Прелесть ситуации заключалась в том, что мы так и не разобрались, кто из нас главный. Я отдавал приказы Рашу и гвардейцам, капитан распоряжался казаками, а экспедиция, как таковая, шла под начальством Наволочного. Формально он и был главным. Но так как компания принадлежала мне, то Наволочный само собой посматривал в мою сторону. Тем более, что я, будучи посвященным, размечал маршрут. С другой стороны, к нам присоединилось несколько человек не входящих в компанию, а капитан считал, что больше нашего понимает в морском или военном деле. В общем ситуация оказалась запутанной. Все мои наставники по юношеским походам делали страшные глаза, предостерегая от отсутствия иерархии. Но возможно они просто набивали себе цену.
Так или иначе мы продвигались пока без проблем старшинства. Ни я, ни Колычев с самого выхода из Виктории не поднимали этот вопрос. Тут ничего удивительного, ведь мы и пошли на край света только затем, чтобы ответить на него. К счастью, пока мы шли по заранее намеченному плану, это не имело значения и мелкие проблемы вроде нынешней, не становились принципиальными. Мы оба с лёгкостью могли уступить или оставить вопрос на решение Наволочному, а потому всегда соглашались на том, что казалось полезней для дела.
Конкретно сейчас капитану показалось полезным для дела собрать байдары.
Идти по сыпучим склонам с тяжелым грузом на плечах было и долго, и опасно — здесь легко можно сломать ногу, а то и шею. С другой стороны, байдары не могли вместить всех. Их готовили для сплава по Юкону основной группы, а с нами пока шло гораздо больше людей. Потребуется минимум два рейса по озеру, чтобы перевезти всех, а это заняло бы больше времени, чем даже продвижение пешком. А ведь байдары потом придется перетаскивать волоком между озерами, или разбирать, если переход окажется сложным.
— Мы можем положить весь груз в лодки, а сами пойти по склону налегке, — предложил я. — Таким образом выйдет быстрее всего.
Капитан кивнул. Мы посмотрели на Наволочного. Он пожал плечами и крикнул:
— Собираем байдары!
* * *
Через пару дней цепочка озёр, соединённых протоками, осталась позади. Мы миновали Оленью переправу, прошли по истокам Юкона и сделали последний привал перед легендарными порогами Белая Лошадь. На небольшом и удобном пятачке имелись следы костров, жерди для сушки рыбы или мяса, но самих индейцев мы не встретили. Здесь нам предстояло расстаться с последним отрядом группы поддержки и проводниками чилкат, которые шли до конца не столько показывая дорогу, сколько желая убедиться, что мы отправимся своим путем вниз по реке и не станем мешать их торговле.
Пороги оказались действительно бурными, как о них и писали во всех книгах. Сплошные пенистые перекаты. Особенно самый первый, при входе в стремнину. Вот только проблемы для нас они не представляли. Относительно пологий правый берег позволял обойти опасное место посуху. Я так и не понял, во имя чего люди из книг предпочитали риск? Боялись потерять время на перегрузку и волок? Возможно. Но мы явно успевали до ледостава. Хотя по ночам и даже днем иногда шел снег, сильных морозов не было.
Обратно волонтеры пойдут налегке, прихватив минимум одежды и продуктов. Им не придётся карабкаться на вершину перевала с уровня моря, поднимая на плечах два пуда груза. Несколько дней ходу, опасный, но всё же спуск, затем тридцать верст на лодках с попутным ветром и наши волонтеры окажутся под защитой форта, а оттуда на шхунах вернутся домой.
Нам же предстояли семь сотен вёрст сплава через дикие земли, о которых мы не знали почти ничего. И у нас больше не будет никакой связи с внешним миром. Имея это в виду люди писали письма родственникам, чтобы передать их с волонтерами. Культура письма понемногу входила в обиход.
Тем временем наши девушки, как всегда прекрасные в своих любимых джинсах и парусиновых ветровках, уже занялись работой. Галка беседовала с одним из проводников и пыталась записывать тлинкитские слова используя лишь наш сокращенный алфавит. Кажется у лингвистов существуют (вернее будут существовать) специальные методы записи туземных языков. Но это была область знаний, полностью закрытая и от меня и от Тропинина. Варвара забросила донку в мелководный заливчик перед самым входом в полосу порогов, а Даша, достав луковицу часов, проверяла пульс у одного из волонтеров.
Остальные волонтеры чуть в стороне от индейского стойбища строили под командой Белоконя бревенчатую хижину для остановки последующих экспедиций или почтовых упряжек. На собаках люди могли добираться сюда даже зимой.
— Если бы у нас было больше людей, мы могли бы поставить посёлки через каждую сотню вёрст, — сказал я Колычеву. — Тогда освоение края пошло бы быстрей.
— Вы слишком много хотите. Даже в Сибири так часто острожки не ставят.
— Однако вдоль дорог люди селятся охотно, а этот путь со временем станет сродни сибирскому тракту.
Я забрался в спальник прямо под открытым небом возле костра и наблюдая за строительством хижины подумал с улыбкой, что хотя бы на сей раз не придется ломать голову над сохранением исторического названия. Белоконь или Белая лошадь, разница невелика. На карте я просто помечу лагерь его именем.
До сих пор всё шло по плану. Группы сопровождения отваливались от нас как ступени ракеты-носителя, выводящие на заданную высоту полезную нагрузку. Перед последним этапом мы имели довольно оружия и пороха, чтобы отбиться от волков и людей, выдержать любую осаду. Мы имели достаточно припасов, чтобы провести зиму в самых суровых условиях, а весной продолжить сплав к устью.
Однако всё это касалось единственной разведывательной экспедиции. Полноценное освоение юконской территории не обещало стать лёгким. Каждый год снаряжать такие караваны будет слишком накладно. До появления пароходов, железных дорог и самолётов любым продуктам цивилизации в этой стране суждено оставаться дефицитным товаром. Я в который раз опережал время. Но у нас не оставалось иного выхода. Ибо вместе со временем мы опережали и конкурентов.
Раньше это меня не озаботило бы слишком сильно. Я мог задействовать для снабжения форпоста потаенные ресурсы. Смешно, но всё что тащили с таким трудом сотни людей, я мог бы переправить куда угодно за несколько рейсов. И пусть я взял курс на создание самообеспечивающейся системы в колониях, сделать исключение ради первых лет освоения новых территорий не казалось большим отступлением от принципов. В противостоянии с природой, а тем более с историей годятся любые средства.
Почему же я не сделал этого теперь? Тут было о чём задуматься.
Капитан, вот в чем дело. Меня захватила борьба, а играть с человеком я решил по честному. Я желал чистой победы и потому даже не помышлял прибегать к скрытым возможностям. Однако не слишком ли большое значение я придаю игре? Видимо это не просто игра. По крайней мере не какая-нибудь политическая интрига. Поединок с капитаном превратился в поединок с империей. В борьбу с её ценностями с её традициями. Но вместе с тем это был поединок двух личностей.
Сомнения всё равно терзали меня. Честно ли, что я вообще имел запасную лазейку. Какое уж тут равенство. Ведь случись катастрофа, я в отличие от Колычева, всегда смогу выйти сухим из воды.
Из воды — вот в чём дело. Как только река встанет, я окажусь с капитаном на равных. А реки здесь скованы льдом по семь месяцев в году.
Было в этом поединке ещё нечто такое, что не позволяло мне прибегнуть к старому проверенному способу транспортировки припасов. В некотором роде я бросил вызов самому себе. Вся моя конкиста висела на мне лишь как на обладателе фантастического ресурса. А чего я стою как человек? Чего стоят мой разум и моя воля?
* * *
Сплав по Юкону оказался не таким уж трудным. Узкие быстрины и каменистые островки представляли опасность, если проходить их в темноте, но нам хватало и светлого времени суток. Семьсот вёрст мы прошли за неделю, не потеряв при этом ни одной лодки и ни одного человека. Знакомый якут Коврижка был прав. Легендарный путь оказался гораздо легче охотского тракта.
