катушки вполне можно в перезерватив завернуть. С этой мыслью я купил фотоаппарат, двенадцать плёнок к нему и двенадцать же самых больших презервативов. Чёрных, чтобы повысить защищённость плёнки от случайного засвета.
Кассирша посмотрела на меня с интересом.
Плёнку я сразу зарядил, сфотал эту стоянку, машины и троих дальнобойщиков, которые радостно позировали на фоне своих фур и показывали большие пальцы вверх.
Я РАЗМЫШЛЯЮ О МУЗЫКЕ
Олька. Не знаю, какой день. Возможно, всё ещё воскресенье, но в окнах темно.
Можно было драматически написать «в зарешёченных окнах», но тут, в психушке, все окна помещений для больных зарешёчены. Потому что — мало ли, а вдруг полезут или, ещё хуже того — выпрыгнут?
Радовало отсутствие тошнотворных запахов. И кровать, помимо моей, была всего одна, и та пустая. В мою привязанную руку была воткнута игла, от неё шла трубка к капельнице. Что-то капало. Ме-е-едленно. Спасибо, хоть тут не торопятся и соблюдают регламент. А то знаю я любителей «побыстрее влить», а что потом с сосудами у пациента творится, никого не колышет.
Я тупо таращилась на капли, прокручивая в голове недавний разговор.
Подставили моего мужика. Так подставили, что приличных слов в голове не хватало.
Я не могла придумать, что теперь делать. Ничего. Разве что умереть окончательно. Я была уверена, что могу, но что-то меня останавливало. Вовка. Я чувствовала, что он ещё здесь.
Откуда-то из глубин сознания всплыла старая песня Андреа Бочелли — «Con te partiro» [13]. Не знаю, написана она уже здесь или нет, никогда не задавалась этим вопросом. Помню, как в первый раз узнала перевод и плакала.
Потому что она была про нас.
Quando sono, solo
Sogno all’orizzonte,
E mancan le parole.
Sì, lo so che non c’è luce
In una stanza quando manca il sole,
Se non ci sei tu con me, con me…
Su le finestre,
Mostra a tutti il mio cuore,
Che hai acceso.
Chiudi dentro me
La luce che
Hai incontrato per strada.
Time to say goodbye…
Paesi che non ho mai
Veduto e vissuto con te —
Adesso sì, li vivrò
Con te partirò
Su navi per mari,
Che io lo so.
No, no, non esistono più…
It’s time to say goodbye… [14]
Слова снова сливались в неразборчивый поток. Одни образы, одни картинки. Что будет, если я так и останусь — тварью бессловесной? Ни сказать, ни понять? Слов не осталось совсем, только музыка — прекрасная, как дыхание океана. Я закрыла глаза и слушала её внутри себя.
И когда кто-то зашёл, считал мой пульс и брякал капельницей, я не подала никаких признаков присутствия. Меня тут нет.
08. СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЕ АМЕРИКАНСКИЕ ШТАТЫ
ПО ПЯТОЙ ЛИНИИ, ДЕНЬ ВТОРОЙ
Вовка. Штаты Орегон-Вашингтон, США. Воскресенье, 5 июля.
Надо сказать, покупка ножей и фотоаппарата меня здорово воодушевила, а рюкзак ещё потяжелел. Решив, что буду фотографировать всё подряд (как говорил кот Матроскин, «для отчётности»), я снова забрался на верхнюю полку, достал атлас дорог, долго разглядывал подробную карту штата Вашингтон — того, что на нужном мне куске границы Канады. Выяснил, что Ванкувер — не просто приграничный канадский город, а прям приграничнее некуда, буквально прилеплен с севера по линии границы. А с юга практически напротив него сидит пиндосский Беллингхем. Или надо говорить «Беллингем»? «Беллинхем»? Хрен знает, короче. Но город есть и, судя по кружку, не сильно маленький. Значит, туда я как бы и еду. Гоу хоум, типа того.
Около двух часов снова останавливались поесть — почти уже в Сиэтле. Ещё раз убедился, что кофе в Америке повсеместно варить не умеют. Уж во всяком случае, в таких вот придорожных харчевнях. Жуткая бурда.
Дядька-шофёр встретил знакомых. Мужики о чём-то трепались, хохотали, потом вдруг вспомнили про молча уничтожающего яичницу с беконом меня, начали говорить что-то ободряющее, хлопать по плечам. Надеюсь, это они про то, что я к вечеру буду «дома». Я вежливо улыбнулся, поскорее добил порцию и свалил на стоянку.
Здесь тоже был магазин, я зашёл, поглазел на прилавки. Есть смысл тащить с собой продукты? Если только совсем не портящиеся. Колбасы сырокопчёной взять? Я прикинул, как она будет благоухать на всю кабину, и отказался от этой идеи. Возникнут вопросы: чего это я перед самым домом долгоиграющей жратвой запасаюсь? Надо чего-нибудь более нейтрального. О! За спиной у продавщицы вся стенка была обвешана упаковками с орешками и всякими сухофруктами. Взял несколько пачек разных. Калорийно и не очень тяжело.
В Сиэтле, да и во многих других городах, которые проезжали, скоростная трасса пёрла прямо через центр. Интересно, кто такое придумал? Почему не в объезд? В каждой избушке свои погремушки. Сиэтл — приличный по размеру город. Насколько я понимаю, не миллионник, но центр высотный, такой типичный американский деловой район. Очень много рекламы, от обилия которой я в Союзе уже успел отвыкнуть. Машин тоже заметно больше чем у нас, тут мы отстаём. Улицы были полны «американской классики» — всё квадратное, большое, с прожорливыми моторами. Древность, для меня-то, но любопытно всё же вживую поглазеть. А Олька бы на моём месте вся извозмущалась, не любит она огромные капоты и гигантские движки, нерационально это всё, говорит.
Как народ живёт, на таких скоростях рассмотреть удавалось не очень, но общее впечатление, что засилья бомжей пока не наблюдается — так, кое-когда мелькают палатки по окраинам. Толп митингующих тоже не видел (насколько это вообще вероятно, пролетая через город, разглядеть?).
Не успел я об этом подумать, как на открывшемся между рядами высотных домов проспекте показалось шествие с плакатами. Чего хотели, понятное дело, не разглядеть. В основном молодёжь, все строго белые. На тумбе чего-то орал парень с мегафоном. Многоэтажка скрыла демонстрацию. Шофер даже не обратил на митингующих внимания. Ну, дескать, орут и орут.
Кинулось в глаза: многие опоры и арки дорожных конструкций сплошь измалёваны граффити. Есть приличные, прям картины, но большинство — фуфло понтовое или просто матерные надписи. В настенных лозунгах преобладал американский «фак». Совсем они тут без фантазии.
Местность, судя по растительности, подступающей к дороге, становилась всё более привычно-северной. Вообще, за эти сутки пейзажей я насмотрелся всяких. И плоских, и холмистых, и горы с реками проскакивали. Но голова
