, что надобно государыне императрице рассказывать послание сиё!
— Отчего же?
— Ежели оно вдруг не сбудется, это может вам, Александр Павлович, повредить; если же всё случиться, как предсказано, войска наши, уверен, угрозу ту отвратят. Не стоит государыню раньше времени расстраивать!
— А когда она возвратится?
— Должно, в конце июня. Мы с вами поедем тогда в Москву; там встретим государыню, и, вдобавок, будем свидетелями торжеств по случаю восшествия ея на престол, случившегося двадцать пять лет назад!
Что же, подождём.
* * *
Пришла весна. Мы выздоровели, и согласно поступившему от императрицы письменному указанию были возвращены в Зимний дворец. Обратный наш путь был совершён в карете на колёсах, присланной Николаем Ивановичем Салтыковым; судя по гербу, это была его карета. Тут я понял, почему тут предпочитают путешествовать зимой — дорога оказалась неимоверно грязной и тряской. Дорожное покрытие, попадавшееся в пути, оказалось самое разнообразное — то щебень, то песок, то просто грязь.
Дорогой встретили мы команду рабочих, поправлявших дорогу. Способ, которым это делалось, меня поразил до глубины души. Они подтаскивали к дороге охапки прутьев — «фашинник», толстым слоем стелили их в грязь, а сверху засыпали песком! Что такое? Дураку же понятно, такой способ пригоден для временных военных дорог, но совершенно неприемлем при постройке постоянной трассы. Через год эти прутики совсем сгниют, и надо будет начинать сначала… или ездить, как есть. И это вот всё творится прямо под Петербургом, столичным городом, совсем рядом с которым имеются буквально горы гранита и других горных пород! Что же творится в провинции?
