даже две: нижняя, стационарная и верхняя, откидывающаяся по типу верхних полок в поездах. Я показал пальцем на верхнюю, и водитель кивнул, бормоча что-то ободряющее. Залазь, короче, будь как дома.
Меня снова потряхивало мелкой дрожью. Да и боялся я проколоться на какой-нибудь фигне, так что забрался наверх сразу, задёрнулся шторкой, задвинул рюкзак поглубже в угол, обмотав на всякий случай лямками запястье. Бубнило и пело радио, но мне было глубоко наплевать. После нервов меня всегда рубит страшно.
РАЗМЫШЛИЗМЫ
Олька. Психушка. Детское отделение № 2. Воскресенье, 5 июля. В Иркутске 11:10.
Время я увидела над столом сестринского поста. Про воскресенье узнала из ворчания нянечки. Да я прям шпион! А если кроме шуток, здорово я в отрубе провалялась, что скажешь.
Я даже не знаю, хорошо это, что меня перевели в более «благополучное» отделение, или плохо. Там хоть все лежали или по кроватям сидели. А тут… Вокруг бродили странные дети. Кажется, тоже только девочки, хотя не поручусь. Некоторые бритые почти под ноль, худые, не разберёшь. Кое-кто останавливался возле нового объекта — меня — рассматривал с недалёким интересом, запихав от наплыва сосредоточенности пальцы в рот. Из дальнего угла подошла девочка, ахнула:
— Ай-яй-яй! Как же ты замарала тапочки! Придётся тебе их стирать! Придёт мама, заругает. Нельзя по грязи ходить!
Штырит девочку, крандец. А вот это, если грязь видишь, где её нет — тоже галюцинации? Шизофрения или как? Никогда особо психиатрией не увлекалась…
— Тонька! — прикрикнула дежурная санитарка, и девчонка (видимо, она и была Тонька) тут же бросила меня и вернулась в свой уголок, уселась на кровать. Хватило её ненадолго. Минут пять — и она снова кому-то выговаривала за грязные тапочки. Но меня это уже волновало мало. Я раздумывала о превратностях судьбы, и моя постхимическая меланхолия становилась всё более чёрной.
Кто такие были эти мужики, которые помогали психиатрине меня сюда упаковать? Нет, понятно, что какие-то спецслужбисты. Какие? Почему вдруг? Внутренние игрища? Или шпионские? На чужую разведку работают? На наших из какой-то внутренней противостоящей группировки? На диссидентов типа продажного Солжа? На чёрных предпринимателей? Тупо на бандитов?
Я поёжилась. Не хотелось бы мне, чтоб меня тут где-нибудь по-тихой придушили. Скорей бы уж Вовка вернулся со своих высокопоставленных бесед…
КОМУ ВЫГОДНО?
Нам не товарищи. Суббота, 4 июля, около 20.00 по времени Калифорнии.
— Господин полковник, сэр, получены новости по авто.
— Докладывайте.
— Машина брошена на стоянке у Даннигана, на Вестсайдском шоссе. В салоне обнаружены следы стрельбы и замытой крови. Поиск группы и объекта продолжается.
Он выпроводил секретаря и пустым взглядом уставился в стол.
Кто?
Кто-то знал, что особо ценный объект будет транспортироваться фургоном, замаскированным под скорую, и каким-то образом (вопреки строжайшим инструкциям!) вынудил её остановиться. Не так уж много людей было в курсе операции. Кто из них сливает? И кому?
Советам? Тогда почему коммунисты вообще дали пацану покинуть пределы страны?
«Друзьям»? Моссад вряд ли рискнёт переть против хозяина. А вот МИ-6… те могут. По-дружески.
Или похищение организовал кто-то из группы?
Кто?
И кому можно продать пацана из будущего?
Да кому угодно, на самом деле. Кому угодно, у кого достаточно денег за это заплатить, хотя бы мексиканским картелям…
ВОТ ЭТО НИ ХРЕНА СЕБЕ!
Олька, 5 июля, 13.00. К сожалению, всё та же психушка.
Всё утро я бродила туда-сюда по унылому коридору второго отделения и размышляла на тему: как тут всё тоскливо. Видимо, это из тех соображений, чтобы детишек ничто случайно не возбудило. Они и так вон…
Неожиданно весёлые голоса перебили ход моих мыслей. У дверей сестринской стояла санитарка и разговаривала с кем-то внутри. Суть беседы состояла в том, что в больнице появились сразу три новых санитара. Симпатичные мужики, только неразговорчивые. Двое внизу дежурят, а один почему-то на этом этаже, да не внутри отделения, а за дверями, чего там смотреть-то…
Я покрутилась вокруг, но ничего более содержательного не услышала. Да, в принципе, чего там слышать. Усиленно караулят, значицца. Переживают, как бы я лыжи не смазала. Я же прям ух какая шпионка.
Потом прошёл обед (три вида пресной баланды), и теперь я сильно рассчитывала, что Вова вернётся из Москвы раньше, чем я двину кони на местных харчах. Переживать приходилось лёжа, потому как — тихий час, а кто против — тому таблеточку. Я была против таблеточек, поэтому лежала тихо.
Скрипнула дверь, и в палату заглянула вчерашняя Маша:
— О! Не спит!
— Ты чего ещё? — сердито проворчала санитарка.
— Так вон, новенькую сказали к главврачу отвести.
— Чего это? — удивилась санитарка. — Сончас же?
— Срочное! — важно сказала Маша и подошла к моей койке: — Пошли!
Спорить в таком случае бесполезно. К тому же, если уж срочное, быть может, хоть кто-то наконец-то даст мне ответы на мои вопросы. Хотя бы на некоторые.
В кабинете главврача (не того зав. отделением, к которому я с утра ходила, а совсем главного) было солидно. Заседательные полированные столы, хрустальные графины, тяжёлые стулья с бордовой обивкой. И главврач наличествовал, прямо в выходной день — поразительно! Должно быть, тот, кто заставил его прийти на работу в воскресенье, привёл весьма весомые аргументы.
За столом меня поджидал гость — дядька с невыразительным лицом. А у двери караулили два санитара. Судя по выправке, тех самых «новеньких».
— Куда её? — неуверенно спросила Маша.
Главный врач, мужчина крупный и уверенный, величественно взмахнул рукой:
— Идите, идите, мы разберёмся, — и мне: — Присаживайся вот сюда, на стульчик.
— Благодарствуйте, — сказала я и присела напротив «гостя», без особого, впрочем, энтузиазма. Мужик был мне абсолютно незнаком. И не был ли он, вообще-то, первопричиной моих злоключений?
— Здравствуйте, — бесцветно сказал тот.
— Здоровей видали, — в тон ему ответила я.
— Милочка, не стоит так разговаривать со взрослыми, — начал главврач.
— Вы бы сходили, отделения проверили, — любезно предложил ему «гость», — мы сами побеседуем.
— Но как же…
— Идите-идите, — бесцветный покивал, полностью уверенный в том, что возражать ему главврач не посмеет.
Мы остались в кабинете одни, и дядя перестал прикидываться:
— Итак, Ольга Александровна, как давно вы вступили в переговоры с агентами иностранной разведки?
Простите меня, но это было так неожиданно, что у меня совершенно не к месту и не вовремя вырвалось:
— Дядя, ты дурак?
Дядя посмотрел на меня холодно:
— Кто, помимо майора Степанишина, известен вам из посредников между вашим мужем и центральным разведывательным управлением Соединённых Штатов?
Челюсть у меня отвалилась. Что вообще?
— В ваших интересах давать правдивые показания, Ольга Александровна. Как давно ваш муж
