Кроме Казимира явились пять человек — все в богатых одеждах. Я и сам сменил дорожный наряд на более торжественный. В одном из сундуков нашлись красные сапожки, отороченная мехом шапка и длинная парчовая свита с золотыми пуговицами, рукавами, свисающими чуть ли не до пола, и стоячим воротничком. Очень походило на парадное одеяние.
На церемонии присутствовал верховный жрец Володар — крупный, лысый мужчина с чёрной бородой-лопатой и глубоко посаженными глазами, угрюмо глядящими из-под нависших бровей. Он был одет в длинную тёмно-синюю мантию.
Само действо времени заняло немного. Казимир прочитал вассальную клятву, и я тоже произнёс клятву, которой научил меня перед церемонией Всеслав Игоревич. Затем Казимир с непокрытой головой встал на колено, поцеловал мою руку, после чего я коснулся его головы ритуальной булавой. С этого момента он официально считался моим вассалом и должен был по моему требованию являться, куда надо, вместе со своей дружиной или, если потребуется, давать деньги, а я обязывался защищать его вотчину.
Через пару дней запланировали пир в честь моего приезда. Это мероприятие тоже считалось очень важным.
Разместили нас следующим образом: меня — в спальне на третьем этаже, Всеслава Игоревича — в пристройке с жилыми комнатами на втором этаже. Милену — в другой пристройке, где находилась так называемая женская половина. Слуги ночевали кто на лавках в общих залах, кто в подклете. Моему оруженосцу Молчану пришлось поселиться в горнице на третьем этаже. Выглянув в коридор, я мог легко докричаться до него.
Окна моей спальни смотрели во двор, а вот из широкого коридора, который соединялся с угловой башней и в военное время, наверняка играл роль боевой галереей, открывался вид на склон холма. Отсюда можно было увидеть часть дороги, ведущей на запад, домики предместий и реку с перекинутым через неё длинным деревянным мостом.
Дружинников и их оруженосцев разместили в гриднице — длинном трёхэтажном здании, расположенном на первом ярусе крепости. Помимо гридницы там находились конюшни, тренировочные площадки и дома, принадлежащие, видимо, родственникам и приближённым Казимира.
При свете дня замок выглядел совсем иначе, нежели ночью. Белёные стены были грязными, обильно унавоженные дорожки — узкими и кривыми, во дворе казалось тесно и мрачно. Средневековье, одним словом.
Вдоль крепостных стен были налеплены различные постройки. Некоторые имели по всей длине деревянные террасы на верхних этажах, было много наружных лестниц, загромождавших и без того тесные пространства, а на втором ярусе замка находились скотный двор и княжеские конюшни, отгороженные от главного двора невысокой стеной. Повсюду суетились слуги, коих в крепости оказалось полно. И над всем этим возвышались грозные серые башни.
После утренней трапезы, которая состоялась около полудня, я попросил Казимира показать, где содержатся змеи, и мы отправились на третий ярус. Олеся увязалась с нами, отец возражать не стал. Она только за столом вела себя скромно, а по жизни была бойкой и деловой.
Весь верхний ярус был отведён для змеев. Тут стояли хлева, называемые змейницами, имелась посадочная площадка. По пути я обратил внимание на пороки — огромные баллисты с большими углами наведения, предназначенные для поражения воздушных целей. Почти на каждой башне имелось по такому орудию.
Когда мы вошли в одну из змейниц, в нос ударил запах навоза — резкий, приторный, гораздо противнее, чем лошадиный помёт. Сама змейница же представляла собой длинное помещение с загонами. В отличие от конюшни, загоны были большими и зарешечёнными. За стальными прутьями виднелись уродливые узкие морды с зубастыми пастями и жёлтые змеиные глаза, что угрожающе следили за посетителями.
Мы с Казимиром шли первыми, за нами шагала Олеся, одетая в походный наряд: порты и саржевый короткий кафтан до колен. Голову её украшала широкая узорчатая лента — очелье. Казимир тоже был в оранжевых кафтане и колпаке, и в шароварах. Здесь, как я заметил, оттенки оранжевого пользовались большой популярностью.
Последним шёл змейник Дубина — то же, что конюх, только по змеям. Толстые кожаные перчатки нарукавники защищали его руки. Дубина молчал, а вот Олеся так и норовила вставить словцо, за что удостаивалась от папаши строгих взглядов.
— Прожорливые твари, — говорил Казимир, пока мы обходили загоны. — Одному такому в день двух баранов нужно скормить. Огромные растраты. Вся казна на них уходит. А гадит каждый, как три лошади.
— Они опасны? — я с подозрением посмотрел на одного из ящеров, который недобро косился на меня из-за решётки.
— Если что не так, и руку может оттяпать. Но в основном они смирные. Да и нам-то что бояться? — хмыкнул князь.
— Прожорливые, значит, говоришь?
— Ещё бы! Сами живём впроголодь. Всё твари эти крылатые сжирают. И поэтому ни один великий князь с нас дань и не требовал.
Намёк был более чем прозрачным.
— А теперь и продавать их некому, — завёл старую шарманку Казимир. — Прежде хоть другие князья покупали. А теперь-то кто брать будет? Весь юг перед Добромиром кланяется. Не станем же мы предателю змеев продавать?
Только теперь я в полной мере осознал, какой груз взвалил на себя, решив остаться здесь. Это даже не фирму открыть. Тут надо целое государство обратно отвоёвывать и экономику с колен поднимать, обладая минимум средств и сил. Надо убедить князей последовать за собой, а если не удастся убедить — принудить. Надо организовывать армию, и это притом что я имел крайне слабое представление о средневековом военном деле.
— А управлять змеями сложно? — спросил я, отчасти чтобы сменить тему.
— Если привычный — то же, что лошадью, — ответил Казимир. — А если с непривычки, может, и сложно, почём мне знать? Я с детства летаю.
— Если высоты не боишься, то пустяки, — вставила Олеся.
— Замолчи, дочь! Негоже влезать без спросу, — упрекнул её, наконец, Казимир и повернулся ко мне. — Избаловал я её совсем. Уже и помолчать не может, когда мужчины разговаривают.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Бывает. А можно попробовать полетать?
— Да пожалуйста! — князь обернулся к змейнику. — Дубина, седлай Ушастого.
На взлётную площадку вывели крупного «птеродактиля», у которого по бокам головы находились выступы, похожие на уши. У других змеев эти бугры были не столь ярко выраженными.
— Этот самый спокойный, — объяснил Казимир. — Мы на нём молодёжь летать учим.
Олеся тоже вывела змея — тот имел габариты поменьше. Если у Ушастого окрас был серо-жёлтый, то у ящера Олеси (она звала его Ретивый) кожа отливала синевой.
— Я покажу, как управлять, — заявила Олеся. — Ты же не против, отец?
— Если только Святослав не будет против.
— Я с радостью поучусь, — сказал я.
Олеся весьма лаконично объяснила общие моменты: как садиться в седло, как набирать высоту, опускаться и поворачивать, что надо делать в полёте, а чего делать не стоит. Управлялся змей в горизонтальной плоскости поводьями, а в вертикальной — стременами. Казимир наблюдал за нами со стороны, иногда добавляя что-нибудь к словам дочери или поправляя её.
Ушастый, как уверял Казимир, был самым спокойным из всех, но в седло мне удалось забраться лишь с третьей попытки. По сравнению с лошадью змей оказался слишком вертлявым. Вначале ему следовало пригнуть шею к земле и только после этого лезть. Первые два раза он меня чуть не скинул, но потом всё же получилось взгромоздиться на загривок летающего монстра.
Было непривычно. К верховой езде моё тело оказалось хорошо адаптировано, но не к этим существам. Я едва держался, чтобы не упасть. Седло находилось на загривке змея, а тот постоянно мотал головой. Олеся помогла мне закрепиться. Для этого служили ремни, удерживающие человека за ноги и пояс. В случае ранения или смерти «летательного аппарата», ездок, понятное дело, упадёт вместе с ним, но это всё лучше, чем отправиться в свободный полёт от любого неосторожного движения.
Олеся легко запрыгнула на загривок Ретивому, несколькими быстрыми движениями затянула ремни. Себе на голову она водрузила стальной сферический шлем с кожаными нащёчниками и длинным синим хвостом, торчащим из макушки.
