Народу в помещении собралось прилично, причём, судя по внешнему виду, в славный Пражский Град нынче наехала не босота какая–то, а в основном солидные господа достатка среднего, ну, или чуть повыше. Однако господский подиум пустовал, из чего я легко — пообтёрся уже за полгода! — сделал вывод, что, кроме отца и сына Жбанов, ни одного пана или земана, равно как и священников высокого ранга на постоялом дворе не случилось. Оно и к лучшему: иному пану хмель в голову ударит, взыграет дворянский гонор — да и прицепится, не дай бог, к приезжему господину из провинции. Вот только поединков нам и не хватало пока в этой поездочке!
Посетители постоялого двора делились на несколько категорий. В основном здесь были иногородние купцы, либо их приказчики, привёзшие в бывшую столицу королевства свои товары на продажу. Ввиду вечернего времени торговля на рынке уже прекратилась и приезжие позажиточнее вернулись, чтобы, отужинав, заночевать в возможном комфорте. Отдельной группой за одним столом разместилось полдюжины молодых людей, то и дело возглашавших здравицы на чистом нижненемецком. Судя по обрывкам фраз — чествовали они своего приятеля, сидевшего во главе стола в забавной квадратной шапочке со скруглёнными углами и красной накидке–мантии, который возвратился после нескольких лет отсутствия из Болоньи. Правда, я не понял, за каким чёртом его туда носило через охваченную перманентной войной Европу, однако, судя по горделиво–довольному виду, съездил человек недаром…
К третьей категории относились четверо постояльцев, при взгляде на которых только абсолютно несведущий человек не распознал бы воинов. Потёртые кожаные куртки под накинутыми на плечи плащами с меховым подбоем, разношенные сапоги с торчащими из–за голенищ черенками ножей, большие кошели, мирно соседствующие на широких украшенных медными бляхами поясах с кинжалами, толстая серебряная цепь, при взгляде на которую затосковал бы любой дворовый Бобик, на груди предводителя, гордые прямые взгляды… Не то чьи–то охранники, не то просто вольные ландскнехты. Учитывая отсутствие на виду походных сум и длинномерного оружия вроде сокирок или сулиц — прибыли они на постоялый двор не только что и, похоже, не стремятся покинуть на ночь глядя гостеприимное здание. Оно и понятно: Прага — город по нынешним временам большой, тысяч под двадцать душ… Хотя что это я? Средневековая христианская церковь наличие душ у лиц женского пола вроде бы ставит под сомнение, так что делим напополам…
Прошествовав к 'господскому столу', Ян Жбан и Франта с присущей солидным посетителям основательностью взгромоздились на лавки. Остальные члены нашего отряда, включая меня, разместились за столом для простолюдинов. Словно почуяв денежный дух, хозяин живой ногою оказался рядом с земаном, склонившись в поклоне, приличествующем гражанину перед паном, но ни вершком ниже, чем требовалось. Обычной для многих работников ресторанно–гостиничной сферы двадцать первого века лакейски–заискивающей улыбочки я тоже не заметил, отчего проникся к пражскому коллеге некоторым уважением.
— Вечер добрый, панове! Что паны желают: жильё на три дня, на седмицу, или просто заночевать? Есть палата для панов в верхнем жиле, где отыщется место и кметям, есть и отдельная, на три ложа. Тогда пановы кмети смогут ночевать здесь, внизу. Слуг же размещу в амбаре: так оно и дешевле станет…
— Что? Уж не хочешь ли ты сказать, что при надобности я не смогу купить весь твой странноприимный дом целиком? Слуги останутся при нас, и никто не посмеет указывать, где я должен размещать своих людей!
'Гм… Где–то я нечто подобное слышал… 'Я приехал в Париж, имея в кармане два экю, но готов был бросить вызов всякому, усомнившемуся, что я могу купить Лувр!'… Похоже, Дюма–папа хорошо понимал неизменный дворянский гонор голоштанных гасконских шевалье. В нашем случае — богемских земанов…'
— Как будет угодно пану — поклонился содержатель постоялого двора. — Значит, пану желательно занять помещение в верхнем жиле, на всю свиту…
— Да, клянусь святым Яном! Мои люди будут рядом со мной, на отдыхе так же, как были рядом в бою!
Истинная правда, пан! Сразу видно: все ваши люди, как и сами паны — настоящие хрдины! Но и храбрецам нужно что–то кушать. Распорядитесь послать за пищей и пивом? Или, может, паны желают для себя вина из влошских земель?
— Пива! Светлого по кувшину каждому! А нам — по два! И рыбы жареной побольше, с редькой и кашей. И лошадей наших пусть напоят, покормят и вычистят!
— Будет исполнено, светлый пан! Сей же час пошлю за вашей трапезой. Сорок три хеллера извольте вперёд, а семьдесят за помещение — поутру. За конюшню для лошадок в день по пять хеллеров с головы — с одним сеном, без овса. С зерном — по восемь.
— Что же, почтённый, вынужден признать, расценки у тебя справедливы, хотя знавал я и подешевле. — Земан развязал шнур кошеля и принялся одну за одной выкладывать на стол монеты. — Вот тебе пока на три дня вперёд, а к Рождеству будет видно, останемся ли мы тут альбо найдём другое местечко…
— Как будет угодно светлому пану! Не соблаговолит ли пан назвать своё имя, дабы внести его в список живущих у меня? Ныне городской совет требует строгого учёта всех приезжих…
— Охотно. Хотя я и не понимаю, зачем это нужно вашим ратманам, но стыдиться своего имени мне незачем. Я — Ян Жбан из Лоуни, Это — мой сын Франциск, а это всё — мои люди. Надеюсь, перечислять каждого нужды нет?
С тем же полным достоинства поклоном содержатель постоялого двора качнул головой:
— Если светлый пан не собирается распускать своих людей для жительства в разных местах — то будет достаточно только их количества. Всё едино: за проступки слуг несут ответ хозяева, а вольный сам отвечает за себя.
— Разумно и справедливо. А скажи–ка мне, любезный: те славные люди, что сидят вон там — Жбан кивком указал на четверых воинов — они тоже чьи–то или же они отвечают за себя сами?
— О, насколько я могу судить, они вполне самостоятельны. Нынче пошла третья неделя, как они проживают у меня после возвращения из похода. Но если светлый пан надеется купить их службу, то пусть здраво оценит содержимое своего кошеля. Эти схизматы за две недели потратили уже четыре марки, да ещё полмарки уплатили за то, что выкинули отсюда, схватив за руки и за ноги, предварительно раскачавши какого–то проповедника. Не монаха, а одного из тех, кто вечно досаждает честным людям глупым вопросом 'Верите ли вы в бога, как верю в него я?'
— Ха! Поистине, славные ребята, клянусь святым Яном!! Да ещё и добряки: с подобными еретиками в моих краях поступают гораздо суровей. Счастливчиком почитает себя тот, кого не обмазали смолой и не вываляли в гнилой соломе с разваленной кровли! Передай им от меня за такое доброе дело по хорошей кружке чёрного пива! После всё вместе перечтёшь.
— Слушаю, ясный пан.
— Ну, так ступай же!
Вновь отвесив полный достоинства сдержанный поклон, хозяин заведения удалился. Спустя несколько минут исчезнувшие было за дверью подростки вернулись, нагруженные весьма приличными плетёными корзинами, подвешенными попарно как к коромыслам, к оструганным палкам. Доволокши свою ношу до наших столов, парни споро принялись извлекать пивные кувшины, неплотно заткнутые керамическими пробками. Вслед за пивом перед нами появились лукошки с обжаренными на углях рыбами и редькой. Каша была подана в глиняных же мисках, и лишь на господском столе появились обычные здесь плоские лепёшки, заменяющие тарелки, да и каша в них явно была сдобрена каким–то соусом. Ничего не поделаешь: классовое неравенство, однако…
Пиво оказалось отличным, рыба — свежей. Впрочем, на этом плюсы местной пищи и заканчивались. Как человек, отведавший за свою жизнь множество разных блюд и содержатель трактира, я был разочарован. Ни соли, ни масла в каше не ощущалось, рыба местами пережарилась, вялая редька хрустела на зубах песком, в котором её сохраняли на зиму. Но, как говорится, на халяву и уксус сладкий, да и предъявлять претензии — это значит выделяться из общей массы жующего народа. А лишняя 'засветка', учитывая моё поручение, сейчас свершено не нежна! Так что кушай, Макс, не обляпайся!
Пока мы вкушали от щедрот пражских поваров и пивоваров, распоряжение земана было исполнено и на столе у четвёрки расслабляющихся воинов появились большие глиняные кружки, как пасхальные куличи глазурью светлеющие пенными шапками. Те восприняли нежданное угощение как само собой разумеющееся и не оставили его без внимания, с аппетитом приникнув к душистому напитку. Понятное дело: дают — бери, бьют — беги. Хотя такие орясины чтоб побежали? Эт вряд ли. Такие сами кого хочешь прибьют, при отсутствии у противника численного преимущества.
Спустя минут сорок покончили с обедом. А куда спешить? Ритм жизни в Средневековье несравним с привычным мне: ни тебе машин, ни тебе скоростного интернета, ни поездов–самолётов… Да что там: и часов нормальных за всё то время, пока я тут обретаюсь, встречать не довелось ни разу! Песочные в наличии — только не из стекла, а в виде кожаной воронки, установленной над чашей, куда сыплется песок — водяные клепсидры тоже имеют место быть, солнечные на городских площадях также изредка попадаются. А вот механические отсутствуют как класс.
