— Все изменится буквально на днях. Российскую группировку последовательно будут вытеснять НАТОвским контингентом. Решение уже принято руководством республики. Сработала та мина замедленного действия заложенная после развала СССР, когда сотни молодых ребят, посланных на учебу в Турцию, вернулись оттуда уже завербованными агентами и не только турецкой разведки, но и целого ряда других западных. Многие из них, впоследствии, сделали неплохую карьеру и сейчас находятся на ключевых постах во властных структурах. Они и мутят воду, вяжут наше сотрудничество с Россией по рукам и ногам. Нужна, как воздух, реальная картина события, причем, непосредственно результаты исследования самого объекта и кто первый станет обладателем такой информации, тот и будет диктовать правила игры. Причем, большой игры! На кон поставлено само существование человечества! То, что это вторжение внеземных сил уже не вызывает сомнения. Вся эта муть научных исследований только дань традиционным подходам и займет много времени. Нужен экспресс-анализ. Отчаянный бросок на удачу, только тогда, появится шанс осмыслить событие на основе добытых данных и повернуть исследования в нужное русло или принять радикальные меры, а так, мы обречены на бессмысленное топтанье на месте и на еще более бессмысленное противостояние политических сил, уже не раз, приводивших мир к краю пропасти, —
Бекболат, вдруг, хищно улыбнулся.
— Это как в нашей казахской игре «кокпар» — хватай первым тушу барана и, подгоняя резвого скакуна, скачи к финишу, раздавая пинки соперникам! Так, что времени осталось очень мало. Я обещал Терентьеву расчистить тебе плацдарм для броска.
Заметив мой вопросительный взгляд, пояснил:
— Военные к тебе не сунутся — поостерегутся, я все же чекист, а Емельянова попробую отвлечь бумажной волокитой — не до тебя будет. Ты только прорвись… Я и без намеков Терентьева понял, что тебе это по силам. Аксакал, опять же, кому попало, свой священный амулет не подарит. Сам убедился какой могучий дед, а ведь ему уже под сто лет! Здесь, в степи, он для нас непререкаемый авторитет и местный гуру!
Бекболат налил еще водки в чашечки.
— Давай за аксакала!
Мы чокнулись, выпили и молча доели остывающий бешбармак. В юрту просочился, словно призрак, солдатик. Осторожно водрузив на столик две большие пиалы с горячим бульоном, он достал из кармана еще одну бутылку водки и услужливо открутил пробку; сунул бутылку в протянутую руку полковника и испарился. Сытная еда и горячий бульон, да под водочку, вконец примирили меня с предстоящей возможностью гробануться по пути к башне. Я расслабленно откинулся на свернутые вдоль войлочных стен матрасы. Бекболат последовал моему примеру и повозившись, наконец устроился поудобнее. Все так же, негромко, стал рассказывать про Терентьева:
— Мы с ним связаны еще с Афганистана. Я сержантом был в пехоте, а Терентьев — старшим лейтенантом КГБ. Командовал особым взводом с экспериментальным оружием. Изводил душманов в пещерах и схронах, а я — в оцеплении, обеспечивал охрану секретного оборудования. «Шайтан-труба» называется, это ее «духи» так окрестили. Через нее закачивали особый газ, который при детонации уничтожает все живое. Охотились за нами особо — большие деньги за наши головы давали. В каких только переделках мы с ним не бывали и до сих пор дружим. Да ты и так, наверное, в курсе…
Помолчав немного и шумно повздыхав, вдруг вернулся к главной теме.
— Фактически, вся эта вновь прибывшая группа ученых, прикрытие для твоего проникновения на объект.
Я поежился от неприятного ощущения, что все мы являемся расходным материалом для чьих-то амбиций и только новая порция водки, приглушила это чувство.
— Активность башни возрастает. Мы вынуждены расширить зону оцепления. Это последний шанс проникнуть к ней. Дальше здесь командовать будут другие. Нам доверят только патрулирование периметра. В лучшем случае — паритетное участие в исследованиях. Время упущено.
Бекболат смачно выдал витееватую фразу на родном языке, очевидно, матерного содержания и, не удовлетворившись сказанным, добавил сложное идиоматическое выражение уже по-русски. Его крепкая, смуглая рука потянулась к, еще почти полной, бутылке…
Спалось плохо. Наплывали воспоминания об армейской службе, навеянные отчаянным храпом безмятежно спящих солдат. Простота моих курсантских будней вспоминалась с ностальгией. Как и то, полуголодное, детдомовское отрочество, что предшествовало поступлению в военное училище. Нравился армейский аскетизм, отшлифованный до мелочей предыдущими поколениями. Курсантская задача была впитать этот опыт, довести свое физическое состояние до определенного совершенства, когда заученные до автоматизма действия превращают тебя в грозную боевую единицу на поле боя. Конечно, задача ставилась шире. Ведь из нас ковали офицеров, будущих командиров воинских подразделений, но сколько себя помню, я больше тяготел к физическим нагрузкам и огнестрельным железкам, чем к решению тактических задач. И только благодаря настойчивости моих воспитателей был избавлен от столь наивного заблуждения по поводу военной учебы.
— Без мозгов, ты не солдат, а пушечное мясо! Став офицером, тем более обязан, внушить это своим подчиненным. Боеспособное подразделение, это как крепко сжатый кулак! Командует этим кулаком грамотный офицер, а не безответственный неуч с офицерскими погонами, тычущий растопыренной пятерней в лицо противнику! — внушал нам преподаватель тактики, подполковник Горелов.
— Можно быть отличным тактиком или даже стратегом, но не воспитав при этом толковых солдат, вы обречены на поражение. — вторил ему начальник училища полковник Князев.
Оба были боевыми офицерами, прошли Афганистан. Нам досталась уже на излете — Чечня. Армия разлагалась по безымянным гарнизонам, изредка встряхиваемая командировками на Кавказ. Закончив с отличием военное училище, с недоумением на собственной роже, оказался в тыловых чертогах. Главный штаб тылового снабжения! Мечта карьериста! Когда масштабная отправка, в места не столь отдаленные, очередной партии проворовавшихся снабженцев проредила их стройные ряды; командование, спешным образом, заткнуло образовавшиеся прорехи свежим пополнением из выпускников военных училищ. Хватали всех подряд: главное, чтобы молодые и неопытные; дабы не внести сумятицу в отлаженный механизм воровства, ведь все ключевые фигуры этого доходного занятия оставались на месте, а нужны были очередные «козлы отпущения». Это позже, я разобрался в подоплеке своего назначения, а тогда пребывал в полном унынии и прострации.
Мотался с какими-то бумагами по командировкам, участвовал в бесконечных инспекциях. Вся эта кипучая деятельность проходила словно мимо меня, не задевая не единой струнки в душе. Превратился в исполнительного, оловянного солдатика. Видимо это устраивало мое начальство: все мои рапорты о переводе просто игнорировались. Для поощрения присвоили очередное звание, дали квартиру. Плыть одному, в бумажном кораблике, по спокойному, ленивому течению было невыносимо тягостно и я — женился. Видимо совсем отупел от безнадеги, раз решился на это. Не заладилось сразу: не успели отзвучать свадебные тосты, как посыпались упреки. Служба, командировки — в расчет не брались. Маленькая зарплата, тесная квартира, «…какие дети! Об этом не может быть и речи!», эти темы перемежались с другими: шопинг по модным бутикам, поездка к морю, рестораны, «…я тебе не кухарка — целый день торчать у плиты!». Стал срываться на службе: от одного вида этих ворюг в погонах с души воротило. В назидание был сослан в Чечню, в долгую командировку, где и произошел поворотный момент в моей армейской судьбе.
До сих пор не ведаю, чего привязались эти четверо расхристанных офицеров ко мне в вечерней сизой пелене дыма от аульных очагов. На роль патруля, они мало подходили, так как разило от них перегаром за версту, да и пароль им не был нужен. Один из них, злобно ощерившись, вдруг выхватил нож.
— Что, сука штабная, здесь ошиваешься⁉ Орден на мундирчик примериваешь, а? Вот, я тебе дырочку-то и просверлю…
