Тут меня и перемкнуло. Я словно выплеснул из себя всю накопившуюся горечь паскудного бытия на эту шатию-братию, что нашла себе развлечение посреди чеченского села в лице одинокого штабного офицера. Дрались молча: видно было, что передо мною тертые калачи. Аул был набит военными всех мастей: велась очередная антитеррористическая операция и лишний шум нападавшим был не нужен. Я уже уровнял шансы, отправив в нокаут троих и возился с четвертым, поймав его на удушающий прием. Жилистое, верткое тело силилось вырваться из захвата, пока наконец не обмякло, потеряв сознание.
— Прекратить немедленно! Встать смирно капитан, перед вами полковник!
Я стоял в окружении крепких ребят в масках, явно вернувшихся из вылазки в «зеленку». Передо мной маячил коренастый силуэт полковника, сдернув с себя маску, он почти вплотную приблизил ко мне квадратное, суровое лицо и свистящим, злым шепотом поинтересовался:
— Что за цирк тут устроили… (такой виртуозный мат, я услышал впервые).
Ноздри его хищно затрепетали, принюхиваясь и вдруг: жесткое лицо передо мной расслабилось, желваки на скулах исчезли, а в глазах мелькнула хитринка.
— Все ясно. Этих на «губу», а ты капитан, прогуляйся со мной.
Ребята в масках бесцеремонно, пинками подняли всю четверку и уволокли в густеющие сумерки. Полковник цепкими вопросами вытряс из меня всю скудную биографию, пока дошли до штаба, что располагался в здании бывшего клуба.
Видимо судьба, в лице полковника, сжалилась надо мной и уже, через два дня, я ушел в рейд с его группой. Спецназ ГРУ! Фиг бы, я попал туда, если бы не случай с дракой, да еще трагическая гибель двух ребят из команды полковника. О нем самом ходили легенды: настоящую фамилию мало кто знал; он был то Ивановым, то Васильевым и даже раз — Шишкиным. Я лез из кожи, чтобы оправдать его доверие: одна только мысль о возврате к бумажной канители повергала меня в ужас. Учится тонкостям разведки пришлось в деле и очевидно, я выдержал экзамен, так как был удостоен одобрительной реплики командира, после первого рейда.
— С почином тебя, капитан! Вовремя ты мне подвернулся, вижу — толк из тебя будет.
Недолго музыка играла… Как не бился полковник за мой перевод в свою группу — ничего не вышло. Мое начальство в Москве уперлось, да и ГРУ не стало бодаться с ним. Полковник огреб строгий выговор за самоуправство. Меня, за то, что забросил бумажные дела и пробегал почти три месяца с группой полковника по горам, понизили в звании. Тут, я уже не стал себя сдерживать: высказал этим ворюгам в погонах все, что думаю. В ответ — был отстранен от должности и сослан на Кавказ, командовать ротой отмороженных контрактников. Оставалось только сцепить зубы и заняться делом. Роту, я быстро привел в чувство. Зная все хитрости тыловиков, выбивал из них все, что было положено моим бойцам. Усилия не пропали даром — народ зашевелился. Ведь не от хорошей жизни, они пришли служить по контракту. Вот и обеспечил им достойную службу.
Если они до меня, в большинстве своем, мечтали, как бы дотянуть до окончания сроков контракта, то теперь желающих — резко поубавилось. Службу несли — не абы как: знали, что спуску не дам, но и муштрой не донимал. Каждый знал свой маневр при зачистках, дежурствах на блокпостах или засадах в оцеплении. Добивали разрозненные банды по лесистым горам, выкуривая их из тайных схронов. Все бы ничего, да комбат придурковатый попался: прежнего комиссовали по ранению. Генеральский сынок, мой ровесник, а уже майор и явно прибыл за «цацками» на парадный мундир. Как-то попали в засаду по его вине, так этот «герой» встал столбом посреди дороги в растерянности: кругом пальба, взрывы, а этот, вместо того чтобы командовать, только рот беззвучно разевает. Еле успел отправить его пинком в кювет, как получил очередь из автомата. Только «броник» и спас. Свистнул своим: те сообразили и врассыпную полезли в обход засады, и накрыли боевиков тепленькими. Никто не ушел. Я же побежал в голову колонны к горящей бронемашине, но там уже командовал начштаба: грузовиком сдвинул горящую преграду и выслал вперед разведку.
При движении походной колонны комбат обязан был выслать вперед боевое охранение, тогда не случилось бы этой засады, но он пренебрег этим положением устава, за что батальон поплатился многими раненными, хорошо еще, что никто не погиб, но морду этому хлыщу я, все одно, начистил. Дело замяли, майор отбыл под папино крылышко, нам с начштаба дали по ордену, солдатам медали и досрочную ротацию. Финансисты попытались было зажать боевые выплаты моим ребятам, но я устроил такой хай, что им пришлось, скрепя зубами, отдать все до копеечки. В отместку — продлили мою командировку. Дурачье! Для меня, это было лучшей наградой. Принял под командование прибывшую на замену некомплектную роту морских пехотинцев, тоже контрактников. Успел смотаться в отпуск, под завязку наполненный упреками жены и, с облегчением вернулся в Чечню, где окунулся в привычную боевую обстановку. Для местного начальства, я, конечно, был занозой в заднице, но оно вынуждено терпело, так как никто лучше меня не приводил в чувство бойцов, прибывших на замену. Хотя рецепт простой: дай им то, что положено, а уж потом прикажи выполнить то, что нужно. Диалектика, мать-перемать ее!
Глава 9
Поди туда, не зная куда…
Ящики с нашими костюмами хранились в ангаре технической группы. Мы с Самохиным перенесли часть из них в переходной тамбур, ведущий к трубе.
— Лен, ты уверена, что хочешь пойти с нами? — спросил Петрович глядя на девушку хитрым прищуром.
— Не валяй дурака Коля. Я лучше лишний раз опробую костюм, чем просижу пару часов на очередном совещании Емельянова.
— Ну, смотри, сама напросилась. Дамы вперед.
Самохин распаковал первый костюм и пронес его в стерильное помещение за ширму.
— Если вдруг возникнут вопросы, обращайся. Безопасность превыше всего. И без самодеятельности! — обратился он к Лене, искоса поглядывая на то, как она легко и без капли стеснения скидывает с себя верхнюю одежду.
Во мне не было волнения. Даже какой-то азарт. Я долго ждал этого момента, надеялся, что первый выход хоть немного прояснит ситуацию, прямо по поговорке: «лучше раз увидеть, чем сто раз услышать».
— Сколько до смены цикла? — спросил Петрович, подтягивая к трубе, где стояла вагонетка, тяжелый пластиковый ящик.
— Не меньше часа, — ответил я, проверяя крепления на костюме.
— Если что, переждем смену цикла в первом бункере. Он хорошо защищен, так что уверен, проблем не будет. Все, пора! Выдвигаемся. Время не ждет.
Прежде, чем усадить нас на платформу с мотором, Петрович сам проверил все крепления и клапаны на костюме. Сверил показания приборов, датчиков и, лишь после этого, дал «добро». Кое-как втиснувшись между ящиков на узкое сиденье, мы, наконец, были готовы стартовать.
При постройке этого транспортного тоннеля о комфорте заботились в последнюю очередь. Платформа была очень узкой. Сидеть на этой доске с колесиками приходилось как на санках, вытянув ноги вперед. Усиленная лишь стальной рамой и мягким уплотнителем, тележка вмещала не больше четырех человек. Не представляю, как размещать здесь оборудование и снаряжение, которое еще только предстояло переправить по этой трубе к последнему бункеру. Уверен, что на подобные челночные ходки уйдет еще не меньше недели, если только Петрович чего-нибудь не наколдует.
Четыре мощные фары осветили первые несколько секций тоннеля. Заурчал двигатель на холостых оборотах, тележка было покатилась вперед, но Самохин ее придержал, проверяя ручной тормоз.
— Итак, лежим тихо, держимся крепко. Ехать далеко, так что наберитесь терпения. Ну, все! С Богом!
Загудела гидравлика, закрывая люк тоннеля. Петрович отключил ручник и стал легонько раскатываться. Тележка плавно заскользила по трубе, медленно набирая скорость. В какой-то момент техник включил привод от двигателя, и мы стали заметно ускоряться. По заверениям Самохина максимальная скорость, которую может развить эта штуковина не больше сорока пяти километров в час, но лежа на тележке, чувствуя спиной каждую неровность и сварочные швы, мне казалось, что мы несемся на полной сотне. Впечатления от необычной поездки радовали только первые десять минут. Потом от непрерывного шума и вибрации становилось дискомфортно. Под конец пути я уже с нетерпением ждал, когда же закончится, этот чертов тоннель. В темноте, без ориентиров и контрольных точек, трудно было понять, сколько мы проехали, и сколько еще должны отмахать. Тележка на резиновых колесиках то ускорялась, то притормаживала. В момент, когда Самохин отключил двигатель и стал подтягивать рукоятку тормоза, я понял, что уже с трудом выношу последние метры перед первым бункером. Не ожидал, что такое путешествие окажется занудным и совершенно некомфортным. Но вспоминая свое же собственное выражение «лучше плохо ехать, чем хорошо идти», я успокоился и не стал высказывать Петровичу все впечатления, что накопились во время поездки. Тело под костюмом зудело, от сорокаминутной тряски, стекло шлема и передняя часть защитной ячеистой кирасы покрылись серо-красной пылью.
