К счастью у меня нашлась работа, которая позволила снять напряжение.
— Мы со Страховым отправляемся на поиски металлов и руд, — объявил я Колычеву через несколько дней.
Я умолчал о золоте. Даже если я угадал с местом, металл отнюдь не дожидался хозяев, разложенный в слитках на берегах. И даже россыпи не обозначались на картах. Золото пряталось, его предстояло найти. А потом уж решить, что с ним делать? Вопрос не был праздным. Мы с Лёшкой долго размышляли на этот счет. И пришли к выводу, что слишком ранний старт золотой лихорадки пойдет нам только во вред. Мы не привлечем новых людей, поскольку им неоткуда появиться, зато наши собственные сограждане вполне могут поддаться порыву и рвануть за призрачным счастьем побросав бизнесы, дома, семьи. А ещё золото могло притянуть внимание империй. И если ради каланьих шкур они вряд ли усилят натиск, то золото может привести сюда целые эскадры. Так что мы решили, что металлу лучше оставаться в земле, пока мы не сможем использовать ажиотаж во благо колоний. Что не означало, будто запасы не стоит разведать и застолбить территорию.
Вот этим мы и занялись.
* * *
Капитан с Рашем и небольшим отрядом казаков и гвардейцев отправились добывать мясо. С ними пошла Галка на случай контакта с индейцами и ещё несколько человек. Остальные продолжили вырубать лес и выделывать доски на пилораме, чтобы обшить до сильных холодов наш барак снаружи, а внутри устроить достаточно спальных мест и выгородок.
Мы со Страховым взяли байдарку (или скорее маленький умиак), которая отличалась от привычных конструкций тем, что не имела отдельных люков для каждого гребца и не герметизировалась, а грести приходилось сидя на коленях, отчего с непривычки ужасно затекали ноги. Во время сплава по Юкону несколько таких байдарок шли впереди основного отряда в качестве авангарда. Пока один человек правил, другой держал наготове ружьё.
В байдарку погрузили палатку, инструменты, припасы на две недели, прихватили многозарядный дробовик для обороны и обычное длинноствольное ружьё для охоты и отправились исследовать золотоносную реку.
Если не считать наш с Тропиным багаж, почерпнутый из книг и фильмов, мой попутчик был единственным человеком во всей Русской Америке, кто имел хотя бы отдалённое представление о золоте. Некогда он подвизался на уральских рудниках Демидовых и в своё время я выпросил его у братьев Баташёвых в надежде использовать по назначению. Можно сказать я снял рудознатца с дыбы, потому что прикованный к позорному столбу Страхов долго бы не протянул.
В байдарке мы могли легко выгребать против течения, но по осеннему времени река оказалась мелкой, изобилующей песчаными косами, островками, так что мы чаще волокли байдарку на буксире и лишь иногда, когда берег не позволял идти, брались за вёсла, не столько гребя ими, сколько отталкиваясь от дна.
Чем хороша осень, так это отсутствием гнуса. Холод не так досаждал, как лезущая в нос и рот мошка. Холод побеждался теплой одеждой, костром. А днем, когда грело солнце, можно было и вовсе наслаждаться природой.
Мой эксперт по золоту сильно удивился, узнав, что мы не полезем в горы, не станем откалывать от скал пробы с кварцем, перемалывать их, а будем всего лишь промывать береговые наносы. Именно поэтому мы не взяли кувалду, ломик, наковальню, ступку и прочие тяжелые инструменты. Кайло, штыковая лопата, широкая лопата и лоток с грабельками — вот и всё снаряжение. В крайнем случае для раскалывания камня мы могли воспользоваться топориком. Лёгкость передвижения являлась нашим ключевым преимуществом, поскольку я желал охватить как можно большую территорию. Но Страхов принимал лёгкость за легкомысленность.
— Золото, если оно вообще есть, спрятано в камне, уж поверь мне, — говорил рудознатец, работая веслом. — Нужно искать жилу, дробить скалу и только затем промывать.
— Зачем нам самим дробить камень, если об этом позаботилась природа? — возражал я. — Морозы, ветры и вода веками разрушали горную породу, ручьи и реки выносили всё это в долины. Нам нужно только найти, где осело золото.
Горная теория, даже такая примитивная как у меня, оказалась для Страхова откровением. Передовая наука того времени считала, что золотые россыпи водятся только в жарких странах, а на северах его нужно выковыривать из скальной породы, точно изюм из булочек. Страхов больше доверял не моим рассуждениям, а тем шарлатанам, что копали Урал. В этом имелся определенный резон. Они могли предъявить добытое золото, а я пока нет. Однако начальником здесь был я и Страхов согласился попробовать.
— Золото оседает там, где замедляется течение. — сказал я ему, стараясь выглядеть уверенным в себе и оптимистичным. — На внутренней стороне изгиба, при расширении русла. Или там, где есть перемычка, заставляющая воду бурлить. Или там, где всё это было когда-то давно, а при смене русла оказалось под слоем наносов.
Подходящая излучина попалась нам всего лишь в версте от базового лагеря. Там и сделали первую остановку. Мне не терпелось вонзиться когтями в сокровища Клондайка. Мы даже палатку не поставили, а сразу же взялись за промывку пробы. То есть Страхов промывал, а я учился.
Ещё в Виктории с его помощью я соорудил лоток, который он называл колыбелькой. Он не походил на тарелку, а сколачивался из прямых дощечек и напоминал перевернутую двускатную крышу кукольного домика. К нему прилагались такие же игрушечные грабельки, которые я соорудил собственноручно из куска стали. Осталось научиться владеть ремеслом.
Всё оказалось немного не так, как я себе представлял. Лежащий на поверхности песок не представлял интереса, его наносило тоннами каждый год, а в следующий год переносило в другое место. Золото же суеты не любит, оно любит покой.
Страхов предложил копать до тех пор, пока не появятся обломки твердой породы. Так мы и поступили. Из-за близости реки яму заливало водой, края обваливались, приходилось копать наобум, но все же вскоре мы подняли первую подходящего грунта.
Затем оказалось, что просто болтать в лотке мутную воду недостаточно. Нужно перетирать грунт грабельками, несколько раз удалять крупную гальку, трясти лоток из стороны в сторону, покачивать от себя и на себя, понемногу спуская воду вместе со взвесью легких фракций, набирать новую порцию воды и промывать вновь. И только потом на остатках воды и материала «отбивать» золото.
— Не черпай сильно, твою мать, смоешь, — ругался Страхов.
Он ругался не от злобы, просто таков в его представлении был единственный метод обучения. Хорошо ещё, что я был начальником и он воздерживался по этой причине от подзатыльников.
Я уже пытался искать золото в ручьях неподалеку от Виктории, но тогда я не владел навыками и не ощутил никакого азарта. И только теперь, находясь на легендарной реке и делая все как положено, я отметил возникновение того чувства, что назвали лихорадкой.
Стоя по колено в реке, и покачивая лотком, я чувствовал себя ребёнком, что впервые взял в руки удочку и напряжённо следит за поплавком с тайной надеждой вытащить на глазах у опытных рыбаков крупную рыбу.
— Так будет всякий раз, — заверил Страхов. — Ты берёшь колыбельку, погружаешь её в воду и ожидаешь чуда. Золото завораживает, даже если его долго не видишь.
В пробе не оказалось ни песчинки сводящего с ума металла.
— Я же говорил камень надо дробить, — фыркнул Страхов.
— Ерунда, — отмахнулся я. — Нужно двигаться вверх. До наступления холодов мы успеем пройти вёрст двадцать, а как начнёт подмораживать быстренько сплавимся к устью.
Страхов пожал плечами.
* * *
Мы повернули назад после первых же заморозков. Все пробы оказались пустыми. Страхов лишний раз убедился в своей правоте, но я-то знал, что золото здесь есть, и именно россыпью. И даже если я ошибся с точным местом, следы золотых залежей должны были быть повсюду.
— Не беда, — сказал я Страхову. — К следующему лету обучим этому делу ещё несколько человек и расширим поиски.
