Петербург встретил нас грязным, не везде растаявшим снегом и деловой суетой. Весна дружно вступала в свои права, по Неве шел ледоход. Река сильно вздулась, воды её доходили до парапета Дворцовой набережной. Прямо в окно Зимнего дворца мы долго наблюдали, как солдаты, стоя на носах плашкоутных судов, составлявших наплавной мост через Неву, баграми отталкивали льдины, грозившие создать у моста затор; между прочим, тут же спасали и дураков-рыболовов, застигнутых ледоходом. Одного из них, говорят, принесло аж от самого Нотебурга! Вот не знал, что эта петербургская традиция имеет столь почтенный возраст!
По сходу льда в адмиралтействе сразу же спустили на воду готовые за зиму корабли. Сначала мы с Костей наблюдали это в окне, но оттуда были видны лишь мачты съезжавших в воды Невы кораблей. Мы упросили наших «кавалеров» — Протасова и Сакена — отвести нас поближе, чтобы подивиться этому зрелищу.
Наскоро одевшись, по весенней, покрытой лужами территории Адмиральского луга мы добрались до входа в Адмиралтейство. Костя изо всех сил пытался разглядеть флюгер, со скрипом поворачивавшийся на шпиле адмиралтейства от порывистого весеннего ветра.
— Говорят, вон в том яблоке клад спрятан! Вырасту, велю достать его! Правда, Карл Иванович?
— Всенепременно, Ваше высочество!
Наконец нас пустили на верфь. Протасов вертелся вокруг меня, как наседка, опасаясь, как бы мастеровые на меня ничего не уронили с высоты палубы или рей. Мы же с Костиком, задрав головы, таращились на высоко возносившееся над нами переплетение стеньг, рей, тросов и вант, поражаясь размерам и беспримерной сложности парусного вооружения гигантских кораблей.
Два судна как раз готовили к спуску на воду. Они стояли на мощных полозьях, имевших уклон к воде; от внезапного спуска их до поры страховали деревянные «башмаки». Тут же из оставшихся после постройки кораблей деревянных обрезков были разложены костры, на которых грелись гигантские, двадцативедерные котлы. В них лениво булькало густое варево, состоящее, как нам сказали, из мыла, дёгтя и свиного сала. Набирая эту адскую смесь огромными деревянными черпаками в деревянные же, собранные из клёпок вёдра, мастеровые споро мазали дымящимся варом наклонные пути, создавая на них толстенный, в два пальца, слой смазки для скольжения корпуса судна в воду.
— Теперь будут толкать! — произнес Протасов, глядя, как работники побежали к кораблю, занимая заранее уже известные им места.
Взявшись, где за веревки, где просто руками упершись в корпус, где уперев в него длинные слеги, рабочие под хриплые выкрики бригадиров начали толкать корабль.
— Тут главное, его стронуть. Дальше по смазке он сам пойдёт… А, вот, уже!
Гигантский корпус вдруг дрогнул и, набирая скорость, кормою вперёд с шумом и брызгании вошёл в темные воды Невы. Сначала, от огромной инерции разгона корма его его погрузилася в тёмную воду так сильно, что, казалось, его совсем сейчас захлестнет водою; мачты корабля угрожающе зашатались. Но, затем, оконечность вынырнула, высоко выпрыгивая вверх, мачты со всею оснасткою вновь угрожающе качнулись, рассекая маятником воздух, и мощная волна речной воды хлынула на берег, отчего рабочие стали подпрыгивать и разбегаться.
— Ну вот, всё благополучно, благодарение Богу! — воскликнул присутствовавший при спуске морской офицер.
Рабочие взялись за второй корабль; он был больше первого, но не имел пока ни такелажа, ни мачт.
— Его тоже опускать будут? — удивился Костя.
— Да, — ответил ему офицер. — Мачты и прочее оснащение поставят уже на воде!
— А пушки где? — не унимался братец, решивший, видимо, извести сегодня взрослых своими вопросами.
— Пушки и большую часть балласта поставят в Кронштадте. Нева слишком мелководна, чтобы принимать глубокосидящие суда — ответил ему офицер.
— Это что было, линкор? — спросил я его.
— Никак нет, это фрегат; а тот, что первым спустили — шнява. Линейные корабли строят на других верфях, тут для них слишком мелко!
— А вас как зовут, сударь? — спросил я у немолодого офицера.
— Масальский Даниил Афанасьевич, корабельный мастер!
— Давно уже строите корабли?
— Да, преизрядно. Это тридцать пятый мой питомец!
— Здорово. А где найти вас, в случае чего?
— Я квартирую на Васильевском острове, в доме майора Телегина.
— Очень хорошо, А служите вы тут, в Адмиралтействе?
— Нет, не только. Мои суда строятся на разных верфях!
Наконец, второе судно со страшным скрежетом и скрипом было спущено, и, подняв волну, закачалось на тёмных водах Невы. Лишь после этого Сакен смог утащить Костика с верфи.
Посещение Адмиралтейства оставило во мне двойственное впечатление. Конечно, отработанный процесс спуска на воду судов вызывал уважение. Но в то же время даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять все недостатки в проводимых работах. Так, костры для плавки жира, которым обмазывались стапельные пути, разложены были слишком близко от корпусов судов, что грозило пожаром; замеченный мною инструмент мастеровых был дурного качества, а на спускаемых кораблях шапками висел мокрый, почти растаявший снег. Это означает, что корпус корабля намок, и начнёт теперь гнить еще до того, как корабль будет принят в эскадру.
Много тут ещё предстоит изменить. Много.
Глава 6
Следующий день начинался как обычно. Мы закончили фриштык; Де Ла-Гарп уже ждал нас на стульях, но тут Остен-Сакен вдруг сказал что-то Курносову, и братец мой пришел в совершенно неистовую ажитацию.
— Петя приехал! Петя приехал! — закричал он, вскочив и прыгая по гулкому паркету на одной ноге. Даже приезд родителей не вызвал у него такого восторга, как явление этого, неизвестного мне, «Пети»!
— Побежали на лестницу встречать его! — выкрикнул, наконец, Константин, и первый, сломя голову, рванул по Тёмному коридору к Салтыковской лестнице.
Пошёл за ним и я, недоумевая, отчего такой ажиотаж. Вскоре всё разъяснилось: хлопнула дверь, впуская с Невы свежий весенний воздух, и внутрь вошел молодой человек в гвардейском мундире.
— Петя, мы здесь! — во всё горло заорал Костик.
Оглянувшись на нас, юноша улыбнулся, помахав нам рукою с зажатыми в ней белоснежными перчатками, затем, наскоро переговорив о чём-то с богатырского роста швейцаром, он стремительно взбежал по лестнице к нам.
— Петя! Петя!
Коленька Салтыков бросился прямо по лестнице ему навстречу; за ним побежал и Сережа, и Костя.
— Ну, шалопаи! Как выросли-то! Молодцы! — кричал молодой человек, хватал мальчиков за бока, щекотал и подбрасывал вверх, отчего они хохотали, как сумасшедшие. — А вас, сударь, — обратился он ко мне, — я, пожалуй, и не подниму. Вымахать изволили с версту коломенскую!
Чуть позже я аккуратно выспросил у Игнатьича, что это за хлыщ. В общем, господин этот оказался старшим из племянников Николая Ивановича Салтыкова. Служил он в гвардии, в Измайловском полку, в обер-офицерском звании, а раньше подвизался тут, с нами же, так что все его знали и любили.
Хоть они с Николаем Ивановичем были родственники, догадаться об этом по его внешности было совершенно невозможно. В отличие от горбоносого, низенького, с желтоватым оттенком кожи лица, субтильного дяди, Петя был круглолиц, румян, и имел вполне себе гвардейский рост. Дядя же его, со своими густыми бровями и длинным орлиным носом, походил не на столбового русского дворянина, а скорее на престарелого гастарбайтера-таджика.
Названный господин, между прочим — генерал-аншеф, вскоре появился тоже, радостно обнял племянника.
— Какой ты стал, а! Совсем взрослый, в мундире-то! — возвестил он после троекратных лобызаний с юношей, бывшим выше его на добрую голову. — Ну рассказывай, зачем пожаловал, как дела?
Оказалось, Петя был «командирован» от полка сопровождать кортеж императрицы в Крым, а ныне, по возвращении её в Москву, направлен, в числе прочих, проверить путь в Петербург — и саму дорогу, и запасённых лошадей, и путевые дворцы, на предмет готовности к проезду императорского кортежа. Императрица возвращается из Таврического путешествия, и все дворцовые службы должны быть готовы к приезду её многочисленного двора.
