Молоко у меня перегорело. Слава богу, обошлось без последствий. Мадам Менуаш как-то позабыли удалить из моих покоев, а при очередном визите мужа я выпросила себе право оставить акушерку при своей королевской особе.
Я думала о своем сыне. Я думала о нем постоянно: днем и ночью, с упорством таксы, пытающейся достать из норы крота. Собирала любые крохи информации, которые могут мне помочь хоть чуть-чуть. Очень часто оказывалось так, что какой-то незначительный разговор о самых простых вещах давал мне эту информацию.
Хорошим примером может служить разбитое окно в моей спальне. Я прекрасно помнила момент родов, когда задыхалась от недостатка кислорода и теряла сознание, но я также помню, что очнулась от ледяной струи воздуха, который и привел меня в чувства. Я начала собирать информацию об этом герцоге и обо всех, кто был близок королевской семье.
Разумеется, вставать с постели я стала значительно раньше, чем лекари одобрили мне «выход в люди». Мне необходимо было, чтобы тело хоть немного окрепло, чтобы не тряслись ноги, когда я пройду сто метров. Большую часть времени я проводила у окон, разглядывая этот новый и жутковатый мир. Прохаживалась, опираясь на руку Софи и разглядывая пейзаж за стеклом.
Спальня королевы, а теперь, значит, моя находилась на втором этаже дворца. Окна выходили в весенний сад. Я не великий ботаник, но то, что видела там, было довольно близко к обычному земному саду. Клумбы, аллеи, полускрытые цветущими сейчас деревьями, несколько фонтанов, песчаные и мощеные дорожки и раскиданные бестолково, но симметрично статуи, беседки и скамеечки.
Раз в день, обычно примерно через час после завтрака, король имел привычку совершать там променад. Он шел в сопровождении свиты со своей прекрасной спутницей, роскошной брюнеткой. Фаворитка короля величественно плыла с ним рядом, каждый день в новом туалете. Однажды, похоже, голубки поссорились: на прогулке его королевское величество сопровождала одна из блондинок, брюнетка же тащилась в самом конце свиты, картинно поднося к глазам платок и не обращая внимания на суетящегося рядом пожилого мужчину. Похоже, девица прекрасно знала короля и все его капризы, потому зорко следила за высоченной фигурой моего мужа. Каждый раз, когда тот, вроде бы случайно, оглядывался назад, она отворачивала лицо и делала вид, что любуется цветущими деревьями.
Впрочем, ссора продолжалась совсем недолго. На третий день нежные влюбленные помирились, и она вновь заняла почетное место рядом с королем. Больше всего меня в этой девице восхищало ее имя — графиня Лисапета Эренская.
Конечно, местные имена отличались от привычных мне земных. Но каждый раз, когда фрейлины упоминали эту даму, я с трудом сдерживала улыбку. С моей точки зрения, имя Лисапета было восхитительно нелепым.
Софи, вынужденная ходить и сидеть рядом со мной возле окон и подбадриваемая моими улыбками и вопросами, бесперебойно поставляла мне информацию:
— Смотрите, Элен… Граф Оренский утешает свою супругу! Конечно, без ее помощи он никогда не попал бы ко двору!
Так я выяснила, что пожилой мужчина, пытающийся облегчить горе красавицы Лисапеты, ее муж. А заодно выяснила, что должность третьего королевского секретаря он получил благодаря жене.
Костистый и большеносый мужчина, который выгодно отличался от всех придворных в свите короля своей молодостью, тот самый, которого я зрительно выделила в первый день, оказался двоюродным братом короля и наследником престола, стоящим на местной иерархической лестнице сразу же за моим сыном.
Через окно я рассматривала его внимательнее и дольше, чем остальных. Даже скудные знания истории моего мира говорили о том, что для меня и сына этот человек чрезвычайно опасен! Великий герцог Саймер де Богерт и де Солиго, казалось, чувствовал мой взгляд и несколько раз я замечала, что он внимательно разглядывает окна моей опочивальни. Думаю, я почти всегда успевала спрятаться за кружевными шторами, но не уверена в этом полностью.
По словам Софи, герцог пользовался безоговорочным доверием моего мужа и служил главным поставщиком королевских развлечений и новых женщин ко дворцу. Именно он привез чету графов Оренских из небольшого графства, расположенного вблизи северных границ.
— Вы же понимаете, моя королева, что там жизнь гораздо беднее. Я слышала, что в тех землях даже не растут яблоки! Конечно, графиня всеми силами будет продвигать мужа при дворе, лишь бы не вернуться в свои ледяные края, — стыдливо потупившись, Софи добавила: — Тем более вы знаете, как щедр на подарки наш король.
Когда мы беседовали с мадам Вербент у окна, я заметила какую-то нездоровую суетливость миледи Лекорн. Это она подходила к нам, протягивая мне шаль:
— Ваше королевское величество, от окна так дует! Умоляю, накиньте это себе на плечи!
То она вдруг тихо подходила к нам со спины и предлагала отведать свежее пирожное или же послушать, какую восхитительную новую балладу читает сейчас миледи Вернстон, одна из моих молоденьких фрейлин. То придумывала еще какую-то ерунду.
И я, и Софи прекрасно понимали, что старшая фрейлина просто пытается подслушать нас, поэтому бдительно следили за ее перемещениями.
За время сидения у окна я успела увидеть и узнать большую часть государственных сановников: пухловатого и одышливого графа Эстеро Шаранского, министра финансов; невысокого, худощавого и юркого лорда-хранителя королевской печати графа Фелиста Матеранского; даже весьма бравого генерала Персо, командующего столичными войсками и отвечающего за безопасность королевской семьи.
Нельзя сказать, что сведения от мадам Вербент поступали какие-то очень уж важные и секретные. Но уже то, что я научилась различать в лицо большую часть государственных сановников и отличать их от толпы придворных хлыщей, которых приглашали исключительно ради блеска дворцового общества, делало меня должницей моей фрейлины. Она была единственным человеком, которому я доверяла полностью. И именно она, однажды кивнув в окно, сказала:
— Смотрите, моя королева! Герцог Роган де Сюзор. Надо признаться, он редкий гость в королевской свите.
Глава 10
Герцог Роган, тот самый, единственный из всех, кто смотрел на меня с сочувствием в ночь родов о чем-то спорил с королем. Звуки через окно не доносились, но я видела, как муж тряс головой и даже остановился, раздраженно сбросив руку Лисапеты со своего локтя. Пожилой герцог был самого обыкновенного роста. Его величество был выше на полголовы, но на фоне злящегося и жестикулирующего короля Роган де Сюзор выглядел спокойным и величественным. Не знаю, чего добивался герцог, но свое он получил.
Раздраженный король щелкнул пальцами, и из самого конца процессии к нему бегом кинулся один из лакеев, таскавших за всей честной компанией всевозможные зонтики, пледы и опахала. Лакей привычно нагнулся, герцог Роган положил ему на спину свою папку, которую до этого крепко держал под мышкой, и подал моему мужу перо, держа на весу какой-то крошечный флакончик. Похоже, король был в ярости. Он подписал то, что требовал герцог, но потом выхватил у него из руки чернильницу — тот самый флакончик, и со злости хряпнул ее о каменные плиты дорожки.
Я наблюдала эту немую сцену и понимала, что мой муж позволяет себе такие выходки регулярно. Видно было, как стоящие за спиной придворные слегка пятились от своего повелителя, заранее предвкушая этот самый бросок. В результате чернила брызнули только на самого короля, лакея и алое платье Лисапетки. Герцог некоторое время стоял молча, пережидая вспышку раздражения яростно жестикулирующего повелителя. Потом коротко, с достоинством поклонился, поправил папку под мышкой и ушел. А его величество был вынужден прервать прогулку и вернулся во дворец не в лучшем расположении духа.
Между тем и прислуга, и фрейлины готовились к назначенному Дню Великой Благодарности. Я аккуратно расспрашивала мадам Вербент и поняла так, что в этот день посмотреть на венценосного младенца допускаются представители местных гильдий, купцы и военные — те, кто не обладал благородством рода. Их допускают в тронный зал, показывают им новорожденного дофина и гости, в порыве энтузиазма, одаривают ребенка и родителей всевозможными дорогими вещами.
